Орина дома и в Потусторонье - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Кунгурцева cтр.№ 68

На полу в коридоре валялись выпавшие из папок пожелтевшие листы бумаги, пробитые дыроколами: приказы о приеме на работу, об увольнении по 33-й и другим статьям, о выговорах, награждениях и прочем, — на некоторых листах отпечатался грязный след мужского сапога; по углам валялась скомканная копирка, синяя и черная. Двери по обе стороны коридора были заперты: Юля Коновалова, да и остальные, время от времени дергали за ручки. Откуда-то понесло сквозняком и бумажные листы взлетели — мертвый коридор будто вздохнул полной грудью.

Посетители долго поднимались по железным лестницам, спускались, шли переходами — но здание пустовало. Наконец, когда они, вслед за Каллистой, вылезли в окно на широкую бетонную площадку и, миновав ее, вошли в один из нависающих над бездной кубов, внутри обнаружилась дверь, обитая черным дерматином, с золотой надписью «Управляющий», и послышалась чечетка пишущей машинки.

Юля Коновалова с возгласом «Наконец-то!» распахнула дверь — и все увидели секретаря в низко напущенном капюшоне. Он сидел за стареньким «ремингтоном» и, выставив из обшлагов руки с длиннющими пальцами, в обкусанных коротеньких ногтях, проворно бегал ими по клавишам, исполняя танец не менее замысловатый, чем тот, что танцевала глухонемая свояченица-волчица Катя Перевозчикова.

— Простите, — сказала Юля, — а Управляющий на месте? — и кивнула на вторую дверь, из красного дерева, безо всякой надписи и даже без ручки.

Секретарь провернул каретку, вытащил напечатанный лист, сунул его в папку, встал, потянулся, откинул капюшон — и все невольно подались назад, а Юля Коновалова вскрикнула… потому что это… это была она!.. Секретарь Юля сбросила брезентовый плащ на пол и ухмыльнулась, потом нахмурилась и спросила:

— А вы, товарищи, по какому вопросу? Вас вызывали? Или вы записаны на прием?! Что вам здесь надо?!

Настоящая Юля Коновалова охнула и упала на низкую тахту, удачно оказавшуюся в приемной. Юля-секретарь подошла, оттянула Юле-другой веко, вздохнула и, набрав в рот воды из графина, прыснула лежащей в лицо, бормоча:

— Не понимаю, что такого есть в этом лице, что нужно бухаться в обморок… Вот люди! Приходят незваными, а после всему, что ни попадя, удивляются!

— А вы кто такая будете? — надвинулась на маленького секретаря мощная Тамара Горохова. — Что за самозванство?!

Секретарь повернулась к ней и, слово в слово, интонация в интонацию, повторила:

— А вы кто такая будете? Что за самозванство?! — и, произнося обе фразы, вытянулась как раз с географичку, лицо у ней как бы сдвинулось, смялось, черты лица изменились — и теперь перед ними стояла… еще одна Тамара Горохова и освещала всех золотозубой улыбкой.

— Я… я не позволю… так с собой обращаться… — забормотала первая Тамара и понесла что-то невразумительное: — Это незаконно… Конечно, меня уволили по статье — тоже незаконно… и выговор занесли в личное дело… и я не могу жаловаться в районо, но я… я все равно напишу! И вы… вы пожалеете о том, что… Потому что любовь — она повсюду, даже в школе… Какая же это аморалка?! Я совсем не виновата… Хоть он и мой ученик… Но по два года сидел в каждом классе, вот и оказался… всего на пять лет моложе…

— Не пугайте ее — у ней ребеночек будет! — пролезла между долгими ногами первой географички Каллиста.

А Секретарь повернулась к ней — и тотчас стала уменьшаться в размерах, складываясь как рейсшина, бах — и стала ростом с крошечную школьницу, и задорное личико было у нее Каллистино, и та же разномастная одежка…

— Ой! — Каллистиным голоском запищала Секретарь. — Ой, как я люблю детей! Так прямо взяла бы — и съела! Жалко у меня детей нет — и не будет… И сама я никогда не была ребенком, увы… Никакого золотого детства, ни мамы, ни папы… Заброшенность и беспризорность. Не жизнь, а сплошная головная боль…

Каллиста надулась и сказала, что вовсе у нее не болит голова, только иногда, зимой, к непогоде…

А Секретарь-Каллиста повернулась к Орине и воскликнула:

— Ба-а, а вот и она — наша маленькая героиня! Наша Крошечка-Хаврошечка! Оглядывается по сторонам, ищет зеркало — а зеркало-то перед ней… — тут Секретарь доросла до Орины, приняв облик какой-то тетки с унылым лицом, тусклыми волосами, погасшими глазами, опущенными уголками губ и обвисшим подбородком.

