Неотмазанные. Они умирали первыми - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Аксу cтр.№ 77

Однажды, заночевав в одном из предгорных сел, в доме сердобольной чеченской семьи, она ночью почувствовала сильное тревожное сердцебиение, которое заставило ее проснуться, вскочить с лежанки и подойти к окну. Словно кто-то звал ее. За окном в холодном предрассветном сумраке мимо дома по дороге быстро промчалась легковая машина. По мере того, как удалялись звуки машины, так и биение сердца стало постепенно затихать. Что это было? Она не знала. Может быть знак свыше? Может быть что-нибудь с Колей? Мучил ее вопрос.

Если б она только знала, что в проехавшей мимо дома белой «Ниве» был ее единственный сын. Но этого она не узнает никогда.

Полковник провел Веру Владимировну в лабораторию. На одной из стен большой стенд с фотографиями военнослужащих под названием «Им возвращены имена». За компьютерами несколько офицеров-криминалистов и солдат. На экранах совмещенные изображения фотографий лиц и черепов. На столах, на полках под номерками кости и черепа. В углу у окна горько плакала молодая женщина в трауре. На экране компьютера перед ней лицо молоденького лейтенанта, почти мальчишки.

— Сережечка, миленький…., - горько всхлипывала она.

— Работа у нас, Вера Владимировна, сами понимаете, трудная, специфическая. Но, необходимая. Вернуть родным погибших солдат наш долг. Не каждый может этим заниматься. Здесь нужны одновременно, и чуткость, и железные нервы. У нас в основном служат профессионалы, а также проходят службу будущие медики, — сказал полковник, приглашая Веру Владимировну пройти в следующую комнату.

— В первую очередь нас интересуют переломы, рубцы, операции, татуировки. Какие приметы, вы говорите, у сына?

— У него на кисти левой руки была крошечная татуировка: “Марина”. Вот на этом месте. А еще в детстве два пальца сломал на левой руке. Безымянный и указательный. В садике с качели упал.

— Это уже кое-что. Максим, посмотри по картотеке! Татуировка «Марина»! Кисть левой руки! — полковник обратился к старшему сержанту в очках, сидевшему за компьютером.

— А вы, присядьте, пожалуйста. Подождите. Заранее ничего обещать вам не могу. Работы много. Помощи же практически никакой. Лаборатория, сами видите, крошечная. Расширять нас не собираются. Боюсь, как бы вообще не закрыли.

— Есть, товарищ полковник! — откликнулся старший сержант. — Левая рука! Татуировка «Марина»! Номер …

Вера Владимировна уже ничего не слышала. Стены поплыли, все закружилось…

Он вернулся. Вернулся с войны, с жестокой бессмысленной, ни кому ненужной кровавой бойни. Его встречали цветами, со слезами на глазах. Только это были не слезы радости, это были слезы скорби, это были слезы убитых горем матери и отца, девчонок, с которыми учился. Цинковый гроб с телом Кольки Селифонова на железнодорожном вокзале ждали автобус-катафалк и военком с курсантами, выделенными артучилищем.

Ромка, расплатившись с барменшей и вооружившись тарелкой с бутербродами и стаканом водки, стал пробираться к свободному столику у окна. И тут нос к носу столкнулся с бывшим ротным, капитаном Шиловым. Шилов был на взводе и уже собирался покидать питейное заведение, на нем красовалась форма с майорскими погонами. Вот так встреча! Бывшие сослуживцы расположились в углу у окна, подальше от шумных компаний.

— Сунулся в одну фирму, в другую, везде одно и то же, облом. Как услышат, что в «горячей точке» служил, да еще и раненый к тому же, так сразу же — вежливый отказ, — жаловался Ромка Самурский своему бывшему ротному, майору Шилову, — Такие в охрану им не нужны. Гуд бай, служивый! Пишите письма!

— Да, верно! Такие как мы теперь на хер кому нужны! — прищурив глаза, дымил сигаретой майор.

