Огненный шторм - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Класс cтр.№ 35

— Конечно. Даже сейчас многие это видят, — отвечает Эко. — Только их считают фанатиками или паникерами, зато в далеком будущем почитают как пророков. Когда все стало ухудшаться, когда мы дожили до Перелома и дальше, все больше и больше людей понимали, что происходит. По всему миру возникали движения в защиту природы, они пытались предотвратить то, что казалось им массовым самоубийством, приговором, который наш вид вынес самому себе. Через несколько веков эти движения слились в единую коалицию, единую… — Эко ищет нужное слово, — единую силу для спасения Земли.

— Эта коалиция как-то называлась? — спрашиваю. — Кто ее возглавлял?

В голосе Эко появляется какой-то оттенок, которого я раньше не слышал. Уважение. Даже благоговение.

— Ее основателем был великий человек, ученый и философ по имени Данн. Его последователи называли себя «Смотрители» или «народ Данна», а его наследники, династия Данна, возглавили борьбу за спасение мира.

— Меня зовут Джек Даниэльсон, — шепчу я тихо-тихо.

— Ты из династии Данна, — объясняет мне Эко. — Быть ее наследником — большая честь. И колоссальная ответственность. Твои предки понимали, что спасти Землю можно, только если люди откажутся от всех излишеств и всех вредных привычек — всех до единой. Нам пришлось перестать быть потребителями и паразитами и превратиться в Смотрителей — тех, кто оберегает, хранит и восстанавливает природу. Для этого нужно вести принципиально иной образ жизни, мыслей, действий. Я жила так с тех пор, как мать оставила меня у народа Данна. Это был ее прощальный дар.

— У нее были веские причины отдать тебя чужим людям, — бормочу я. — Мире смерть не грозила. Как она могла бросить меня?

Эко улыбается. Улыбка номер три. Эта — сочувственная и чуть печальная.

— И правда, как? — Ее слова повисают в ночном воздухе. — На сегодня вопросов достаточно.

— Еще один, последний. Ты мне не объяснила, что такое Перелом, — напоминаю я.

Видно, что Эко устала, но она собирается с силами.

— Так мы назвали тот момент, когда вред, нанесенный природе, еще можно было исправить, — говорит она. — Конечно, точно указать день, неделю и даже год невозможно. Но когда-то всю эту красоту еще можно было сохранить. Можно было остановить разрушение, а затем обратить его вспять. А потом наступил Перелом, и все разом вышло из-под контроля. Все стало гораздо труднее. Мы не оставляли стараний. Мы боролись. Но было уже поздно. Возвращаться в прошлое, так близко к Перелому, очень тяжело. Невыносимо понимать, что все можно было исправить. Думать о том, что могло бы быть.

Эко умолкает. Я тоже молчу.

Ночь тихая-тихая. Ни малейшего дуновения ветерка, ни ряби на воде. Города далеко, и в небе горят миллионы звезд. Время, страдания и вся глупость человеческая кажутся ничтожными под холодными просторами ночных небес.

Но запас сюрпризов у Эко не кончился. Она берет меня за руку. Пальцы у нее мягкие и теплые.

— Спасибо, что вернулся и спас меня от акулы, — шепчет она. — Хотя и считаешь меня чокнутой гадиной. Это храбрый поступок.

— Ты такая грустная, и мне тебя очень жалко, — отвечаю. — Зато теперь я понял, в чем дело.

Сидим, держась за руки. Снова романтический момент. Подумываю, не поцеловать ли ее. По-моему, она была бы не против. Но не могу. Ведь это, в конце концов, крошка-ниндзя. Это сержант, который гоняет меня в хвост и в гриву. И фигура у нее тумбочкой. И вообще она мерзкая, как гремучая змея.

— Знаешь последнее хокку Басё? — тихо спрашивает Эко.

— Я даже не знаю, кто такой этот Басё, — отвечаю.

— Японский поэт, — говорит она. — Мастер хокку. Он принадлежал к знатному самурайскому роду. Отверг и титул, и все мирские блага. Стал бродягой. Писал прекраснейшие хокку. В последние годы жизни подолгу путешествовал. В пути он заболел и последнее стихотворение написал на смертном одре в Осаке. — И Эко читает шепотом:

В пути я занемог.

И все бежит, кружит мой сон

По выжженным полям. [17]

Она ежится.

Впервые в жизни девушка читает мне стихи.

— Как печально, — бормочу я.

— Да, — соглашается Эко. — Все время повторяю его про себя. Удивительно, что такое короткое стихотворение обладает такой силой.

На этот раз она не просто ежится. Ее трясет. Выпускаю ее пальцы. Обнимаю ее за плечи. Эко прижимается ко мне. Мы поворачиваем головы и глядим друг на друга.

Ее серые глаза мерцают. Наши губы соприкасаются.

И тут я вскакиваю на ноги — так резко, что едва не падаю с крыши. И бросаю:

— Ладно, пора мне спать. Спокойной ночи.

Спускаюсь по черепице и поднимаю глаза, только когда уже стою на подоконнике.

Эко снова сидит в позе лотоса за завесой печали и молчания — горгулья, оплакивающая свой погибший мир.

Школа молодого бойца пошла насмарку. Какая может быть военная дисциплина, когда помнишь, как вчера вечером вы с сержантом сидели на крыше и держались за руки? Неудивительно, что в вооруженных силах фамильярность не поощряется.

Предрассветная пробежка. Теперь мне не приходится с трудом поспевать за Эко. Бежим рядышком. Я чувствую паутину и успеваю вовремя пригнуться. Уже не наступаю в ямы и на острые камни. Просто заранее знаю, где они, а откуда — не спрашивайте. Мы бежим идеально в ногу. Иногда случайно чуть касаемся друг друга.

Гребля на байдарках. Скользим сквозь жутковатый туман. И небо, и вода одинакового красновато-серого цвета. Надвигается шторм. Утренняя мгла скрывает извивы ручейков. Теперь Эко не приходится показывать мне зверей и птиц. Я сам вижу, где они прячутся.

За зарослями восковника — белохвостый олень. Среди гальки на мелководье — мокасиновая змея. Под низким диким виноградом замерла лягушка. Все они великолепно замаскированы. В идеальных убежищах. Но я знаю, что они там.

Мы одновременно поднимаем весла, чтобы поглядеть, как из-за занавесей тумана пикирует за рыбешкой скопа. Пике, всплеск, короткая борьба, молниеносный взлет, — в острых как бритва когтях бьется серебристая рыбина. Мы восхищенно переглядываемся.

Над дюнами кружит египетская цапля. На сей раз она следует не за табуном диких лошадей. А за одним старым жеребцом.

Жеребец перебирается через гребень дюны и не спеша идет по песку к кромке воды. Благородное животное. Старое, но все еще грозное. Вспоминаю, что говорила Эко. Держусь в отдалении.

— А почему он один?

— Посмотри, какие у него шрамы на спине и на шее.

Я-то думал, у него такая масть. А теперь вижу, что это рубцы — от ноздрей до самого хвоста.

— Он храбро бился за свою семью, — объясняет Эко. — Не хотел отдавать жен и детей молодому жеребцу. Дрался, терпел поражение и снова дрался. Но ничего не мог сделать. Он уже старик.