Завоевательница - читать онлайн книгу. Автор: Эсмеральда Сантьяго cтр.№ 57

Они покинули Сан-Бернабе на рассвете, сопровождаемые птичьим щебетанием. Ферма располагалась на высоких холмах, вытянувшихся вдоль реки, и, куда бы ни обращали взгляд Леонора и Элена, везде они видели сады. Здесь росли фруктовые и кофейные деревья, бананы и овощные бананы, на ступенчатых террасах люди трудились, низко склонившись к земле. Мужчины, женщины и дети рыхлили почву, выпалывали сорняки, переносили грунт, а надсмотрщики объезжали территорию. Карета спускалась по склону холма, и ее колеса и каркас охали и скрипели, словно им было трудно следовать за лошадьми, которые осторожно пробирались по серпантину дороги. Несколько раз Элена закрывала глаза, когда карета катилась по краю крутого откоса, заросшего таким густым кустарником, что на дне, наверное, было темно, как ночью. В зарослях прятались хижины, крытые пальмовыми листьями, и ветерок относил в сторону дым, поднимавшийся из труб.

Путешественники выбрались из леса, и глазам открылась бескрайняя долина с полями тростника. Контраст между светом и тенью, крутым спуском и плоской равниной, прохладным ветерком и тяжелой, угнетающей жарой и безжалостным солнцем, стоявшим в зените, был разительным. Когда они достигли тростниковых зарослей, Эухенио проехал вперед, и Леонора, выглянув из окна, увидела, что он разговаривает с каким-то мужчиной. У ног всадника крутились две собаки, с которых Эухенио не спускал подозрительного взгляда.

— Это Северо Фуэнтес, — сообщил Эухенио, вернувшись к карете. — Мы прибудем на место примерно через час. Он отправился вперед предупредить Рамона и Ану.

За считанные секунды салон кареты превратился в будуар накануне бала. Леонора и Элена принялись рыться в кожаных дорожных саквояжах, стоявших в ногах, в поисках льняных полотенец для рук и фляжек с водой, духов, расчесок, пудры, свежих перчаток, чистых кружевных воротничков и манжет. Женщины помогали друг другу с пуговицами и застежками, одергивали и разглаживали корсажи и пояса, поправляли чулки и завязывали шнурки на башмаках, чтобы к тому моменту, когда карета въедет во двор, выглядеть и пахнуть так, словно им предстоял первый вальс.

Северо Фуэнтес распахнул дверь кареты, Леонора шагнула на землю, и первым, кто попался ей на глаза, оказался старик, одетый в бесформенные белые брюки, рубашку, жилет и куртку. Старая соломенная шляпа прикрывала длинные жидкие волосы и затеняла ту часть лица, которая не заросла клочковатой бородой. У человека были такие пустые глаза, каких Леонора никогда в жизни не видела. Она не сразу поняла, что смотрит на Рамона.

— Сынок! — воскликнула Леонора и бросилась к нему, но ослабила объятия, ощутив под руками острые кости и почувствовав отвратительный запах пота и поражения. И это ее когда-то изящный, надушенный мальчик?! Она отодвинулась, держа руки на плечах сына, заглянула в его пустые глаза и увидела слезы. — Что с тобой сталось? — ужаснулась Леонора, не удержавшись, и Ана, стоявшая поодаль, приблизилась к ней с вялой улыбкой, словно не слышала ее изумленного возгласа.

— Приятно снова вас видеть, донья Леонора. — Ана расцеловала свекровь и махнула рукой симпатичной женщине.

Та поднесла малыша, внука Леоноры, который заблеял, как испуганный ягненок, когда Леонора протянула к нему руки, и спрятал лицо у няньки на груди.

— Иди ко мне, Мигелито, — сказала Ана. — Инес должна идти. Познакомься со своими абуэлой и абуэло. Иди ко мне, детка, не бойся, — ворковала она.

Но ребенок цеплялся за Инес, безуспешно пытавшуюся оторвать его от себя.

