Последний орк - читать онлайн книгу. Автор: Сильвана Де Мари cтр.№ 4

Наконец-то оказавшись в безопасности открытых улочек и вдали от глаз кухарки, мама повернулась к Ранкстрайлу и крепко его обняла.

— Ты говоришь! — прошептала она. — Ведь правда, ты говоришь? — неуверенно переспросила мама.

Ранкстрайл как-то никогда об этом не задумывался. Нелегкий вопрос! Он неопределенно махнул рукой. Действительно, если разобраться, он умел говорить и к тому же совсем неплохо. Но говорить было трудно, и Ранкстрайл всегда старался избегать этого. Его отец и мать, убежденные, что говорить он не умел, всегда обращались к сыну так, что достаточно было кивнуть или помотать головой в ответ, не прерывая привычного молчания.

— Значит, это неправда, что ты не умеешь говорить! Неправда, что ты… что ты не… Ты такой же, как и все дети! Ты такой же, как другие! Мой мальчик… О-о, мой дорогой мальчик! Наш сын… Пойдем, расскажем отцу, что ты умеешь говорить! Такой же, как другие… Такой, как все…

Мама светилась от счастья. Глаза ее блестели. Улыбка сверкала. Ее губы слегка приоткрылись, и лицо стало прекрасным, несмотря на то что с одной стороны улыбка стягивалась красной и жесткой от ожога кожей. Его мама была настоящей красавицей, когда улыбалась. Ранкстрайл желал, чтобы она улыбалась постоянно.

Поглощенные счастливым открытием, мать и сын радостно отправились домой. По пути они пересекли Среднее кольцо, находившееся как раз между первой и второй крепостными стенами. Здесь располагались лавки лекарей, мастеров по золоту, кузнецов, прославившихся до самых границ Изведанных земель своими прочными кирасами и острейшими мечами. Узкие улочки постоянно обогревались огнями кузниц, что было далеко не последней причиной, по которой здесь собирались все нищие и бродяги окрестных земель. Скитальцы сидели на корточках вдоль булыжной мостовой между инкрустированными серебром и золотом воинскими доспехами, выставленными мастерами на обозрение, и это создавало странную иллюзию двух армий — оборванцев и героев, которые мирно устроились бок о бок погреть у огня кости.

— К-касиво, — сказал Ранкстрайл, указывая пальцем на ряд мечей.

Игра параллельных линий, перемежавшихся окружностями щитов, казалась ему великолепной. Они создавали сложные геометрические фигуры, переплетавшиеся с фантастическими узорами их же теней. От наточенных клинков исходила необыкновенная красота, леденящая и жестокая, но в то же время придающая уверенность: там, где клинки остро наточены, никто не посмеет обидеть ни мам, ни кур.

Но мать ничуть не разделяла его восхищение.

— Я не хочу, чтобы ты играл с оружием… Ни сейчас, ни потом, когда ты вырастешь… Ты можешь порезаться… — сдавленным голосом, как когда у нее болело горло, пробормотала она.

Ранкстрайл же завороженно глядел на клинки, и их блеск дарил ему дикую радость: если когда-нибудь орки вздумают вернуться, чтобы сжечь Нереллу или мучить маму, он убьет их всех, всех до единого. До самого последнего орка. Даже если ради этого ему самому придется умереть.

— К-касиво! Если оки делать вава маме и Неелле, Аскай б-беёт меть и уб-бьёт всех. Все оки м-мётвые. Дазе если Аскай м-мётвый.

Произносить «р» было выше его сил, на «б» и «м» он все еще запинался, но в целом у него получалось довольно неплохо. Ранкстрайл говорил. Пусть это стоило ему неимоверных усилий, но результат оправдывал старания. Если бы Ранкстрайл мог предположить, что его мать так обрадуется, то стиснул бы зубы и заговорил намного раньше.

Но, видимо, он сказал что-то не то, потому что улыбка исчезла с маминого лица. В дальнейшем каждый раз, когда он проклинал себя за то, что сказал что-то, о чем лучше было бы умолчать (а случалось это довольно часто), Ранкстрайл вспоминал это утро в Среднем кольце между выставленными на обозрение доспехами. Говорить трудно. И дело не только в том, что нужно издавать определенные звуки, есть еще нечто неуловимое и порой необъяснимое — возможность причинить словами боль, совсем того не желая. Дама сказала чистую правду: невежливость — это жестокость, такая же, как удар кулаком или кинжалом. Он сам, услышав, как кухарка унижает его мать, почувствовал боль — как когда зимой, поскользнувшись на гладком льду и стараясь не уронить корзину с выстиранным мамой бельем, падал на колени. Ярость, рожденную той же болью, прочел он и в глазах маленькой женщины по имени Роса, которая варилась в собственном поту, жаря мясо на вертелах в огромных печах.

Ранкстрайл открыл для себя, что слова походили на шаги водоноса, который бродил по узеньким улочкам Внешнего кольца, продавая лимоны и чистую воду: коромысло, на котором висели ведра, раскачивалось на каждом шагу, и ведра лупили по спине всех, кто не успевал уклониться, а водонос жалобно просил прощения после каждого удара. Так и со словами: даже не желая того, даже изо всех сил стараясь избежать этого, словами можно было причинить боль.

— Здесь нет орков, — пробормотала мама, — и сюда они никогда не придут. Тебе не нужно никакое оружие. Варил неприступен… Его окружают стены… А ты знаешь, что в этом горшочке?

Даже Ранкстрайл по быстроте последних слов и напускной веселости, с которой мама произнесла их, сумел понять, что она хотела лишь поменять тему разговора. Он думал, что мама будет гордиться его стремлением сражаться за нее, погибнуть, если нужно, но ожидания его не оправдались. А он так хотел, чтобы мама им гордилась! Он бросился бы в огонь и в воду, лишь бы ее взгляд засветился снова. Оставалось лишь говорить, решил Ранкстрайл, довольный тем, что знает правильный ответ на мамин вопрос.

— В-вкусно! — попытался объяснить он. — К-касиво, — добавил Ранкстрайл, пытаясь придумать, как же описать словами свет, исходящий от коричнево-золотой массы в горшочке. В это мгновение на глаза ему попалось янтарное ожерелье на прилавке ювелира, и его осенило: — Как это! — ликующе воскликнул мальчик, указывая на ожерелье.

Ну что за напасть! Снова его слова возымели сходство с ведрами водоноса…

Снова радость поблекла в глазах матери.

— Откуда ты знаешь? — понизив голос, спросила она. — Откуда ты знаешь, что в этом горшке? Ты же никогда не видел меда. У нас его никогда не было.

Ранкстрайл остолбенел от этого вопроса. Желая как можно скорее изгнать грусть из маминых глаз, он лихорадочно пытался найти какой-нибудь подходящий ответ. Откуда можно что-то знать? Откуда он знал, что внутри горшка? Он знал это, и всё. Так же как знал, что он — Ранкстрайл, а мама — мама. Ниоткуда, просто знал. Это невозможно было объяснить. Ранкстрайл снова неопределенно махнул рукой.

— Ты знаешь то, что еще не произошло? Ты можешь видеть то, что будет?

Вопрос не имел никакого смысла. Ранкстрайл сжимал в руках горшочек меда и изо всех сил старался придумать, что же сделать, чтобы мама снова улыбнулась. Он пытался понять, что же он сказал или сделал не так, почему ее радость улетучилась, как улетает бабочка сквозь неплотно сжатые пальцы.

— Если ты и вправду знаешь, что должно случиться, никому об этом не говори, — шепотом, едва слышно, сказала мама, — никогда и никому, понял?