Щенки и псы войны - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Аксу cтр.№ 68

— Ну, хоть патрончик брось!

— Я те, щас брошу! Из-за вас мудаков торчу тут как распоследняя шлюха на панели.

— Антош, ну будь человеком!

— Ладно, лови, но только не скули больше и без вас тошно.

Поймав патрон, Лешка стал выискивать свободное место для надписи.

— Чего же написать-то? — Ничего оригинального не лезло в его хмельную голову. Мысли словно отшибло. В конце концов после долгих раздумий он нацарапал «Дембель-2000-Леха». В соседней ячейке, свернувшись калачиком, мирно посапывал спящий Шестопал.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

Нет на земле твоего короля…

«Сероглазый король» А.Ахматова

Четырехэтажка протяжно завывала будто сказочный дикий зверь, продуваемая ветром через закопченные глазницы окон. Ута неподвижно лежала, свернувшись калачиком, на детском матрасе в углу у оконного проема. Это место ей нравилось: отличный обзор, все как на ладони. Хотя «лежка» не из самых лучших, даже, можно сказать, из опасных. Отходов, почти никаких, если не считать огромную пробоину в стене в одной из квартир на третьем этаже, выводящую в соседний подъезд.

Она достала пачку «Данхила», закурила, с наслаждением затягиваясь. В голову почему-то лезли мрачные мысли. А это хуже всего, выбивает из колеи. Начинаешь нервничать, суетиться, делать ошибки. Работа, естественно, насмарку. А любая ошибка в ее положении может стоить головы. И в мозгу неустанно свербит: «Самое дорогое в жизни — глупость». Притушив окурок, она спрятала его в политиленовый пакет, где уже звякали две стреляные гильзы. Даже для экскрементов и мусора у нее был специальный пакет. Она ни где не должна оставлять после себя ни малейших следов. Это главное неукоснительное правило, которому она следовала всегда.

Она ждала приближения сумерек. Это было самое удобное для охоты время. После выстрела, как всегда — паника, потом начинают шевелиться, прочесывать, зачищать. А в наступившей темноте вряд ли кто сюда сунется. Самим же дороже встанет. Двумя этажами ниже пара, искусно установленных Расулом, «растяжек».

Она придвинула винтовку поближе к себе, напряженно вслушиваясь в завывание ветра, гуляющего по крыше, по заброшенному мертвому зданию.

Ута вспомнила далекий заснеженный в это время года Тарту, поседевшую рано мать, родной университет, в котором училась, и надо сказать, неплохо училась. Почему же она здесь? В этой «дыре». В этой поганой холодной коробке, продуваемой насквозь холодным промозглым ветром, на грязном рваном матрасе, разостланном на захламленном цементном полу. Да, она и не Ута вовсе! Здесь она для всех Фатима!

Почему она здесь? Что привело ее сюда? Лютая ненависть? Месть? Деньги? Наверное, и то и другое, и третье. Ненависть к русским, переданная с молоком матери. Месть за убитого на Восточном фронте под Волховым деда, который воевал против частей Красной армии в группе «лесных братьев» под командованием своего земляка, Альфонса Ребане, потом в легендарной разведгруппе «Эрна», входящей в состав войск СС. За многострадальную его семью, что репрессировали после войны «коммуняки» и выслали в далекое Забайкалье. Месть за мамину четырехлетнюю сестренку, которая умерла в суровую зиму в далекой захолустной сибирской деревеньке. Наконец, месть за Хельгу, любимую подругу, почти сестру, с которой на соревнованиях разного уровня пробежала на лыжах не один десяток тысяч километров, которую в 95-ом в Грозном озверевшие солдаты разорвали бэтээрами.

