— И что делать? — Майлер перевёл взгляд на своего заместителя. — За последние десять лет в Марсианскую колонию вложено сорок миллиардов евро!
— Да, такими деньгами не шутят, — согласился Дейвид. — Но ты иногда слишком прямолинеен. Нужна толика гибкости.
Фон Браун покачал головой. Мошер всегда удручал его излишней склонностью к намёкам и недосказанности.
— Говори прямо, Дейвид.
Мошер прикурил и только затем продолжил развивать свою мысль:
— Мы не виноваты в случившемся, верно? События свалились нам как снег на голову, их никто не мог ни предвидеть, ни тем более предотвратить.
— Дейв, ты решишься преподнести подобные аргументы нашим инвесторам? — раздражённо перебил его Майлер. — Не забывай, что после провала проекта «Европа» мы всё ещё зависим от денежных поступлений со стороны.
Мошер кивнул.
— Мы говорим об одном и том же. Я лишь хотел подчеркнуть, что эти события, на мой взгляд, больше напоминают стихийное бедствие.
Фон Браун встал. Меряя шагами кабинет, он некоторое время тяжело размышлял над создавшейся ситуацией, потом остановился у выходящего на площадь панорамного окна и обернулся.
— Два месяца назад нечто подобное в этом кабинете утверждал Френк, — произнёс он, глядя на Мошера. — Ты можешь разыгрывать перед Бюрге наивное непонимание, но Лаймер предвидел развитие событий, помнится, даже говорил о том, что нам грозят серьёзные проблемы. Как назвал он эту пакость? Внеземной формой жизни? Помнишь, как выторговывал он у меня эту отсрочку, ссылаясь на необходимость исследований? К чему они привели? Он был лучшим специалистом корпорации, причём, что немаловажно, проверенным специалистом. Теперь он лежит в холодильнике морга, а вместе с ним — целая смена инженеров и рабочих. События непоправимые. Скажи, кому теперь доверить это дело? Толмачеву, которого трясёт, как только он переступает порог моего кабинета? — Фон Браун брезгливо поморщился. — Нужно реально что-то делать, Дейв, иначе корпорацию ждут потрясения ещё более худшие, чем были в случае с «Европой».
— Послушай, Майлер, я помню разговор с Френком. Он ведь не просто выторговывал время для своих исследований, он, кажется, упоминал о перспективах…
— Из семи спасателей, занимавшихся после взрыва на заводе расчисткой завалов и извлечением трупов, в живых не осталось никого, — резко возразил фон Браун. — Там не было излучения, не зафиксировано никаких бактериологических загрязнений или выбросов ядовитых химических веществ. Спрашивается, почему они умерли?
— Не знаю, — откровенно ответил Мошер. — Я читал результаты вскрытия погибших при взрыве людей. Это ведь действительно была промышленная катастрофа! — повысив, против обыкновения, голос, напомнил он. — Службы земного карантина не обнаружили никаких патологических изменений во внутренних органах.
— Да, потому что им подсунули исключительно чистые трупы. А семерых спасателей никто не вскрывал, — напомнил собеседнику Майлер. — Туда никто не может войти — техника отказывает, продвинувшись всего на полкилометра в глубь зоны, люди способны проникнуть дальше, но потом связь внезапно обрывается и об их судьбе остаётся только гадать. Исключением из этого правила стал только отец бедняжки Мари… — Майлер вернулся в своё кресло и, протянув руку, взял портсигар Дейвида. — Он не погиб при взрыве — его лишь сильно контузило, и Френк сумел продержаться там несколько дней, преодолев пространство в двадцать пять километров. — Фон Браун вытащил сигарету, прикурил и спросил, выпуская дым: — Так кто, по-твоему, сначала поджарил его, а затем отрезал ему башку, если, кроме спасателей, в зону взрыва не проникала ни единая душа?!
Дейвид Мошер некоторое время размышлял над заданным вопросом.
— Один из них, больше некому, — с раздражённой растерянностью в голосе вынужден был признать он. — Труп Френка обнаружили возле самого периметра утром седьмого дня после взрыва. Карантинный купол бригады спасателей уже тогда не отвечал на радиосвязь. Посмотри, вот увеличенные кадры района, сделанные с орбиты в тот злополучный день, когда после восхода солнца охрана периметра увидела тело Френка. — Мошер протянул руку, коснувшись нескольких сенсоров на терминале.
Картинка оказалась нечёткой, расплывчатой, — давало себя знать близкое присутствие работающего атмосферного процессора, который, помимо вновь образованного кислорода, с периодическими интервалами выбрасывал в небеса специально разогретую углекислотную смесь. Расползаясь в верхних слоях марсианской атмосферы, она образовывала плотный, постоянно подпитываемый облачный слой, необходимый для поддержания парникового эффекта на поверхности преобразуемой планеты. Эта мера была призвана сгладить резкие перепады между дневными и ночными температурами и работала весьма эффективно.