— Хотел, было в воинскую часть контрактником податься, ведь специальности гражданской никакой, но «анкета» подкачала, — продолжал молодой парень с коротко стриженой головой. — До армии, когда еще в школе учился, было три привода в милицию. По пьяной лавочке попадал. Как говорится, прецедент есть. На войну посылать можно, жизни класть можно, никто не спрашивает о пьяных залетах; а как на службу, в ту же армию в мирное время уже нельзя! Незя! Незя! Как у клоуна Полунина. В армию «незя», в милицию «незя», в силовые структуры «незя»! В бандиты, что ли идти прикажешь! Мне всего двадцать лет, вся жизнь, можно сказать, впереди, а у меня уже все дороги перекрыты.

— Роман, успокойся, дорогой. Все будет спок! Неужели я, фронтовик, который видел эту костлявую стерву с косой, вот так, как ты меня; неужели я не помогу своему боевому товарищу. Да, распоследняя, я после этого буду сволочь.

— Понимаешь, Петрович, я ведь мог остаться в Чечне. И жизнь бы сложилась бы совершенно по-иному. Не пришлось бы унижаться и оправдываться перед всякими чинушами, перед этой мразью. Ведь нам предлагали, упрашивали перед дембелем подписать контракт. Но так хотелось домой, вернуться живыми с этой бойни. Полтора года дома не был. Тоска замучила. А когда вернулся, через неделю потянуло обратно туда, в пекло, в мясорубку, к оставшимся ребятам. Представляешь?

— Считай, что ты уже на довольствии! Заместитель командира части, подполковник Устименко, мой давнишний друган, да и я не последний человек в бригаде. Так что, милый мой, никаких проблем! Это я тебе железно обещаю! — майор поднял стакан. — Ну, давай! За погибших ребят! Царствие им небесное! Пришлось в прошлую, под Ярышмарды побывать, колонну там боевики расстреляли……

Шилов вдруг замолчал, лицо его посерело, сморщилось как сушеное яблоко.

— Петрович, ты чего?

— Кольнуло, бля! Мотор опять забарахлил! Погоди, сейчас отпустит! — собеседник Ромки Самурского окаменел, потупив взор, словно прислушивался к чему-то.

— Уф, кажется, пронесло! — выдохнул с облегчением майор. — Помню, крепко скрутило меня в Комсомольском, когда гелаевских духов мочили. Это уже после того, как вас наконец-то сменили. Ну, думал все, хана! Приплыл, дорогой Михал Петрович! Отвоевался! Ан, нет, очухался, когда эта вся сволота вдоль реки в горы стала пробиваться из окружения. Положили их на берегу не одну сотню. Несколько недель долбили из минометов по селу и ущелью. Перепахали вдоль и поперек. Живого места не оставили, сплошные руины да обугленные кочерыжки от яблонь. Все в дыму, дышать нечем от гари. Местные жители на окраине в голом поле стоят, причитают. Дети, бабы вопят. Кошмар какой-то. Мы-то, тут при чем? Руслану Гелаеву, мудаку, спасибо скажите! Со спецназом тогда был, попытались замкнуть кольцо с южной стороны, да встретили такой яростный отпор. Не дай бог опять попасть в такую передрягу. Вышли из того боя с потерями, измотанные в конец. Это тебе не в Ханкале на печи прохлаждаться. Ваххабиты, бешенные волки, закрепились в подвалах и погребах, хер их оттуда выкуришь. Если б не наши саперы, не знаю, сколько еще там мудохались. По ночам гниды выползали из своих нор и схоронов пакостить. Много славных парней снайпера тогда постреляли. Парня-кинолога из Пензы рядом со мной шальной пулей убило…

Мрачный майор надолго замолчал, гоняя окурком по пепельнице горстку пепла. Ромка, уставившись остекленевшим взглядом в пространство, курил.