Евангелие от змеи - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Бордаж cтр.№ 43

Время от времени Шарлотта намеревается углубить дыру в бюджете, пополнив кассу клиники пластической хирургии. Во-первых, переделать нос —у нее это просто мания, потом —почему бы нет? —отсосать жир и убрать целлюлит, сделать подтяжки, ликвидировать противные складки... Особой нужды, конечно, нет, но каждая уважающая себя женщина просто обязана следить за собой и исправлять промахи матери-природы — такова позиция ее собственного журнала. Шарлотта проконсультировалась у одного из крупнейших хирургов-пластиков (его имя — уже гарантия успеха!), и он за десять тысяч евро разместил фотографию, адрес и телефон своей клиники на страничке ее журнала.

—Было бы хорошо, если бы "EDV" посвятила подборку материалов проблеме эстетической глобализации, —подает голос Конрад. —В конечном итоге это затрагивает все области нашей жизни.

"Интересно, —думает Марк, — эти его седые кудри —натуральные или нет?" Один облысевший коллега по "EDV" недавно клялся и божился в разговоре, что многие актеры и звезды шоу-бизнеса делали пересадку волос, "о некоторых ты бы и не подумал никогда, это точно...". Каждый утешается как может.

—Подборку такую же полную, как ваш материал о феномене Ваи-Каи, —не унимается архитектор. —Нужно время от времени открывать людям глаза на правду.

Внимание сотрапезников целиком переключается на Марка, словно будущее архитектуры, кино и литературы в целом зависит теперь от него одного. Услышав имя Ваи-Каи, он немедленно переносится мыслями на ферму в Лозере. Вспоминает горящий камин, в котором потрескивают дрова, и застывший, светлый, словно ледяной, силуэтженщины с черными глазами, в которых плещется мировая скорбь. По проходу между столиками движется бледной тенью официант, в спину ему внимательно смотрит метрдотель.

Марк закуривает, не обращая внимания на явное неодобрение на лицах силиконовой супруги архитектора и анорексичной писательницы. Шарлотта не следует его примеру, хотя от желания затянуться у нее даже ладони чешутся. Марк так и слышит, как она распинается на старой лестнице, ведущей к его квартире (сегодня вечером она будет ночевать здесь, на Иль-Сен-Луи, это намного ближе от Бастилии, чем ее дом в XV округе, она все предусмотрела, поручила заботу о Лабрадоре Гюгюссе подруге —"ее дочка обожает собак!"). "Только невежи в двухзвездном ресторане курят за едой! Тебе разве никто не говорил, что табак портит вкус вина и еды?" Конечно портит — особенно за завтраком на собственной кухне, что Шарлотта и исполняет — со вкусом и редким постоянством.

—Наша подборка о Ваи-Каи —продажное дерьмовое вранье.

Спокойствие, с которым Марк произнес эти слова, повергло компанию в прострацию. Над столом мгновенно повис арктический холод, заморозив лица, сковав движения его соседей. Лицо Конрада-кудрявого вытянулось, челюсть клацнула и отвалилась, едва не задев скатерть. Мод перестала наконец качать головой в знак согласия, от чего ее массивные серьги все время позвякивали.

("До чего же она похожа на Будду с этими оттянутыми мочками!" —подумал Марк.) Писательница откинулась на спинку стула, словно пытаясь закопаться поглубже в нору. А Шарлотта —простая душа! —явно мечтала, чтобы землетрясение или еще какое-нибудь стихийное бедствие спасло ее от надвигающегося кораблекрушения.

И только продюсер, казалось, неожиданно проявил интерес к ужину, который до этого мысленно сравнивал с провальным кастингом.

— В этих материалах не больше правды, чем в ваших бреднях о Жанне д'Арк, —продолжил Марк, глядя в упор на писательницу.

Она сидит неподвижно, только моргает презрительно накладными ресницами, как будто хочет отогнать назойливое насекомое. Глаза ее мужа, прикрывшего лицо ладонями, искрятся от удовольствия.

