Седьмая жена - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Ефимов cтр.№ 57

Нужно ловить рыбу. Но на что? Даже Пабло-Педро не сможет теперь отрезать от себя ни кусочка. Его первая рана до сих пор не зажила. Вся кожа покрыта трещинами и язвами. Он предложил отрезать палец у лодочного подкидыша. Но Линь Чжан достала пистолет и не дала ему. Да и все равно, не видно рыб. Ни кораблей. Мы в какой-то мертвой зоне. Несет по-прежнему на восток.

17 июля

У всех у нас появились какие-то странные ужимки. Мы вдруг начинаем облизывать собственные плечи, руки, колени. Или скрести ногтями палубу. Или прихлопывать ладонью скользящие тени. Или почесываться спиной и боками об углы рубки. А сегодня я увидел, как капитан стал на четвереньки и начал подкрадываться к птице олуше, усевшейся на носу «Вавилонии». Боюсь, все это – действие «Завтрака мурлыки».

Пабло-Педро пытался подстрелить олушу из пистолета. Промахнулся. У нас остался последний патрон.

В тот первый день в горах Антон и Джил решили дать дятлам время успокоиться. Закрыли все окна и отправились гулять. Кустарник в густом лесу цеплял их колючками беззлобно, но привязчиво, как нищий, просящий уже не денег, а хотя бы внимания. Зеленые треугольнички чьих-то блудных семян вцеплялись в одежду.

Они вышли на берег речки. Каждый камень был одет в кружевной бурлящий воротник. Антон прихватил с собой удочку, найденную в сарае. Они вошли в мелкую воду и побрели вверх по течению. Вода обжимала резиновый сапог, дергала ногу назад на каждом шагу. Упрятанный в красивую пушинку крючок плясал в волнах где-то далеко сзади. Зеленые треугольнички срывались в воду, как зазевавшиеся безбилетники, пропустившие свою станцию. Ветки спускались к самым их лицам, красовались первыми желтыми листочками.

Джил ойкнула и выпустила из рук удилище. Оно нырнуло раз, другой, поплыло прочь, но быстро застряло в камнях. Антон догнал его, вырвал из воды, начал крутить катушку. Рыба сидела прочно. Она плеснула в десяти метрах. Она казалась огромной. Удилище перегибалось дугой. Антон пятился к берегу. Где-то сбоку повизгивала Джил. Натянутая леса ходила вправо-влево, как маятник. В последний момент неумелые руки рванули удилище с такой силой, что раздувшаяся от противоборства форель вылетела из воды, описала сверкающую дугу, забилась в ветвях прибрежной сосны.

– Отпустим, пожалуйста, давай отпустим ее, – умоляла Джил, прыгая под сосной.

– Еще чего, – отмахнулся Антон. – Этих форелей отпускать нельзя – ты разве не знаешь? Если их тронешь рукой, они все равно потом погибают.

Он осторожно ослабил леску, приспустил бьющуюся рыбу на траву, упал рядом на колени, накрыл ладонями, снял с крючка. Вырванная из струи, она совсем не казалась такой тяжелой и сильной. Пожалуй, меньше фунта. И все же сердце у него колотилось.

Кажется, они нарушили закон. На ловлю рыбы в реках и озерах нужно покупать разрешение. Кажется, за форель надо доплачивать отдельно, покупать специальную марку. Они были преступниками вдвойне – бежавшими от своих семей, от адвокатов, вольно разбойничающими в лесах. Но он не боялся. Мир вокруг был так прекрасно безлюден, так полон своей бесчеловечной волшебной жизни. В нем бурлили реки, носились птицы, зрели и осыпались семена, гусеницы превращались в бабочек, личинки – в стрекоз. В нем раскачивались сосны, колыхалась трава, горы неслись на фоне сверкающих облаков.

