— Ну, чему вас выучили на курсах? — весело спросила мама, хотя в голосе её слышалась тревога.
— Да та-ак… Выучили! — уклончиво протянул Малыш. — Разным правильным взглядам. Трезвому подходу. Научным названиям всяким.
Он подцепил на кончик пальца немного сладкого крема и, нагнувшись, протянул его коту. Мурр был страстный сластёна, сладкий сливочный крем приводил его в состояние упоения, он прижимал ушки, и урчание его почти переходило в пение. Но на этот раз он мерной походкой продолжал маршировать, в такт помахивая хвостом, и не обращал внимания на угощение.
— Не давай ему, — тихо сказала мама. — Он не станет есть. Разве вам этого не объясняли на ваших курсах?
— Про что?.. Ну конечно: например, в Зоопарке устарелые звери будут заменены новыми, потому что от них инфекция, грязь и они не автоматизированы… Да, нам объяснили, что слоны и… — Не договорив, Малыш застыл не отрывая глаз от кота.
— Так вот, значит, ты знаешь?
— Ну, это… слоны, они… Но наш Мурр — он же наш, и он маленький… Почему он такой странный?
— Слоны… — грустно сказала мама. — У нас нет слонов, поэтому ты думал, что нас это не касается? А то, что начинается с чужих слонов, потом быстро доходит и до твоего домашнего кота.
— Чего он теперь гудит как сумасшедший? Чего он хочет?
— Он ничего не хочет, — вздохнула мама. — Усилитель громкости у него не в порядке, я его уже два раза носила в починку… Чего же ты всё не понимаешь? К нам приехали приёмщики Чучельномеханического комбината и забрали нашего бедного Мурра, сколько он ни фыркал, ни царапался, и через неделю мне пришлось внести деньги, и мне выдали вот этого кота, это несчастное чучело, которое из него сделали. Ну вот, смотри, опять как дурак разорался! Придётся его выключить, а то он размурлыкается так, что просто голоса своего не услышишь. Из другой комнаты кажется, что десять котов передрались в пустой железной бочке…
— Можно, я возьму его за хвост и выброшу из окошка? — спросил Малыш, с отвращением глядя на марширующего кота.
— Даже и не думай об этом! — испуганно воскликнула мама. — Нас обвинят, что мы против Генерал-Кибернатора!.. — Она нагнулась и шёпотом добавила: Соседи говорили, что тех, кого в этом заподозрят, тоже отправляют в комбинат и там из них самих делают чучела!
— Из людей?
— Конечно! Техника до того шагнула вперёд, что из человека так же легко сделать чучело, как из попугая. Да это ещё пустяки. Говорят, теперь даже можно из человека сделать попугая!.. И вообще, мне кажется, при этом коте лучше поменьше разговаривать… Что ты так смотришь на меня?
— Так, ничего… — сосредоточенно думая всё о чём-то своём, рассеянно ответил Малыш, помолчал и немного погодя мягко дотронулся одним пальцем до руки мамы и печально спросил: — Мама, а это правда, что ты позвоночная?
— Что-о?
— Ну, ты… млекопитающая, мама?
— Боже мой! — с тихим ужасом сказала мама. — Какие странные вопросы ты задаёшь? Ну конечно, мы все, люди, — млекопитающие и позвоночные! Но почему ты об этом думаешь? Мне не хотелось бы, чтоб ты думал обо мне как о млекопитающей.
— Хорошо, я постараюсь, — покорно согласился Малыш. — Мне и самому это не очень нравится… А как ты думаешь, если бы ты была кондукторшей в автобусе и я тебя там встретил и не знал бы, что ты мама, ты мне тогда тоже показалась бы такой же красивой, как сейчас? И такой доброй?.. И что ты одна такая на свете?.. Ну-ну, ты только не расстраивайся. Я пойду посижу немножко во дворе. Что-то давно я там не сидел… Ничего, что дождик идёт, я надену что-нибудь, посижу под навесом… Я скоро вернусь, только выключи и убери куда-нибудь этого кота, а то я его придавлю!..
Через минуту он сидел на крылечке своего небольшого двухэтажного дома, сгорбившись как старичок, и уныло смотрел на дождь.
До чего весь мир опустел, полинял и похолодал для него с тех пор, как он получил свой диплом! Умолкли для него живые, весёлые голоса друзей: Петрушек, гномов и Братцев Кроликов. Их пёстрые подвижные фигурки теперь, ему казалось, лежали вверх лапками, точно обожжённые букашки, вокруг уличного фонаря…
Многие взрослые свысока полагают, что настоящее глубокое горе способен чувствовать только большой человек. Но Малыш, сидя на ступеньках крыльца, уткнувшись носом в кулаки, был погружён в горе, такое глубокое, что самый большой взрослый человек, окунувшись в него, ушёл бы с головой.
Ещё так недавно Малыш любил дождь и слышал в его весёлом шуме множество голосов «капельных человечков», плясавших вокруг него в лужах по всему двору. Они отчаянно барабанили в звонкие железные барабанчики на крыше, а там, где была черепица, колотили в глиняные горшочки. Малыш всегда старался разглядеть хоть одного из них в тот момент, когда тот, подпрыгнув в луже, успевал спеть свою единственную, насквозь мокрую, развесёлую песенку, прежде чем юркнуть к своим обратно в воду.
Его не смущало, что до сих пор ему никак не удавалось их хорошенько рассмотреть, — он знал, как ловко они умеют прятаться! Достаточно того, что он слышал, как они кругом барабанят и подпрыгивают, и каждый хороший дождик был для него праздником…
Конечно, это было прежде, когда он ещё не выслушал пояснений учёных инструкторов на курсах, когда он был ещё мал и глуп.
Теперь-то он твердо знал, какая это чепуха. Маленькие гномики не любили и не спасали Белоснежку и не рыдали над её хрустальным гробом, вытирая распухшие носы клетчатыми платками, потому что все гномы — это… ха!.. дурацкая выдумка! И никакой Белоснежки… ха-ха!.. никогда и не было! Ни Красной Шапочки, ни Золотой рыбки, ни Буратино! Ни Кота в сапогах, ни Конька-горбунка!..
И вот теперь Малыш смотрел скучными глазами на дождь и думал о сырости, о плесени, о насморке, дождевых червях и галошах, до тех пор пока не начал чихать.
Уже совсем стемнело. Скоро нужно будет идти спать, а он боялся опять увидеть во сне толстую поваренную книгу, которая будет строго бубнить: «Всех их надо выпотрошить, обвалять в сухарях, просеять, процедить и покрошить!..»
В другой раз ему ещё приснился телефонный справочник, из которого сыпались тоненькие, как рыболовные крючочки, очень мелкие цифры, цепляясь и путаясь друг с другом.
Сон был до того нудный, что от скуки Малыш чуть не заснул, не досмотрев, на самой середине. А прежде он так любил смотреть сны.
А после справочника опять снилась поваренная книга, и он увидел присыпанную мукой Золотую рыбку, обвалянного в сухарях Буратино, потрошёного Петрушку и Конька-горбунка — они лежали такие бледные, печальные и жалкие, что он заплакал во сне, позабыв, что ничего этого никогда на свете не было, потому что не могло быть!..
Хорошо ещё, что свои сны ты видишь только сам, один! Вот позору-то было бы, если б кто-нибудь другой, хотя бы даже и Ломтик, поглядел, как он ревел во сне над потрошёными героями сказок.
Тут он услышал коротенький свисток, поднял голову и увидел, что приятель Ломтик спускается во двор по пожарной лестнице.