А что же деньги? Да, конечно, и деньги! Что скрывать. Она неплохо заработала на той и на этой войне, отстреливая из засады русских офицеров и солдат. За это платили. И платили не плохо. Платили «зелеными». После первой чеченской она прекрасно устроилась в Германии в Гамбурге, тренером по стрельбе. Часто приезжала к старенькой матери и родственникам в Эстонию с полными руками подарков. Они были рады за нее. Считали, что ее жизнь удалась, что она имеет хорошую любимую работу, что она вышла за границей удачно замуж. Замуж? Ха! Ха! Ха! Да она терпеть не может этих скотов, вонючих волосатых мужиков. Она всегда испытывала к ним отвращение. Началось с того, как на одной из студенческих вечеринок ее пьяную пытались изнасиловать двое однокурсников. До сих пор она испытывает омерзение и покрывается «гусиной кожей», вспоминая их слюнявые губы и потные суетливые руки, ползающие словно осьминоги по ее стройному телу.

Подкатывался и здесь один молодой чеченец, красавец Рустам, думал, наверное, что не отразим как Парис. Рассчитывал, видно, что она тут же кинется ему в объятия, забыв обо всем на свете. Но, она отшила его. Потом, он опять как-то на одной из конспиративных квартир, где они скрывались, попытался позволить себе лишнее и силой овладеть ею. Ей надоели его домогательства и она пожаловалась Исе. После чего боевики боялись посмотреть в ее сторону, ни то, что дотронуться пальцем. Иса, правая рука эмира Абу Джафара, его слово в отряде закон. Никто не смеет перечить ему. Иначе — жестокая смерть!

Она достала из нагрудного кармана блокнотик в дорогом кожаном переплете, где вела свои записи и расчеты. Последнюю запись она сделала три дня назад, когда сняла солдата, загружавшего на «Урал» бачки с едой и фляги. Пуля на излете ужалила его точно между лопаток. Она видела, как он, дернувшись, выронил из рук флягу и рухнул на землю. Второй солдат, что принимал у него груз, дико заорав, тут же упал на дно кузова и в испуге забился в дальний угол. Машина рванула стремительно с места, оставив убитого лежащим в колее. Это было в трех километрах отсюда, у блокпоста за мостом.

Она была всегда осторожной, в отличие от Хельги, за что та и поплатилась. Ута старалась в день делать не более двух выстрелов, это было как бы неписаным правилом для нее, гарантией ее безопасности.

Хельга же, стреляя, входила в такой раж, что уже не могла остановиться. Она была азартным человеком, отменным стрелком. Джохар Дудаев высоко ценил их дуэт. Хельга получала от «охоты» не только порцию адреналина, но и огромное наслаждение, сродни оргазму. Она, буквально, издевалась, играя со своими жертвами. Поочередно вгоняя пули в конечности солдатам, и когда те уже не могли уже двигаться и ползти, пятым выстрелом ставила окончательную точку на чьей-нибудь жизни.

Ута бережно извлекла винтовку из чехла. Прицел и ствол для маскировки были обмотаны тряпьем.

— Ишак, вонючий! — проронила она вслух, вспомнив, как Рамзан, эта волосатая грубая горилла, в пещере в темноте нечаянно уронил на ее винтовку ящик с боеприпасами, при этом разбив вдребезги ночной прицел. Что тогда было, трудно передать словами. Иса, расвирепев, чуть не замочил боевика на месте. В базовом лагере под Ножай-Юртом были четыре снайпера: она, украинец Микола Ковтун из Львова, одноглазый афганец Абдулла и молодая чеченка Зухра. С молчаливой дикой Зухрой ей трудно было найти общий язык, та шарахалась от нее как затравленный зверек, да она особенно и не стремилась к контакту с ней. С тупым грязным арабом тем более. Что может быть общего у отличницы университета с темным немытым туземцем. С Миколой же у них сложились нормальные деловые отношения, можно сказать, даже дружеские и не больше. Парень он был из себя видный, послужной список у него был внушительный. Когда-то служил в спецназе в Афгане, потом воевал в Приднестровье, Карабахе, на Балканах. Ковтун неоднократно предлагал ей работать в паре, но она отказывалась, слишком опасно, Лучше надеяться только на себя. Так вернее. Чем платить жизнью за чужие ошибки.