Неотмазанные. Они умирали первыми - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Аксу cтр.№ 70

— Да, Настасья Егоровна, прекрасная женщина, — согласился Игорь, закуривая. — Душевной теплоты человек. Помню, как она нас провожала в последнюю командировку! Для каждого нашлось доброе напутствие. Для каждого.

— Не то слово! Золото! А про твою, она мне сразу сказала, как только увидела, что вертихвостка та еще, и что жить вы не будете!

Квазимодо с хрустом сжал кулак с ороговевшими костяшками, покоившийся на столе. Его потемневший взгляд впился в хрустальную пепельницу.

— Ничего, ничего, браток! Съедишь, развеешься. Там тебе не до дурацких дум будет. А здесь останешься, волком будешь выть, на стенку начнешь бросаться, сам себя изведешь, как пить дать. Это вещь такая. Не ты первый, не ты последний. Сколько стоящих мужиков из-за этого пропало. Необходимо отвлечься от мрачных мыслей, по боку их, иначе — крышка. Либо горько запьешь и тебя вышибут из органов ко всем чертям, либо чего-нибудь натворишь непоправимое, либо чего доброго, пулю пустишь в башку. Так что, мой тебе добрый совет, езжай с богом, Игорек! Время лечит. Все у тебя будет путем, ты парень не из слабых, я тебя знаю! Будь молодцом, не бери в голову! Плюнь на все! Черт с ней, с сукой! Поедешь на замену Балашову.

— Балашову?

— Ранили его!

— Славку? Когда?

— Степан Исаев звонил оттуда утром. Подорвался, сучий хвост! Сколько раз ему, мудаку, говорил, не спеши, внимательно осмотрись, обдумай! Так нет же, прет всегда напролом как танк!

— Где случилось?

— В Хиди-Хуторе.

— На растяжке?

— Да, нет. Растяжку бы он заметил, не дурак. Перестрелка завязалась. Группу наемников в селе накрыли. Завалили пару «вахов». Пацан-срочник, что с ним был, рюкзак поднял, брошенный на тропинке рядом с убитым арабом. А под рюкзаком лежала МС-3 на боевом взводе. Только салаженок поднял, чтобы посмотреть, что в нем, рванула. А Славка, как на зло, рядом оказался в это время.

Игорь с Балашовым еще в 95-ом в Грозном «боевое крещенье» получили. Ему вспомнился кошмар тех дней, который им вместе довелось пережить. Изматывающие уличные бои, кругом убитые, стонущие раненые, пожарища, руины, подбитая изувеченная бронетехника, обезумевшие под перекрестным огнем беженцы, отчаянное сопротивление дудаевцев. Навечно отпечаталась в памяти мерзкая картина: в расположенном за президентским дворцом канализационном коллекторе плавающие в дерьме трупы погибших танкистов. До которых никому из командования не было дела. И вот Славка, его боевой кореш, с которым вместе перенесли все тяготы войны, подорвался на мине.

— Поедешь, за Трофимовым там присмотри, уж больно горяч, как бы чего не выкинул. От него всего можно ждать, — оторвал его от мрачных дум Михалыч.

— Конфуций — мужик непредсказуемый.

— Да, кстати, тут тебя спрашивал Алексеев. Интересовался, когда приедешь? Подарок тебе приготовил на день рождения. Забеги к нему. Проведай.

