— Знаешь, Элли, а ты жутко хорошо играешь в эту игру — для девушки.
— Преогромнейшее тебе спасибо.
— Да нет, я же серьезно. Я думаю, что женщины, вероятно, такие же разумные, как и мужчины, но только вот большинство из них никак этого не проявляет. Вероятно, это потому, что такого от них и не требуется. Если девушка хорошенькая, ей совсем и не обязательно думать. Конечно, если она не может полностью положиться на свою внешность, тогда — ну, возьмем вот для примера хоть тебя. Если ты…
— О! Так значит, мистер Джонс, я уродина!
— Да подожди ты секунду. Я же этого не говорил. Давай предположим, что ты прекраснейшая из женщин со времен Елены Троянской. В таком случае ты… — Тут Макс обнаружил, что разговаривает с ее спиной. Элли отвернулась от него, обхватила руками колени и полностью его игнорировала.
Он вытянулся изо всех сил, насколько позволял ему поводок, и сумел дотронуться до ее плеча.
— Элли?
Она стряхнула его руку.
— Держись-ка чуть подальше от меня. От тебя воняет, как от старого козла.
— Ну, — рассудительно проговорил Макс, — ты ведь тоже не лилия. И давно не мылась.
— Я прекрасно это знаю, — почти крикнула она и начала всхлипывать. — И мне от этого противно. Мне это совершенно отвратительно. Я выгляжу жутко.
— Нет, для меня ты не выглядишь жутко.
Она повернула к нему очень грязное и все мокрое от слез лицо.
— Врешь ты все.
— Ничего такого страшного, с чем бы не справились вода и кусок мыла.
— Если бы только они у меня были. — Элли посмотрела на него. — Вы и сами не в наилучшей форме, мистер Джонс. Вам крайне необходимо подстричься, а то, какими клочками растет у вас борода, — это просто ужас.
Макс потрогал пальцем щетину на своем подбородке.
— Ничего не могу с этим поделать.
— Вот так же и я. — Она вздохнула. — Расставь тогда фигуры по местам.
После этого Элли побила его в трех партиях подряд. Один раз — поставив ему позорный, идиотский мат. По окончании он тоскливо посмотрел на доски.
— Так это ты — та самая девица, которая прогуляла неправильные дроби?
— Мистер Джонс, а вам никогда не приходило в голову, что женщины иногда предпочитают не казаться чересчур умными, понимая, в каком мире они живут? — Пока Макс пытался переварить такую неожиданную мысль, она добавила: — Этой игре я научилась, сидя на коленях у папы, раньше, чем стала читать. Я была чемпионом Гесперы среди юниоров, пока меня оттуда не похитили. Заходи как-нибудь в гости, я покажу тебе свой кубок.
— Ты что, серьезно? Правда?
— Да я легче обойдусь без еды, чем без игры. Но ты понемногу учишься. Когда-нибудь ты сумеешь оказать мне серьезное сопротивление.
— Наверное, я совсем не понимаю женщин.
— Это еще очень слабо сказано.
Этой ночью Макс долго не мог заснуть. Элли давно уже тихо посапывала, а он все еще продолжал смотреть на сверкающий хвост большой кометы, наблюдать за падающими звездами, думать. И ни одна из его мыслей не была утешительной.
Положение, приходилось признать, выглядело безнадежным. Пусть даже с Чипси ничего не вышло (он и сразу не слишком на нее надеялся), все равно уж за такое количество времени поисковые группы должны были их найти. А раз этого не случилось — нет никаких оснований думать, что их вообще когда-нибудь найдут.
А теперь в довершение всего еще и Элли откровенно его презирала. Он умудрился опять ее обидеть — опять этот его длинный, болтливый язык. Да надо было сказать, что она — самое красивое существо на этом свете, прекраснее Елены Троянской, если только это могло хоть чуть-чуть ее порадовать; в эти дни у бедной девушки так мало причин для радости.
Как не признать, положение пленника, в которое попал Макс, становилось хотя бы немного терпимее от того, что рядом Элли, а что теперь? Оставалось только день за днем проигрывать ей в 3-шахматы, пока она будет мрачно доказывать, что женщины ничем не хуже мужчин, а еще и лучше. А в конечном итоге оба они пойдут на пропитание твари, которой, если на то пошло, и родиться-то смысла не было. Вот если бы не умер доктор Хендрикс.
Вот если бы он был тверд с Элли в то время, когда все еще могло пойти по-другому.
Вдобавок ко всему он чувствовал, а по временам это было хуже всего остального, что, если он съест еще хоть один из этих проклятых фруктов, тот застрянет у него в глотке и задушит его.
Разбудила его рука, дотронувшаяся до его плеча, и шепот.
— Макс!
— Какого?..
— Тихо. Ни звука.
Над ним склонился Сэм. Сэм!
Макс резко сел, адреналиновый шок сразу вышиб из него весь сон. Он увидел, как Сэм неслышно двинулся к месту, где спала Элли. Он присел около нее на корточки, но не дотронулся до нее.
— Мисс Элдрет, — тихо сказал он.
Элли открыла глаза и уставилась на него. Потом она открыла рот, и Макс с ужасом ждал, что сейчас она закричит. Сэм поспешно знаком велел ей молчать; она посмотрела на него и утвердительно кивнула. Сэм опустился рядом с ней на колени и стал что-то рассматривать при лунном свете, кружевными узорами ложившемся на землю, потом он вынул бластер. Последовал кратчайший из возможных слабых разрядов, абсолютно беззвучный, и Элли поднялась на ноги — свободная от пут. Сэм вернулся к Максу.
— Не шевелись, — прошептал он. — Не хотелось бы тебя обжечь.
В первый момент после вспышки веревка так стиснула лодыжку Макса, что казалось — нога будет парализована, затем путы свалились. Большая часть веревки судорожно сжалась и рывком убралась куда-то в тень. Макс встал.
— Каким образом…
— Ни слова. Идите за мной.
Сэм направился в кусты, Элли за ним и последний — Макс. Они не прошли и двух десятков ярдов, как раздался плачущий голос:
— Элли! — И Чипси прыгнула в руки Элдрет.
Сэм резко повернулся.
— Заткни ее, — прошептал он, — если хочешь выбраться отсюда живой.
Элли ворошила мех своей крошечной посланницы и что-то ей тихо нашептывала; в конце концов она кое-как затолкала ее себе за пазуху. Все это время Сэм ждал, а теперь, не произнеся ни слова, двинулся дальше.
Они прошли несколько сотен ярдов так бесшумно, как только могут это три человека, считающие, что на карту поставлена их жизнь. Потом Сэм остановился.
— Дальше я не рискну идти, — тихо произнес он. — Еще немного в этой темнотище, и мы заблудимся. Но я совершенно уверен, что мы уже за пределами тех мест, где они спят. Мы двинемся снова, когда хоть чуть-чуть рассветет.
— Тогда как же ты сюда попал в темноте?
— А я и не в темноте. Мы с Чипсом прятались в густом кустарнике, футах в пятидесяти от вас, чуть ли не полдня.