Орина вскрикнула и спрятала лицо в ладонях. А тетка, которая стояла с ней нос к носу, бормотала:

— Да, да, да — сама виновата! Не хочешь у нас оставаться… Вот и получай! А ты как хотела?! Все мы меняемся, видишь — даже я… Такова она, взрослая жизнь, о которой так мечтает твоя кузина… Все одно и то же, одно и то же… Безотлучный бег по инстанциям Времен года, в которых все дни похожи один на другой… И вокруг толпы таких же, как ты, но не желающих тебя знать, так же, впрочем, как и ты не желаешь знать их. Некогда остановиться, оглянуться назад, какая-то бестолочь жизни, утекающей сквозь пальцы. А ведь жить надо с чувством, с толком, с расстановкой. А потом глядь в зеркало — а та-ам тако-ое! Не знаю, мне-то кажется, что твоей сестрице крупно повезло — уж она-то не изменится!

Каллиста смахнула на пол лежавшую на краю стола коробку со скрепками, которые засыпали пол, и заорала:

— Ей кажется! А давай-ка ты меня с ней местами поменяешь… Чего она вопит-то: руки-ноги есть — что еще надо?! Я-то любой удел приму: даже без рук, без ног жить готова! Слепоглухонемой буду — пожалуйста, и ни одной жалобы, даже в мыслях! Клянуть школой АФВОС!

Вдруг зазвонил один из телефонов, стоявших на столе. Секретарь, взяв красную трубку, сипло пробормотал: «По внутренней связи», — и, на ходу подняв плащ, закутался в него. Разговаривал он, стоя спиной к посетителям, пару раз сказал «да», один раз «хорошо», и еще — «все будет выполнено». А когда повернулся, башлык вновь был опущен до подбородка, и Секретарь глухо произнес, ткнув длинным пальцем в Павлика Краснова, а после в Орину: дескать, вас вызывают… А остальные-де могут дожидаться в приемной, хотя, мол, сегодня вас уже не примут, хотите, дескать, в кости сыграем… На кон ставлю будущее любого из присутствующих, а можно и прошлое… А может-де, в картишки перекинемся? Сыграем в винт? В покер? В подкидного дурака?

— Есть также шашки, шахматы, нарды, лото… — продолжал Секретарь, раскрывая дверцы шкафа. — Под хорошие напитки… Могу предложить вина, чего желаете: аи, бордо, клико?

— Не пейте! — воскликнула Каллиста. — Здесь нельзя…

— Если я предлагаю, то можно, — успокоил Секретарь.

Павлик Краснов толкнул дверь, Орина с низко опущенной головой, — она все еще пыталась спрятать от Павлика свое лицо — последовала за ним, еще услыхав, как Тамара Горохова в приемной лихо отвечала: «А тогда нам — всего, и побольше!», а Юля Коновалова согласилась сразиться с Секретарем в шашки.

В комнате царил полумрак: синие шторы оказались задернуты, — Орину это обрадовало. Это был обычный кабинет: с двумя столами, стоящими буквой Т; к длинному столу придвинуты два ряда стульев, от короткого — на нем череда разноцветных телефонов — отставлено кресло. В углу, у окна стоит железный сейф, пол покрыт красной ковровой дорожкой с зелеными полосками по краям. На стене — какая-то карта, и Управляющий, стоя к ним спиной, заложив руки за спину, ее изучает. Орина подтолкнула Павлика: дескать, гляди — карта же!.. Но Павлик Краснов покачал головой, дескать, нет, не то, — и покашлял, чтоб напомнить о себе. Управляющий раздернул плюшевые шторы, из складок взвилась пыль, будто их не трогали сотню лет, — так что Орина с Павликом раскашлялись, — и повернулся к ним. Это был широкоплечий мужественный человек с лицом боксера, с перебитым носом. На нем была серая фетровая шляпа, надвинутая на лоб, одет он был в хороший, наверно, габардиновый костюм: брюки свободного кроя и несколько тесный — видимо, из-за мощной грудной клетки — пиджак; галстука не было вовсе. Орине показалось, что где-то она уже видела его, только вот — где?..