Саша Алексеев был с ними, когда они вошли в Чечню в декабре 94-го. Молодому лейтенанту не привелось повоевать в Грозном, на трассе колонну бронетехники обстреляли из зеленки, и шальная пуля попала ему в спину, задев позвоночник. У Саши после ранения парализовало нижние конечности, и он передвигался по крохотной родительской квартирке на инвалидной коляске. Жили они на четвертом этаже в «хрущевке», и спуститься на прогулку во двор на свежий воздух для него было неразрешимой проблемой. Игорь с товарищами после возвращения из командировок часто заходили к боевому другу и на руках выносили его вместе с коляской в тень под акации, иногда организовывали для него праздник: выезд на природу, куда- нибудь в лес, к речке. В первый год у Саши была жуткая депрессия, он не хотел жить. Любимая девушка его бросила. Кому нужен муж-инвалид? Он не мог видеть, как переживают за него родители. Его нервировало их сострадание, он не мог видеть постоянно заплаканные глаза матери, а больше всего угнетала собственная беспомощность. А потом кто-то из ребят додумался и принес ему инструмент для резьбы по дереву, чтобы его чем-нибудь занять, всякие там резцы, и он увлекся этим занятием. Начал с простого, с разделочных досок, и пошло. Из под его искусных рук выходили настоящие шедевры, особенно из капа, которые он любил просто дарить своим друзьям.

Ласково пригревало мартовское солнце. Издалека доносилось монотонное стрекотание, пролетевшего в сторону Ханкалы, «Ми-8». Старший лейтенант Гурнов сидел на хлипком деревянном ящике у бетонного блока и курил, провожая взглядом из-под белесых бровей группу чеченок, которые, шумно болтая, с огромными сумками и баулами направлялись в сторону рынка. Мимо блокпоста какой-то изможденный старик, из последних сил тащил за собой тележку на расхлябанных колесиках от детской коляски, груженную нехитрым скарбом. Напротив, за разбитой дорогой, сплошные руины: за горами мусора и битого кирпича пустые закопченные глазницы разрушенных домов. Бродячие тощие собаки кружили вокруг блокпоста в надежде на подачку, в страхе шарахаясь при каждом резком движении военных. Смелее всех была черная сучка с белым пятном на груди. Она внаглую приближалась к бетонным блокам, заискивающе глядя на омоновцев слезящимися черными глазами. Весь облепленный бойцами, словно муравьями, промчался, уляпанный грязью, «бэтээр». За ним проехали бежевые «Жигули», в которых восседали какие-то мужики с недобрыми небритыми лицами. Потом прошмыгнула старая облезлая «Волга» с набитым доверху багажником…

Вон там, за теми развалинами, полегла Майкопская бригада; а в том, покореженном авиаударом, доме, на третьем этаже сегодня саперы обнаружили «лежку» снайпера. И сняли две мастерски замаскированные растяжки, когда обрабатывали подходы к лестнице, ведущей наверх. Кто-то из «духов», видимо, готовил себе удобную позицию для обстрела блокпоста. Саперы обещали на днях рвануть эту чертову лестницу, чтобы никто не смог пробраться на верхние этажи. Вчера на рынке среди бела дня выстрелами в спину «чехи» завалили трех зазевавшихся «федералов». Опустив голову, Гурнов, лениво сплюнул в грязь, усеянную окурками и шелухой от семечек. На коленях у него покоился автомат. Потертая разгрузка была туго набита рожками. Шел 68-й день треклятой командировки. Осталось еще двадцать два дня томительного ожидания. Двадцать два дня неизвестности, двадцать два дня тревоги, двадцать два дня адского напряжения… Это была уже третья его командировка в Чечню. Чесалась давно немытая голова, позуживала спина: тело тосковало по баньке. Эх, сейчас бы горяченького парку, да березовый веничек…

— Дядь, даш закурить, а? — вдруг раздалось со стороны шлагбаума, прервав его невеселые думы. Гурнов повернул голову. Какой-то настырный шкет, лет двенадцати, настойчиво канючил у сержанта Егорова курево.

— Эй, пацан! Иди сюда! — окликнул его старший лейтенант. Шкет подошел, под его рваными, огромными не по размеру, десантными ботинками смачно чавкала весенняя грязь. У замурзанной куртки были подвернуты обтрепанные рукава. На голову напялена, видавшая виды, вязаная шапка с символикой «адидаса». Из-под нее настороженно глядели большие темно-серые глаза. Из левого кармана куртки торчала пластиковая бутылка из-под «пепси».