Мне страшно. Слишком тонок оказался налет цивилизованности. Сначала нас, каждого по отдельности, довели до животного состояния постоянными угрозами, публичными пытками и издевательствами. Кто-то не сумел вынести физической боли, иные, поначалу храбрившиеся, рассуждавшие о собственной значимости в научном мире, о спецслужбах, которые непременно вызволят их, сломались, потеряли надежду.
В Центральной Африке, на территории временного перевалочного пункта, где мы впервые увидели друг друга, многие воспряли духом. После длительного периода изоляции каждый почувствовал себя много лучше: нам, сломленным поодиночке, грезилось, что вместе мы сумеем придумать способ бежать или хотя бы дать знать о бедственном положении, в котором оказались.
Лагерь охраняют наемники. Они совершенно нелюдимы, но подчинены жестокой дисциплине. За любое нарушение – смерть.
Смотрю на них и думаю: наши правительства могли бы проводить иную политику. Вместо того чтобы вести мир к развалу и хаосу, тратить миллиарды на политические интриги и явные авантюры, следовало бы позаботиться об общем уровне благосостояния и образованности народов, населяющих Землю.
После того, что со мной сделали, подобные мысли не кажутся наивными. Бессмысленные издевательства, которым я подвергся, не только уничтожили мою волю, но и стерли многие иллюзии. Мы обречены. Мир обречен. Не знаю, какие цели ставят перед собой захватившие нас нелюди, но они чувствуют себя абсолютными хозяевами ситуации. Пользуясь техническими достижениями цивилизации, они плевать хотели на любой из законов цивилизованного мира. Мне страшно. Грубая, звериная сила ломает тонкие перегородки сознания, уничтожает иллюзии, порождая стойкое чувство безысходности.
Я спрашиваю себя: почему и как это стало возможным?
Ответ прост и плавает на поверхности: полвека политики двойных стандартов и откровенного двурушничества породили иллюзию безнаказанности у многих группировок, действовавших под крылом правительств ряда стран. Мы сами вскормили новый штамм чумы. Чумы моральной. Особенно четко это видно отсюда – с самого дна бездны, куда пришлось упасть.
25 октября.
Веду дневник.
Мой прошлый ужас – ничто по сравнению с только что пережитым.
Наш план побега раскрыт. Оказывается, среди нас находились провокаторы. Всех выгнали из бараков, построили на пыльном плацу, затем совершенно озверевшие наемники по приказу бледного сухощавого «джентльмена» европейской наружности выгнали из строя каждого пятого.
Их расстреляли на наших глазах.
Мои руки дрожат. Я едва удерживаю в пальцах огрызок карандаша.
Их убивали без всякой жалости, зверски, с наслаждением. Тела так и остались валяться в пыли, через минуту над ними уже роились мухи.
Я больше не вынесу постоянного морального давления, изнуряющего страха. Единственная форма протеста, на которую я оказался способен, – эти записи. Если их найдут, меня непременно убьют. Становится жутко, порой стыжусь самого себя. Нет сил, чтобы достойно умереть, бросившись на охранника, – слишком велика терзающая рассудок жажда жить. Не понимаю, зачем им понадобился генетик? Всю свою жизнь я посвятил разработке генномодифицированных растений, только приступил к опытам над животными, прививая представителям редких, исчезающих видов некоторые не присущие им качества, которые должны были помочь им выжить в условиях стремительно изменяющейся биосферы Земли.
Мое сопротивление окончательно сломлено. Вот уже год, как продолжается непрерывный кошмар. Надежды больше нет.
14 ноября (приблизительно)
Нас куда-то везут. Транспортируют в грязном трюме старого, дышащего на ладан судна.
Условия нечеловеческие. Постоянная качка сводит с ума.
Непрерывные мучения наводят на мысль о самоистязании. Сколько лишений способен выдержать человек? Где та грань, за которой исчезнет страх, перестанет теплиться надежда на мифическое спасение?
Среди запертых в напоминающем выгребную яму трюме не вижу многих знакомых лиц. Постепенно приходит понимание: там, в лагере, нас фильтровали. Видимо, количество специалистов из разных областей знания было изначально избыточным. В процессе отсева уничтожали наиболее сильных духом, в назидание слабым.
Беспроигрышная тактика.
Никто уже не помышляет о сопротивлении. Многие впали в совершенную депрессию. Казалось бы, если наши мучители собираются использовать пленников для проведения научных разработок либо постановки экспериментов, нельзя доводить нас до состояния полнейшей апатии, безразличия к собственной судьбе.
Боюсь, что по прибытии к нам применят запрещенные препараты.
Только бы не наркотики.
Декабрь.
Наши мучения завершились.
Корабль достиг порта назначения. Где мы и куда нас станут переправлять дальше – абсолютная загадка. В трюм спустили пожарные шланги, нас раздели догола, отобрали одежду, превратившуюся в лохмотья, бросили куски мыла и включили воду, приказав привести себя в порядок.
После мытья несколько наемников выступили в роли парикмахеров. Нас обрили наголо, опять обращаясь, будто с животными.
Постепенно начинаю привыкать к состоянию существования. Вся прошлая жизнь превратилась в сон, она – бред воспаленного сознания.
Тюки с одеждой ждали нас на палубе.
Каждый выбирал себе вещи сам. Дул пронизывающий, холодный ветер, так что никого не пришлось понукать.
Одежда чистая, ношенная, но добротная. Я попытался посчитать, сколько нас осталось. Вышло, что около сотни человек.
Сознание, отрезвленное ледяным ветром, снова заработало, выходя из состояния гибельной дремы.
Пытаюсь заговорить с другими, выяснить хоть что-нибудь. Информация весьма скудная и абсолютно безрадостная. Ходит упорный слух, что нас привезли в одну из стран бывшего Советского Союза. Я слышал несколько раз прозвучавшее мнение, что наш плен и все пережитые издевательства – происки КГБ.
Последнее показалось мне сомнительным. Каждый из нас тешит себя иллюзией о собственной гениальности, но если взглянуть здраво и беспристрастно, мы не более чем специалисты средней руки. Гениев среди нас нет. Хорошие исполнители с высоким уровнем узкоспециализированной подготовки, способные подхватить и успешно развить определенную идею. Не более того. Учитывая научный потенциал, рассеянный вихрем перестройки и лихолетьем девяностых по всему постсоветскому пространству, я прихожу к выводу, что мы-то точно не нужны местным спецслужбам.
Страшно подумать, но единственный плюс всех без исключения стран региона – практически полное безвластие. Здесь легко спрятать следы любой авантюры.