Затруднённое наблюдение за поверхностью планеты с её орбит было одним из характерных неудобств технологии углекислотного облачного щита, но с этим приходилось мириться.
— Вот эти пятна, — Дейвид постучал пальцем по защитному стеклу монитора, — определены как тепловые сигналы человеческих тел. Об этом же свидетельствуют личные радиомаяки, но я делаю упор не на них, а на тепловой отпечаток, чтобы ты понял — они были живы на тот момент, но по непонятной причине ушли из купола и разбрелись кто куда.
— Зачем им было убивать Френка?
— Вот и я всё время думаю об этом, — сознался Мошер. — Бедняга Френк ведь почти выбрался оттуда… Они все спятили, Майлер, иного объяснения я не нахожу. Семеро здоровых, тренированных мужиков… — Дейвид сокрушённо покачал головой, с силой загасив окурок в пепельнице. — Что заставило их уйти из купола? Почему они разбрелись поодиночке, а потом умерли?
Фон Браун молча потянулся за новой сигаретой.
У него не было ответов на эти вопросы. Единственное, в чём Майлер был уверен на все сто процентов, — это в образе своего мышления. Он являлся главой огромной корпорации, которая занималась конкретным бизнесом, и сейчас, когда этот бизнес оказался под угрозой, нужно было действовать жёстко и решительно, чтобы спасти дело.
Глядя на Мошера, он спрашивал себя: почему мы тянули полтора месяца, теряя людей и технику, пытаясь доискаться до каких-то причин происходящего?
Ответ был прост. Даже им, давно утратившим все иллюзии в борьбе за деньги и власть, нужно было время, чтобы морально созреть для совершения определённых поступков. Проклятый Марс подспудно давил на психику, напоминая одним своим именем — это не Земля, это колония, космос, внеземелье…
— Тянуть дальше нельзя, Дейвид, — произнёс он. — Настало время принимать конкретные решения. — Фон Браун откинулся на спинку кресла, глядя на своего заместителя. — Мне кажется, что ситуация складывается слишком непонятным и зловещим образом. Что-то разрушает коммуникации, сводит с ума людей, и это происходит таким загадочным, неординарным образом, что всякие происки третьих лиц можно исключить.
— К чему ты клонишь, Майлер?
— Ещё немного промедления, и мы начнём испытывать серьёзнейшие проблемы. Весь марсианский проект под угрозой, и я считаю, что нужно воспользоваться советом Толмачева — отключить всё оборудование и выждать.
,
— Ты инженер Аулии, верно?
Разреженный воздух Селена и плотные защитные одежды О’Релли превратили голос изменённого в едва различимый шёпот.
Сердце Нирона глухо стучало в груди, болезные удары пульса отдавались в ушах сильнее и громче, чем услышанная фраза, он понимал, нужно что-то ответить, но во рту пересохло, мускулы одеревенели от напряжения, а взгляд будто примёрз к изуродованному двумя шрамами лицу изменённого.
Страшный ртутный блеск металлизированной проказы таился в глубине бледных бескровных рубцов. Участки кожи вызывающе поблёскивали, низводя рассудок О’Релли до состояния животного ужаса перед стоявшим напротив существом.
— Не трясись. Мы не прикоснёмся к тебе, — долетел до слуха Нирона глухой бас. — Мне понятен твой ужас, но у меня нет ни времени, ни желания ждать, пока он пройдёт. Либо ты найдёшь в себе силы говорить со мной, либо городу потребуется новый хранитель Солнечного Камня.
Нирон, сотрясаясь всем телом, кивнул.
— Ладно. Перейдём к существу вопроса. Ты не станешь возражать против небольшой взаимовыгодной сделки? — Изменённый вновь криво усмехнулся, не отводя пронзительного взгляда от побледневшего лица Нирона. — Или тебе всё же предпочтительнее сдохнуть? — Он вопросительно приподнял бровь.
— Чего вы от меня хотите?.. — хриплым неузнаваемым голосом пробормотал О’Релли, чувствуя, что жуть понемногу отступает, возвращая способность мыслить здраво. Его действительно не собирались убивать, более того, по какой-то неведомой причине он был нужен проклятым…
— Я же сказал — речь идёт о сделке, — повторил изменённый. — Ты молод и, надеюсь, честолюбив?
Нирон лишь судорожно пожал плечами. О каком честолюбии может сейчас идти речь?
— Меня всё в жизни устраивает, — ответил он.
— Жаль. Мне думалось, ты метишь выше, О’Релли. Твой отец, например, всегда мечтал стать наместником Регула.
— Откуда… Откуда вы знаете, о чём мечтал мой отец?!
— Изменёнными не рождаются. Ими становятся, — с ледяной назидательностью произнёс проклятый. — Когда-то я жил в Аулии и хорошо помню тебя, Нирон, только в те времена ты был ещё совсем маленьким. Моё имя Гебес, хотя вряд ли твоя память сохранила мой образ. Когда-то мы были дружны с твоим отцом… До тех пор, пока со мной не случилось вот это. — Он поднял руку, коснувшись пальцами уродливых металлизированных шрамов на левой щеке.
