Евангелие от змеи - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Бордаж cтр.№ 24

Она разбудила его в семь утра:

—...провела кошмарную ночь (хрипы в трубке)... подумала... может, стоит (скрип и скрежет)... не слышутебя (вообще-то, он пока ничего и не говорил)... я... перрре...

В результате чего Марк просто отключил свой мобильник, получив идеальный предлог —атмосферные помехи, —для того чтобы отдохнуть от телефона. Аромат кофе и поджаренного хлеба заставил его спуститься в кухню. Теплые, искренние улыбки матери и дочери немедленно напомнили ему, что он —законченный негодяй и вполне заслуживает быть принятым в тесный кружок "сорока насильников".

В его трактовке Иисус Мэнгро представал "маленьким крестьянином из глухого края, хитроумным спекулянтом, быстро научившимся манипулировать доверчивыми согражданами. Свое новое имя —Ваи-Каи —он взял из родного племени.колумбийских индейцев десана, у нихже он почерпнул обрывочные мифы и сказания, которые „досаливает" экологическими рассуждениями, столь модными в наши дни, и „приперчивает" мистической чушью о наступлении новых времен. Что до его якобы чудес, кажется удивительным, что творит он их как раз в отсутствие журналистов или достойных доверия свидетелей. Так что истерия, характерная для всех подобных явлений, мешает нам дать им непредвзятую —то есть рациональную —оценку, тем более что в конечном счете никто не готов поклясться, что действительно был свидетелем чуда..."

Женщины, которые кормили его сейчас завтраком, превратились в статье одна —в "крестьянку из глубинки, какими они были в середине XX века: стойкую к несчастьям, угрюмую, не способную понять, почему вокруг ее приемного сына подняли такой шум", другая —"в несчастную жертву врожденного вирусного заболевания, чья немота и умственная отсталость неизбежно заставляют нас спросить: если так называемый Христос из Обрака творит чудесные исцеления, почему —да, почему? —он не возложил рук, не одарил спасительным взглядом сводную сестру?"

Ж. Ж. Фрельон отреагировал, получив исправленный материал: он позвонил как раз перед Шарлоттой, разбудившей Марка в два часа ночи. Удовлетворение он выразил странным горловым звуком, про которое никто в редакции не мог в точности сказать, что это такое —отрыжка, бульканье или смех.

—Хорошая работа, Марк, поправим кой-какие детальки, сами —не стоит гонять текст туда-сюда, да не волнуйся ты, мне чертовски понравилось место про сестру-инвалидку, ха, ха, ха, такие штрихи звучат более чем правдиво.

* * *

Марк смотрел на густой серый туман, клубившийся над белыми долинами. Шквалистый ветер предвещал новый снегопад. Сводка погоды, переданная по местному радио, рекомендовала водителям, чьи машины не были оснащены зимними шинами, не выезжать из дома, поскольку на дорогах'вокруг Обрака зафиксировано уже больше тридцати аварий. Снегоуборочные машины выехали на основные магистрали, но нормальное движение восстановится дня через два-три, не раньше.

По извращенной иронии судьбы, любящей издеваться над нами, Марк вынужден был оставаться в обществе двух женщин, с которыми так дурно обошелся, пусть и на словах, да еще воспользовавшись их компьютером.

Он нарисовал на них карикатуру —грубую и жалкую, вполне в духе "кухонного стиля" еженедельника, где важна была не истина, а сарказм, а грубые передержки заменяли стройную логику. Он использовал самые грубые, Оанальные, затасканные клише, зная, что они одновременно удовлетворят руководство и потрафят ожиданиям читателей "EDV" — чиновников и людей свободных профессий. Этим людям всегда нужна была для травли ясная цель, типичная жертва, а кто в этом мире более жалок и ничтожен, чем эти две женщины, найденные журналистом в самой глубине Обрака, —настоящая, исконная крестьянка и хорошенькая простушка, приемная мать и сводная сестра жулика с мессианскими замашками, вылезшего откуда-то из амазонской сельвы? Он предал не только их —их и учительницу Иисуса тоже, но и своих теток, словно вросших в родную землю, и множество мужчин и женщин, чьим единственным грехом было желание жить своим умом, а не по указке небольших группировок, возомнивших себя правителями мира.