— И то и другое — не более чем миф: девственница, превращающаяся в шлюху, козел отпущения —человек, которого приносят в жертву во имя коллективных интересов. А я —"последний рыцарь свободомыслия", как вы меня назвали, — участвовал в охоте, чтобы не потерять работу. Чтобы сохранить тридцать тысяч месячной зарплаты и социальные блага. Чтобы сохранить ее (он кивнул на смертельно побледневшую Шарлотту) и по-прежнему иметь возможность забывать о двадцати пяти годах разницы в возрасте. Наконец, чтобы удержать при себе другую химеру —уверенность в собственном могуществе и вечной молодости.

—Да неужели? Никогда бы не подумала, что между вами такая разница! —мяукает Мод.

Конрад и Шарлотта синхронно расстреливают Марка взглядами, сообщая ему, как глупо он выступает.

Метрдотель, профессиональным глазом ухвативший повисшее над столом напряжение, решает прощупать почву и спрашивает угодливо-раболепным тоном:

—Все в порядке, дамы-господа?

Шарлотта натянуто улыбается в ответ и жестом отсылает его. Дождавшись, пока метр отойдет подальше, Марк продолжает:

—Итак, поговорим совершенно свободно, раз уж вы так высоко ставите свободу мысли. Профессиональное и общественное доверие, которым пользуется "EDV", покоится на заслугах далекого прошлого. Сегодня мы превратились в машину для уничтожения репутаций, стали, если угодно, предприятием, торгующим сплетнями, эксплуатирующим имидж благопристойной буржуазности, чтобы сохранить внешние приличия и убедить читателей в нашей правдивости.

—Если "EDV" действительно манипулирует читателями —во что я с трудом могу поверить! —значит, доверять нельзя никому, —шепчет Конрад.

Марк тушит сигарету в пепельнице, а Шарлотта, чьи нервы на пределе, закуривает, руки у нее трясутся, она сыплет пепел в вырез платья.

—Все мы за этим столом живем под экономической капельницей. Мы зависим от неких структур, которые зависят от других структур, а те, в свою очередь... и так далее, и тому подобное — до бесконечности. О каком доверии к отдельным личностям или группам людей может идти речь, если все они —заложники структур? Как можно доверять тем, кто хочет одного —сохранить собственные привилегии?

—Можно зарабатывать деньги и не продаваться...

—Безусловно, но нужно быть готовым в любой момент отказаться от всего. От личного комфорта, привычек, сложившейся жизни. Кто из нас готов все бросить, ради того чтобы жить в мире со своей совестью?

—Только не я! —восклицает продюсер, и на губах —вернее, на их отсутствии — писательницы возникает презрительная, с оттенком отвращения, улыбка.

—К чему впадать в крайности? —протестует Конрад, машинально размахивая блестящим ножом. —Можно ведь договариваться с этими самыми структурами и не компрометируя себя.

—Именно так рассуждают люди, работающие на военных заводах. Или те, кто запирал евреев в товарные вагоны во время Второй мировой войны. Теория простых звеньев цепочки, которым никогда не хватает смелости или хотя бы простого любопытства, чтобы проверить, к какой именно цепочке они пристегнуты.

Марку показалось, что он внезапно оказался один в ледяной пустыне. Мир —его мир — превратился в гигантскую машину по производству этих самых звеньев.

Отдельные жизни сосуществовали, никогда не сталкиваясь, не понимая друг друга. Чем больше микроскопически малых частиц открывала наука, тем сильнее суживался горизонт существования отдельных людей, как если бы время все ускоряло и ускоряло дробление и расчленение, загоняя род человеческий в тупик. Куда вела цепь, связывающая его с "EDV"? Может, он всего-навсего цепной пес, чьи хозяева там, наверху, в сферах, как выразилась учительница Иисуса Мэнгро, тянут его время от времени за поводок?