Последний орк - читать онлайн книгу. Автор: Сильвана Де Мари cтр.№ 109

Судья дал приказ отступать, немедленно, сейчас же. Он пришпорил своего прекрасного сивого скакуна и помчался прочь от орков и от орла; тот не стал его преследовать, а устроился на плече Роби, рядом с Эрброу. За считанные секунды воины кавалерии Далигара вскочили в седла и пустились галопом.

— На север! — крикнул Судья-администратор.

— На север? — переспросил кто-то. — Разве мы не возвращаемся в Далигар?

— Это слишком рискованно! Мы едем на север, в Алил, в горы. Алил неприступен, это Город-Сокол. Моя дочь Аврора уже там, в безопасности. Сейчас мы не можем думать о Далигаре, пусть сами выкручиваются. Мы вернем его позже, когда вновь наладим дипломатические отношения с орками. Освобождением Варила Проклятый Эльф натравил на нас орков… Один из вас, самый молодой, пусть скачет в Далигар, чтобы предупредить придворных и гарнизон. Они должны в кратчайшие сроки покинуть город и перебраться в Алил.

Голос Судьи растворился вдали.

Кавалеристы помчались за ним. Кто-то попытался было потащить за собой Энстриила, но тот смог освободиться, поднявшись на дыбы, после чего опять вернулся к кострищу. О Роби все вдруг позабыли. В нее полетело лишь несколько одиноких стрел, и она повалилась на землю, закрывая собой Эрброу и делая вид, что убита. Вокруг никого больше не было. В спешке спасая свою драгоценную жизнь, Судья, видимо, решил предоставить их казнь оркам. Роби спокойно могла бежать.

Она выронила слишком тяжелый для нее меч графа Далигара и наклонилась над его телом. Джастрин бросился обнимать Эрброу. Ангкеель хлопал крыльями от радости.

— Глупая курица, — прошептала Роби, с трудом сдерживая слезы ярости и боли, которыми вновь наполнились ее глаза, — не могла ты прилететь раньше?

Глупости. Ангкеель не смог бы спасти Йорша. Зато он только что спас ее. Роби проглотила слезы и погладила молодого орла по голове. Присутствие Ангкееля успокоило Эрброу, которая крепко обняла своего верного друга, а потом, глядя на Роби, стала делать какие-то странные жесты: сначала указывала на крылья Ангкееля, потом обводила руками все вокруг. Малышка повторила это несколько раз.

Граф был еще жив. Несмотря на стрелу, торчавшую из горла, и лужу крови, расползавшуюся вокруг него, он все-таки пытался говорить:

— Госпожа, я прошу у вас прощения… Я прошу у вас прощения… Умоляю вас… если вы можете… вы… наследница Ардуина… спасите Далигар… спасите мой город… Эти преступники, эти безумцы, они покинули его… Далигар, как и я, запятнал себя трусостью, но он не должен погибнуть… Возьмите мою цепь… на ней гербы графства… Они дадут вам необходимую власть…

Граф умер. Роби закрыла ему глаза. Ей снова, в который раз, захотелось расплакаться, разрыдаться и не переставать, пока она не умрет, но она опять сдержалась и отогнала эту мысль. Она не будет плакать.

Сейчас нужно спасать детей.

Время слез еще настанет. Может, позже. После войны.

До того времени глаза ее останутся сухими и душа обернется камнем.

Сейчас она должна вернуться в Эрброу, домой. Вернуться в свою хижину на берегу моря, где шум прибоя сольется с ее памятью о Йорше, но и тогда она не сможет плакать. Может, позже. После войны.

Она должна набраться сил, родить второго ребенка и подготовиться к своей войне.

Она будет сражаться. Она завоюет весь мир, чтобы ее детям было где жить, и изменит его так, чтобы они смогли жить без ненависти и преследований. Она никого не пощадит на своем пути, как никто не пощадил Йорша.

Милосердие умерло вместе с племенем эльфов.

— Роби, — заныл Джастрин, — идем домой?

Роби подняла глаза. Войско орков уклонилось к западу, и его фланг находился теперь слишком близко к ущелью Арстрид.

Ее истомившееся сердце сжалось от ужаса.

Они не могли бежать в этом направлении у орков на виду — это было бы чистым самоубийством. Единственным выходом для них было подняться выше по склону, в тень скал, где их никто не заметил бы и не стал бы преследовать, и пробраться по краю ущелья к водопаду, но с ее животом об этом не стоило и думать. Тем более что Эрброу была еще слишком маленькой, не говоря уж о слабых ногах Джастрина. Кроме того, невозможно пройти совсем незамеченным, если над головой у тебя постоянно кружит орел.

Она не могла вернуться домой.

Эти слова начали вертеться в ее голове, как какой-то навязчивый припев. Она не могла вернуться домой.

Роби осмотрелась. Оставался лишь путь в Далигар — в ненавистный ей город, где были повешены ее родители и саму ее чуть не постигла та же участь. Если орки займут равнину, то единственное, что может спасти ее, Эрброу и Джастрина, — это высокие стены Далигара.

Судьи, который может приказать уничтожить ее детей, в Далигаре сейчас нет.

Если Роби узнают, то ей грозит верная смерть, но дети наверняка останутся живы.

— Не сейчас, — мягко ответила она Джастрину, — на дороге домой слишком много орков. Но рано или поздно мы туда вернемся. А сейчас я посажу вас на коня, тебя и Эрброу. Ты держи ее, я буду держать тебя, и, вот увидишь, у нас все получится.

Роби не подняла глаз на кострище. Она не должна была сейчас плакать и не хотела заставлять себя вновь сдерживать слезы. Мысль о том, что она никогда больше не услышит голоса Йорша, никогда больше не заснет рядом с ним, никогда больше не посмотрит ему в глаза, обрушилась на нее, словно удар меча.

Эти два слова — «никогда больше» — пульсировали в ее голове, словно звон похоронного колокола, и она поспешила отогнать их от себя. Потом, чуть позже, у нее будет время на отчаяние и на эти два слова.

Роби надела на шею золотую цепь графа Далигара. Подумала было нагнуться к траве, на которой умер ее супруг, и сорвать горсть обагренных кровью ромашек: она могла бы спрятать их в потайной карман своего платья, где уже хранилась праща, сделанная ее отцом и не раз спасшая ей жизнь. Но Роби не осмелилась. Риск того, что она не выдержит и разрыдается, был слишком велик. Она не должна плакать. Она не имеет права плакать. Если она позволит себе впасть в отчаяние, то утонет в нем, и тогда ее детей ничто уже не спасет.

Розальба подобрала меч Йорша. Ощущение тяжести эфеса вернуло ей мужество. Она не раз держала этот меч в руках — когда жарила из яиц чаек яичницу, которая получалась золотистой, длинной, тонкой, напоминавшей высушенные летним солнцем травинки; когда рубила дрова, которые горели в очаге ее дома; когда раскалывала камни, из которых она построила этот дом. Меч не пачкался, не повреждался, наоборот — его блеск со временем только усиливался.

Видимо, честь быть использованным в сражении с такими исконными противникам, как холод и голод, ничуть не уступала чести разбивать вражеские армии.

Роби подтянула пряжку ремня, на котором висели ножны, повыше, почти к самому плечу, чтобы меч оставался на левом боку и ничто не давило на ее круглый живот, мешая дышать. Корону она водрузила на голову — не только потому, что потайной карман был для нее слишком мал, но и потому, что, после того как Роби унизительно обрили наголо, ей было просто холодно.