Рамон костлявой рукой погладил мальчика по голове, и Мигель, развернувшись, прижался к нему, обвив отцовскую шею руками, а талию ногами. Леонора инстинктивно подалась вперед, испугавшись, как бы такое бурное проявление любви не повредило ее сыну. Мурлыкая в детское ушко, Рамон уговорил Мигеля поднять голову, чтобы бабушка с дедушкой хорошенько его рассмотрели. К огорчению Леоноры, он оказался точной копией Аны.

Леонора так долго ждала встречи с сыном, что весь день не сводила с него глаз. Она не обращала внимания на дом, меблировку, поведение Аны. Она видела лишь, что Рамон похудел, что он боязливо прятал глаза от родителей, что его болезненно-желтая кожа обвисла и сморщилась, хотя ее по большей части скрывала всклокоченная борода. Ладони Рамона загрубели и почернели, ногти растрескались, кончики пальцев покрывали волдыри и ссадины, словно он рыл землю голыми руками. Он по-прежнему двигался с изяществом превосходного танцора, но медленно, с усилием, будто сквозь толщу воды.

Леоноре и Эухенио отдали спальню по соседству со спальней Аны, а Элене выделили комнату в другом конце коридора. Мигеля с няней разместили рядом со столярной мастерской.

— Мы просим прощения, — сказала Ана, — за то, что не можем предоставить вам жилье более достойное. — Ее лицо скривилось в гримасу, которая, по-видимому, означала смущение. — Боюсь, работая на земле, мы не уделяли достаточного внимания комфорту внутри дома.

После короткой сиесты и раннего ужина все расположились на веранде. Пока Элена и Эухенио передавали сплетни, собранные за время путешествия, Леонора не отрываясь смотрела на сына: его черты заострились, голова мелко тряслась, словно он соглашался с тем, о чем шла беседа, хотя на самом деле прислушивался только к своему внутреннему голосу. Прозвонил колокол, давая сигнал гасить свет, и все разошлись по спальням. Комнаты разделяли тонкие деревянные перегородки, и Леонора оказалась в курсе всего происходящего в соседней комнате. Сначала раздались шаги и настойчивый шепот, как будто Ана пыталась убедить в чем-то мужа, а тот не соглашался. Через несколько минут Рамон тихонько вышел из дому. Когда Леонора повернулась к Эухенио, он тоже лежал без сна, прислушиваясь к звукам за стеной.

— Куда он может пойти в такое время?

— Даже не представляю.

— Мы должны забрать его с собой, — заявила Леонора. — Он болен.

— Да, я вижу.

— А сейчас ему нужен доктор, — настойчиво продолжала она.

— Я поговорю с ним утром, — пообещал Эухенио. — Отдыхай, дорогая. Мы проделали долгий путь.

Рамон бродил в темноте по дорожкам и тропинкам. Он шагал бесцельно, двигаясь без остановки, даже когда шел дождь, или когда комары атаковали его целыми тучами, или когда на него натыкались ночные птицы и летучие мыши, совершавшие свой слепой полет, или когда огромные жабы запрыгивали ему на голени. Он должен был идти прочь, всегда прочь от Аны, запертых бараков, сахарного завода, конюшен, варочного отделения, складов. Он шел по тропинке, потом по дорожке, через вспаханное поле, вдоль оросительных каналов.

Иногда ночи были такие светлые, что тень Рамона ложилась на дорогу отчетливой черной фигурой, которая повторяла все его движения, и он чувствовал себя уютно в ее компании. Но иногда не было видно ни зги, и он натыкался то на дерево, то на забор. А однажды он забрел в пруд и заметил это, только оказавшись по колено в воде. Рамон испугался, что его засосет трясина и он утонет. Выбравшись на сушу, он переждал на берегу, пока сердце не перестанет колотиться, а потом снова отправился бродить. К утру его волосы и борода затвердели от засохшей глины, одежда покрылась коркой грязи, а кожа сапог задубела и стала натирать ноги.