— Кто? — по-деловому спросил Дарниэль, властно протягивая руку, чтобы принять у воина длинный клинок в ножнах.
— Демоны!
— Сахраташ махавыгыррр!
[15]
— Он надел толстые кожаные перчатки и перецепил оружие, отдавая мелкому пареньку, наверное — оруженосцу, свой второй, более укороченный и нарядный экземпляр, которым он пугал моего коня. Закончив, Дарниэль развернулся и пошел к выходу.
Мои губы прошептали помимо воли:
— Ты пожалеешь об этом.
Он не дрогнул. Сказал на ходу, не оборачиваясь, жестко и надменно:
— Я так не думаю!
С треском захлопнулась дверь. Это конец!
Если раньше в глубине души тлела крохотная искорка надежды, что мы сможем договориться и, возможно, найдем какой-то выход из сложившейся ситуации, то сейчас не осталось ничего. Почему мне так плохо? Я тонула в его словах, как в нечистотах. Он искупал меня в этом месиве. И это мелкое самолюбивое чудовище мне навязывают в мужья? Хрен тебе! Сокол с вороном не дружит.
Села на свое любимое место у окна и закурила. Хорошо, ты сам это выбрал… господин! Я буду выглядеть «соответственно своему статусу»! Не знаю, сколько времени просидела, глядя на Сильван, пуская белые колечки дыма и размышляя. Наверное, много, потому что уже стемнело, и Маша нашла меня в полной темноте. Она остановилась рядом, глянула на пепельницу, полную окурков, на нетронутую еду и, погладив по плечу, сообщила:
— На дворец было совершено нападение. Демоны. Говорят, в набеге участвовали только молодые и неопытные, но зато их налетело немало. Повелитель легко ранен. Бал переносится на несколько дней.
— Ну раз наш Повелитель такой молодец и не дал себя прикончить… почему бы господина не порадовать? Маш, ты мне поможешь с новым нарядом и кое-чем другим? — с надеждой вгляделась я в ее глаза. И с улыбкой честно добавила: — Это просьба, не приказ. Неволить не буду. И втягивать в неприятности тоже не хотелось бы.
— Да, — ответила девушка, не отводя взгляда. — Я умею неплохо шить, отлично плету кружева и очень хорошо вышиваю карелисской гладью и эльфийским столбиком.
— Спасибо! Но это не требуется. Мне нужно…
Я объяснила, что хочу, и мы приступили. Подготовка заняла какое-то время и требовала определенной сноровки. Мы тренировались.
И вот наконец финальная стадия. Говорят: «Окончен бал, погасли свечи», — а у нас все наоборот, бал только начинался. А с ним приближались огромные неприятности, потому что я буду не я, если позволю кому бы то ни было обратить себя в вещь.
Когда Маша подводила мне глаза, я заметила, как дрожат ее руки.
— Ты боишься?
— Он убьет меня потом за это, — призналась компаньонка.
Спрятав тревогу, я попыталась отвлечь ее:
— Пусть только попробует! Я его на ленточки порежу и макраме сплету. Будешь иметь эксклюзивное украшение на стену. Экскурсии водить. Прославишься!
Девушка всхлипнула и зажала рот, потом, немного отойдя, опустила руки и сказала:
— Не надо. Меня некому оплакивать. У меня, кроме тебя, никого нет. Спасай свою жизнь. Повелитель может быть очень жестоким.
Взяв ее за руки, тихо, но твердо ознакомила Машу со своим мнением:
— Маша, я не боюсь его. Презираю, может быть, ненавижу, но не боюсь. Мне нечего терять. Мою жизнь уже исковеркали. Ты, наверно, уже поняла, что я не Эланиэль? — Дождавшись кивка в ответ, продолжила: — Меня лишили всего дорогого и важного в жизни каждой женщины — имени, семьи, мира. Здесь я тень, туман, фикция. Пыль в глазах одного коронованного петушка со шпорами. Живу я или сгинула — без особой разницы. Так получилось, что теперь ты и Сильван стали моей семьей, ближе вас у меня никого здесь нет. И я буду бороться за вас до последнего вздоха, до последней капли крови. Это не обсуждается. Понятно?
Маша долго смотрела мне в глаза, потом погладила по щеке:
— Да благословит и защитит тебя богиня! Нам пора!
Она накинула мне на плечи плащ, поправила капюшон, и мы вышли. Маша вела меня по длинному извилистому коридору, а сзади шли мои стражи. Около больших дверей мы остановились, и я спросила:
— Маша, ты помнишь, что делать? Хорошо. Тогда я готова.
Двери распахнулись, и глашатай возвестил:
— Повелительница Эланиэль!
Путь по дорожке к трону, на котором сидел навязанный мне королек, мой обидчик и противник, тянулся бесконечно. Что я чувствовала? Трудно объяснить. Вероятно, это была гремучая смесь из обиды, желания наказать и озорства. Меня трясло от возбуждения. То было нечто среднее между восторгом и истерикой. Я остановилась, не доходя до Повелителя несколько метров, и склонилась в поклоне. Раздался его высокомерный бездушный голос:
— Почему вы так странно выглядите, ваше величество?
Выпрямившись, остановила нежный взгляд на лице Дарниэля.
— Я бы хотела сделать вам подарок.
«Ну погоди, родной! Сейчас узнаешь наших! Думаешь, глазками посверкаешь, железками ржавыми с наручниками вкупе погромыхаешь — и дело в шляпе? Все затряслись осиновым листком и пали ниц? А фиг те! Ты у меня щас получишь — припомню тебе и угнетенных женщин Латинской Америки, и наших послевоенных баб. Наши женщины что бархат поверх стали — кажется, и мягкий, и по телу ложится… ан нет! Ножницами не покромсаешь, не затупив. Взять душу, не отдав свою, — не выйдет. Мы тебе не фигли-мигли с вышитыми платочками. Мы — сила!»
Его глаза сверкнули гневом, губы плотно сжались, на скулах заходили желваки. Еле сдерживался… бедолага.
— Почему вы решили преподнести мне сюрприз?
По моим губам скользнула холодная усмешка, и я донесла до него причину:
— Вы настолько доходчиво объяснили мне мое положение и мой статус здесь, что я решила проникнуться и отблагодарить вас. Вы позволите?
— Да, — камнем в мутное, вонючее болото упало барское позволение.
— Благодарю вас… мой господи-ин. — Еле сдержалась, чтоб не хихикнуть.
На слове «господин» скинула плащ. Зазвучала музыка, и я начала свой танец. По залу прокатилась волна удивления. Мне было все равно. Я видела, как в его глазах одно чувство сменяло другое: гнев, ярость, растерянность, желание, беспомощность бурлили, словно пузырьки шампанского. Наслаждайся, мой господин, и будь ты проклят!
А потом танец увлек меня. Осталась только я и музыка. Я танцевала танец живота в костюме одалиски.
В ответ на знак — во мраке балагана
Расторгнуто кольцо сплетенных рук,
И в ропоте восставших барабанов
Танцовщица вступила в страстный круг…
[16]