— Не понимаю, какая муха отца укусила, — бурчал Сири, стараясь скрыть улыбку. — Чуть что — норовит голову оторвать.
— Гест задумал великие дела, потому что сейчас у нас вдвое больше народу, — объяснила Адара, когда Гейр разыскал ее у кладовых. — А Орбан, по-моему, не желает ему помогать. Не перечь отцу.
Гейру хотелось только одного — не попадаться Гесту на глаза. К тому же он хотел еще кое-что спросить у Адары.
— Мама, скажи, что говорит гадание на следующий год? Он будет хороший или плохой?
Адара задумчиво поморщилась.
— Сама не знаю. Пока непонятно. А почему ты спрашиваешь?
— А что там получается про доригов и великанов? — спросил Гейр.
— Бановы косточки! — поразилась Адара. — Дай подумаю. С доригами все ясно. Ими управляют Сатурн и Луна, а в ближайшее время оба светила очень сильны. А вот будущее великанов такое же туманное, как и у нас. Интересно, почему…
Странная и непонятная штука — это гадание, подумал Гейр. Как посмотришь на великана Джералда, можно подумать, что уж у кого-кого, а у него точно в покровителях мрачный Сатурн. Да и у самого Гейра, наверное, тоже. Но надо было спросить еще кое-что.
— Мама, а может так получиться, чтобы Низины превратились в озеро?
Адара посмотрела на Гейра встревоженно. Она прекрасно знала о том, как тайные горести заставляют задавать странные вопросы. Но при этом ей казалось, что у Гейра нет причин горевать.
— Низины уже были когда-то озером, — ответила она. — Когда расширяли Манихолм, нашли в земле рыбьи скелеты и ракушки, а в Ольстрове и вовсе всякие диковины. А гадание говорит, что и сейчас Низины иногда ведут себя как озеро. Их притягивает Луна. Думаю, поэтому тут и живут дориги. Скажи, Гейр, тебе грустно?
— Нет-нет, — замотал головой Гейр. Ему совсем не хотелось говорить о необъяснимой тревоге, к тому же он боялся, что будет вынужден признаться, как ходил смотреть на великана. — Ну… в общем, если у кого-то характер такой, что он любит посидеть один, так в этом же нет ничего странного, а почему тогда все считают, будто он гордый? Он ведь просто обыкновенный…
— Я бы не сказала, что он просто обыкновенный, — заметила Адара, надеясь, что в этом-то и таится причина Гейровых бед. — Вдруг ему трудно уживаться с другими? Тогда даже хорошо, если он кажется гордым. У таких, как он, обычно бывает много интересного в голове.
— Понятно. — Гейр почувствовал, что багровеет. — Мама, а Ондо из таких?
— Ондо? — сухо переспросила Адара. — Не сказала бы, что Ондо этим страдает. Нет. Знаешь, сдержанность и самомнение — совсем разные вещи.
— Спасибо, — выдохнул Гейр и обрадованно бросился прочь.
Разобравшись с припасами, Адара решила разыскать Гейра и еще с ним поговорить. Ей было за него беспокойно. Но к этому времени Гейр был уже на полпути к великанскому дому и думал на бегу, что того и гляди станет заядлым любителем великанов.
Великан снова расхаживал по роще. И теперь, после утешительных слов Адары, Гейру показалось, будто они едва ли не добрые знакомые. Если он не знал, как истолковать то или иное выражение, пробегавшее по великанскому лицу, то надо было всего-навсего покопаться в себе, и сразу все становилось понятно — по крайней мере, более или менее. Через пять минут подглядывания и шныряния Гейр сделал открытие: Джералд так скверно обошелся с великаншей по той простой причине, что эта роща для него — как подоконник для Гейра. Роща была подоконником Джералда, его убежищем, а поскольку Джералд был великан, то и убежище ему требовалось побольше, чем Гейру. Великан ревниво относился к своей роще и, как и утром, постоянно оглядывался, чтобы убедиться в отсутствии посторонних.