Переливающаяся точка «сейчас» была пронизана тысячью трепетных лучей, протянутых из вчера в завтра, и это наполняло ее пульсирующим, гудящим сиянием. Какой вздор – толки о нашем одиночестве внутри этой сияющей точки! Разве не ясно, что весь мир трепещет в ней вместе с нами и дятлы, запасающие желуди в недоступном для них бачке, – такие же смелые и самоотверженные бойцы со своим Горемыка-лом, как и он – ковбой перед зеркалом Прошлого, стрелок в чащобу Грядущего. И даже каждая из миллионов смертей, совершающихся ежечасно в мире, презрительно равнодушном к справедливости, звенела не тишиной, а трепетной, волнующей нотой, отдавалась затухающими толчками рыбы-недотроги, засунутой в карман куртки.

Он встал с колен и сделал шаг к Джил. Впервые он не чувствовал в горле жадной любовной горошины, и впервые она не была ему нужна. Они были одно. Они были сообщники во всем, во всем. Людские законы, людские предрассудки, людские болезни, дорогостоящие людские страхи, жара городов, толчея аэропортов, тишина больниц, грохот вагонов, кусачие «нады» всех пород и оттенков казались безопасно далекими, дремуче залесными, ничтожно загорными.

Он сделал еще шаг, обошел ее сзади, взял за локти. Он вытянул шею по-оленьи далеко вперед и положил подбородок ей на плечо. Прижался щекой к растрепанным волосам и сказал медленно и внятно:

– Я хочу… Я предлагаю… Я очень прошу тебя стать моей женой.

Она замерла на целую вечность, уставясь прямо перед собой на мотающиеся в воде ветки кустов. Потом глубоко вздохнула и сказала, так же внятно выговаривая слова:

– Я знаю… Я буду… Я очень хочу стать твоей женой… Но я должна просить… Это не условие, но… Мне нужны две вещи…

– Я на все согласен.

– Нет, подожди. Первое нетрудно… Но все же… Не сердись… Могу я узнать… Ты скажешь мне точно мой порядковый номер?

– Пятая. Ты будешь моей пятой и – клянусь – последней женой.

– Второе условие труднее…

– Я справлюсь.

– Ты не должен будешь никогда, никогда… Я знаю, что мужчине это очень тяжело, почти невозможно… Но если ты хочешь, чтобы мы были вместе…

Она подняла руку и крепко ухватилась за сосновые иголки.

– …ты не будешь никогда от меня требовать… или безмолвно ждать… или показывать, что тебе это нужно… чтобы я была или хотя бы выглядела счастливой. Потому что это единственное, чего я совсем, совсем не умею.

18 июля

Кончились консервы, кончилась питьевая вода. Зато в трюме вода только прибывает. Мы вычерпываем из последних сил. Пабло-Педро упал в обморок. Он был самый худой, и его энергетические резервы кончились раньше, чем у нас. Я отнес его в каюту. Он начал бредить по-испански. Но при этом улыбался. Потом пришел в себя. Ухватил меня за отросшую бороду. И сказал по-английски, с каким-то горячечным удовлетворением: «Ну, теперь-то ты видишь, что мы до смеху и до смерти равны, равны, равны?»

19 июля

Линь Чжан тоже слегла. Она вычерпывала кастрюлькой. Теперь мы вычерпываем воду вдвоем. Я и капитан. Я зачерпываю черепашьим панцирем, передаю ему наверх. Капитан относит к борту и выливает. Потом меняемся. Спим ночью три часа. За это время уровень воды в трюме поднимается. Долго мы не продержимся. Подходит к концу наша Большая Тренировка. Пабло-Педро прав – мы все равны перед лицом Главного Тренера. Вся наша обросшая, хилая, голодная, драная земная команда. Но цель? Какова же была Его цель? На какое состязание Он хотел послать нас? И с кем?

20 июля

«Вавилонию» начинает качать. Видимо, надвигается новый шторм. Вычерпывать невозможно. Вода уже по колено. Ольга, родная, если бы в тот день, когда мы впервые… Но все же как хорошо… За одно я благодарен судьбе: что мне не довелось пережить никого из любимых…