— Ты был другом моего отца?
— Да. И О’Релли никогда не скрывал своих амбиций. Мне казалось, что сын должен унаследовать хоть каплю стремлений родителя. Ты ведь знаешь закон Союза городов? Если на периферии погибает наместник, то его место занимает инженер, но существует ситуация, когда могут погибнуть оба высокопоставленных лица, и в таком случае новым правителем осиротевшего поселения становится представитель Аулии.
Нирон ощутил, как кровь с жаром прилила к лицу.
Резкая смена ощущений, порождённая неуправляемым скачком мыслей от безысходного предчувствия неизбежной смерти к туманным перспективам безграничной власти, подействовала на него, словно оглушающий удар.
— Я не задумывался над этим… — справившись с собой, выдавил О’Релли.
— А ты подумай. Сейчас, — посоветовал ему Гебес. — Кроме тебя, в Аулии есть люди, способные управлять процессами добычи воды и воздуха, и они с радостью поддержат твоё новое назначение, чтобы самим занять место у спасительных механизмов. Сейчас они — твои завистники, просто по своей молодости и неискушённости ты мало обращаешь внимания на странные факты. Например, смерть отца, — она кажется тебе преждевременной?
— Это был несчастный случай.
— Может быть, — усмехнулся Гебес. — Хотя я склонен думать иначе.
— Его убили?!
— Не знаю, — пожал плечами изменённый. — Наш мир жесток. Наместник Регула знал о том, что Виллан О’Релли слишком честолюбив. Он вполне мог принять меры предосторожности. Ты понимаешь, о чём я говорю?
— Да… понимаю, — вынужден был признать Нирон.
— Тогда продолжим наш разговор. Ты сумел побороть свой ужас, и это уже неплохо. Ты молод, а значит, твои мозги ещё не закоснели в предвзятой ненависти к нам, ты просто боишься того, что не в состоянии понять.
— А вам самим понятна суть проклятия?
— Нет, — спокойно признал Гебес. — Мне достаточно того, что я жив и могу спокойно существовать в губительных для обычного человека условиях. Изменение нельзя назвать приятным процессом, но в конечном итоге оно благо… для тех, кто способен смириться с ним. Впрочем, сейчас это неважно. Думаю, тебе грозит беда, молодой О’Релли, и в этой ситуации наши интересы совпадают. До определённой степени, конечно, — тут же уточнил он.
— Почему ты уверен, что мне…
— Потому что меня наняли, — жёстко и лаконично прервал Нирона изменённый. — Ты должен умереть, здесь у этой скалы, как два цикла назад умер твой отец. За последние годы Аулия выросла, окрепла, и среди городской знати идёт борьба за власть, ты разве не заметил этого?
Нирон глубоко задумался:
— Я был занят и не придавал этому значения.
— Зря. Могу сказать больше, — мне не нравятся те люди, что метят на твоё место. Аулия расцвела и тут же начала загнивать.
— Какое тебе дело до этого? — не выдержав, спросил Нирон.
— Интересуют подробности? — усмехнулся Гебес. Он огляделся по сторонам и сел на оттаявший валун, который за время их разговора успел попасть из укорачивающейся тени скалы под лучи восходящего солнца.
— Вряд ли ты поймёшь логику изменённых, — произнёс он. — Нас много, гораздо больше, чем ты думаешь, мы способны выжить в меняющихся условиях Селена, в то время как вы обречены на вымирание или изменение, кому как повезёт. Это в перспективе, О’Релли, но каждого заботит день сегодняшний, верно?
Нирон кивнул.
— Твой мирок ограничен несколькими кратерами, ты считаешь, что Аулия центр цивилизации, но на самом деле это не так. Союз нескольких городов лишь мелкая формация на просторах Селена. Есть целые государства, как людей, так и изменённых, которые лежат далеко отсюда. Они ведут жестокую войну между собой, но я не хочу принадлежать ни той, ни другой стороне. Моя родина тут, и большинство членов моего отряда выходцы из местных городов. Нам надоело скитаться по чужим поселениям, однако здесь, в родных кратерах, многое переменилось за время моего отсутствия. Изменённых по-прежнему ненавидят, но не гнушаются тайно прибегать к нашей помощи, как в твоём случае, например… Но я уже давно не строю иллюзий и понимаю: сегодняшние работодатели завтра пошлют карательные экспедиции, чтобы уничтожить нас и замести следы собственных злодеяний, прикрываясь невежеством толпы и слепым страхом людей перед изменёнными. Мне не хочется погибнуть на войне, которая полыхает за тысячи километров отсюда, и надоело скрываться по расселинам, совершая мелкие набеги ради элементарных предметов первой необходимости. Я долгие годы мечтал вернуться домой, но те, кто обещал мне тайное возвращение, считают, что способны держать меня на расстоянии вытянутой руки, используя по своему усмотрению и пичкая пустыми обещаниями.