Как и утром, Гейру передались чувства великана. Ему подумалось, что это как-то связано с мерцающим домом. Краем глаза Гейр замечал, как дом продолжает свое странное мерцание — от уродливого к прелестному и обратно. Это ужасно отвлекало. Все время приходилось вертеть головой.
В очередной раз обернувшись, Гейр обнаружил, что дряхлый старый пес забрел в рощу, прячась от солнца. Гейр увидел пса, когда тот дружелюбно глядел на серую белку, которая сидела на стволе на полпути к сучьям и, судя по всему, вовсе не боялась пса. Гейр тихонько произнес слова, и пес мирно подбежал к нему. Гейр принялся его гладить. Пес был такой старый и такой ласковый, что Гейр снова задумался, зачем он великанам.
Великан заметил пса и окликнул его. Но в это время Гейр как раз чесал ему шею, и пес даже не пошевелился.
В следующий миг великан уже ломился сквозь кусты по направлению к Гейру.
— Тобер! Тобер, ко мне!
Гейр отпустил пса, скользнул за дерево и прижался к стволу. Он страшно перепугался. Он помнил все, что ему говорили о безжалостных великанах, а недавно сам убедился в том, как они сильны и жестоки, и теперь сердце у него колотилось, а в животе закрутило. Что будет, если великан обнаружит его в своем убежище?! Но при этом Гейру хотелось поближе узнать Джералда. Все это время он мечтал с ним поговорить. Этот великан был единственным живым существом, с которым у Гейра было что-то общее. Но Гейр боялся даже шевельнуться.
— Отец это смог, почему я не могу? — сердито сказал он себе.
Он так и стоял, прижавшись к дереву, пока Джералд не подошел и не забрал пса.
Потом Гейр мрачно и медленно побрел в Гарлесье. Ему было стыдно за свою слабость. К тому же он боялся, что стоит ему войти в курган, как его встретит знакомая тревога.
Но тревога застала его врасплох — она выползла из Гарлесья и вцепилась Гейру в горло еще до ворот. Она схватила Гейра и тряхнула его. Тревога словно превратилась в громадное живое существо. Гейр закашлялся и едва не упал.
— Это еще что такое?! — прохрипел он. — А ну, перестань!
Ничего не изменилось. Тревога впилась Гейру в шею и повисла на плечах. И к тому же окружила Гейра плотной стеной. Гейру пришлось пробиваться сквозь нее в курган, а внутри оказалось еще хуже. Гейру страшно хотелось кричать — вслух выкрикивать странные слова. Он очень медленно спустился по лестнице, стиснув зубы и твердо решив открывать рот только для того, чтобы поесть. Он понимал, что стоит ему поддаться тревоге, и она тут же заставит его наговорить глупостей.
Теперь Гарлесье стало спокойным и деловитым. Приготовления к охоте завершились. Охотникам оставалось поужинать и отправляться. Суетиться продолжала только Каста. Поскольку Ондо добывал из своих несчастий последнюю каплю сладости и продолжал валяться в постели, Каста смогла поднять основательный шум вокруг Орбана — напомнить то, указать на се и вообще всех расшевелить.
— Только бы привлечь к себе внимание! — возмутилась Мири. Потом она посмотрела на Гейра. — Что стряслось? Где ты был?
— Гейр, ты чего? — спросила Адара.
— Ничего, — выдавил Гейр и снова стиснул зубы.
Мири и Адара глядели на него с таким беспокойством, что Гейру стало даже интересно, что у него с лицом. Но спросить он не осмелился, боясь, что тревога заставит его сказать какую-нибудь чушь. Тревога все напирала и напирала, хлестала его ужасом, терзала страхом, пыталась заставить его выкрикивать всякую бессмыслицу, и приходилось все время сопротивляться.