Вы мните себя великанами, жалкие гномы,

Что вы сделали с Садом людей?

Поете песню своим псам и своему оружию,

Потоки крови и слез заливают поля,

Вода, исчезновение, направление —дно,

Потоп, потоп, потоп...

Марк теперь понимал, почему BJH позволил своим псам вцепиться в икры Ваи-Каи: он просто пытался взять под контроль феномен, все значение которого до сих пор ускользало от средств массовой информации, и не только взять под контроль, но и перечеркнуть, уничтожить, проверив заодно, как сильно может повлиять его журнал на легкомысленное общественное мнение. Скорость обмена информацией и разнообразие сведений, распространяемых во Всемирной паутине, составляли убийственную конкуренцию журналистским публикациям на общефилософские темы, поскольку пишущая братия не слишком пыталась приспособиться, найти свою точную нишу. "EDV" пережила трудное время, отказавшись от имиджа интеллектуального, даже пуристского, журнала и прибегнув к политике разоблачения, травли, сплетен и анонимных доносов в общенациональном масштабе, потрафляя самым низменным инстинктам читателей, жаждущих узнать имя следующей пятничной жертвы. Первыми мишенями стали лидеры крайне правых —так "EDV" позиционировала себя на левом фланге.

Потом журнал ударил по беспутным отпрыскам венценосных семей —они мало что значили в политике, зато хорошо продавались. Следующими пострадали высокие "чины" католической Церкви, виновные в финансовых злоупотреблениях и сексуальных излишествах. Войдя во вкус, журнал ударил по правым парламентариям, видным медиафигурам и телеперсонам, а через какое-то время его внимание перекинулось на левых политиков...

Почти каждую неделю на журнал подавали в суд, но практически все иски отклонялись, поскольку, в отличие от сплетников из желтых газет, BJH никогда не действовал на авось. Его досье были такими точными, подтвержденными документально, что многочисленные противники часто обвиняли редакцию в получении сведений непосредственно от министров внутренних дел того и другого лагеря. Так что судебные издержки не смущали BJH, который с откровенностью бывшего мальчика на побегушках называл встречи в зале суда "юридическими рекламными клипами —самыми смачными, бесплатными, лучшими..."

Марк несколько раз выходил из дома, чтобы проверить состояние подъездной дороги к ферме. Мягкий снежок слегка припорошил толстый слой льда, превратившего асфальт в подобие катка. У матери Иисуса была машина —старенький "рено", —стоявшая под навесом и прикрытая брезентом, только вот цепи отсутствовали, так что у него не было ни малейшего шанса проехать сорок километров, отделявшие его от Манда. Он пытался дозвониться в бюро проката автомобилей —никто ему не ответил, что могло означать одно: служащие и сами не добрались до работы.

Он почувствовал легкий удар между лопаток, что-то мягко скользнуло по шелковистому тергалю куртки. Пьеротта, сестра Иисуса, радостно улыбаясь, скатывала снег в снежки. Она вышла во двор, не закрыв за собой дверь, не надев ни пальто, ни даже свитера. Ее лицо и руки были так бледны, что сливались с белизной окружающего мира, а светлые волосы и кремовое трикотажное платье словно существовали сами по себе и принадлежали женщине-невидимке. На ней не было ни туфель, ни носок, она ступала голыми ногами прямо в снег, как ледяными сталагмитами. Она выпрямилась и кинула в Марка второй снежок, он не увернулся и получил удар в подбородок, губы и кончик носа. Ему показалось, что он услышал беззвучный смех —нечто вроде гортанного вскрика. Она провоцировала его —как девочка, приглашающая взрослого поиграть с ней. Она напоминала ему сейчас его дочерей лет в девять или десять: нежность, простодушие, задиристость и бесстыдство —вот что исходило от этой девушки, смущая душу и плоть Марка. Да она и была девочкой в женском теле —этим объяснялся ее вечно изумленный взгляд на мир. Марк вспомнил, что воображал ее в своих объятиях, и содрогнулся от отвращения, как если бы представил себя в постели с одной из своих дочерей.