Конор задумался.
— Они чересчур разволновались, Конор, — за его спиной проговорила мисс Кван. — Их можно понять. Я объяснила им, что произошло. Что он регулярно дразнил тебя, и что у тебя… особые обстоятельства.
Конор вздрогнул при этом слове.
— Только это, пожалуй, их и остановило, — сказала мисс Кван голосом, полным презрения. — Боязнь подпортить характеристику для университета.
— Но дело-то не в этом! — объявила директор так громко, что Конор и мисс Кван разом подпрыгнули. — Я не могу даже слов подобрать для того, что случилось, — она заглянула в какие-то бумаги у себя на столе — объяснительные учителей и учеников, решил Конор. — Не понимаю, как один мальчик мог сотворить такое безобразие.
* * *
Конор чувствовал, что чудовище делало с Гарри, потому что оно делало это его руками. Когда чудовище схватило Гарри за рубашку, Конор почувствовал ее ткань своими пальцами. Когда чудовище ударило, Конор почувствовал боль в костяшках пальцев. Когда чудовище заломило руку Гарри за спину, Конор почувствовал, как, сопротивляясь, Гарри напряг мускулы.
Гарри сопротивлялся, но тщетно.
Разве мальчик может одолеть чудовище?
Конор помнил крики и топот ног. Помнил, как остальные помчались за преподавателями. Помнил, как круг зрителей становился все шире, а чудовище все это время нашептывало ему историю невидимого человека.
— Он снова стал видимым, — продолжало чудовище, одновременно колотя Гарри. — Он снова стал видимым.
Наконец настал момент, когда Гарри перестал сопротивляться — удары чудовища стали слишком сильными, слишком многочисленными, слишком быстрыми, и тогда Конор стал молить чудовище, чтобы оно остановилось.
— Снова стал видимым, — продолжало чудовище, подняв свои ветви и хлопнув ими высоко в воздухе.
А потом оно повернулось к Конору.
— Но были и другие неприятные вещи, которые раньше были невидимыми, — объявило оно.
И чудовище исчезло, оставив Конора одного над поверженным, окровавленным Гарри.
Теперь все в столовой уставились на Конора. Все видели его, пожирали взглядами. И еще… В столовой воцарилась мертвая тишина, ее нарушили только появившиеся учителя… Интересно, где они раньше были? Чудовище сделало так, что они ничего не видели? Или всё и в самом деле произошло очень быстро? Ветерок ворвался в окно и погнал по полу несколько острых листочков тиса.
Потом кто-то из взрослых схватил Конора и оттащил от жертвы.
* * *
— А сам ты что скажешь? — поинтересовалась директорша.
Конор только плечами пожал.
— Я не могу принять такой ответ. Ты его покалечил.
— Это не я, — пробормотал Конор.
— Что? — резко спросила она.
— Это не я, — более четко повторил Конор. — Это чудовище.
— Чудовище, — протянула директорша.
— Я Гарри и пальцем не трогал.
Директор сплела кончики пальцев и оперлась локтями на стол. Она уставилась на мисс Кваи.
— Все, кто был в столовой, видели, как ты набросился на Гарри, Конор, — сказала мисс Кван. — Они видели, как ты колотил его. Как толкнул его на стол. Как приложил головой об пол, — подалась вперед мисс Кван. — Они слышали, как ты вопил. И всё остальное видели.
Конор только медленно развел руками. Костяшки у него были разбиты, точно так же, как после уничтожения бабушкиной гостиной.
— Я понимаю, как ты разозлился, — продолжала мисс Кван, и голос ее чуть смягчился. — К тому же мы не смогли найти никого из твоих родителей или опекунов.
— Мой отец улетел назад в Америку, — объяснил Конор. — А бабушка не отвечает на телефонные звонки, чтобы маму не побеспокоить, — он сложил руки за спиной. — Думаю, бабушка вам перезвонит.
Директор со вздохом откинулась на спинку стула.
— Согласно школьным правилам мы должны немедленно исключить тебя из школы, — объявила она.
Конор ощутил, как желудок свело от боли, как тело его дрожит под тяжестью разом навалившегося веса.
Но потом он почувствовал, как тяжесть разом слетела с его плеч.
* * *
На него накатило понимание, а потом облегчение, такое, что он чуть не закричал, несмотря на то, что находился в кабинете директора.
Его собирались наказать. Наконец-то. Жизнь снова обретала смысл. Его собирались наказать.
И наказание приближалось.
Слава богу. Слава богу …
— И как же мне поступить? — протянула директор.
Конор замер.
— Как я могу так поступить, а потом называть себя педагогом? — продолжала она. — После всего, что тебе пришлось пережить, — тут она нахмурилась. — И зная то, что мы знаем о Гарри, — она едва заметно покачала головой. — Но придет день и мы снова поговорим об этом, Конор О’Молли. Так и будет, уж поверь мне, — она вновь посмотрела на бумаги, лежавшие на столе. — Но не сегодня, — она в последний раз взглянула на Конора. — А тебе есть о чем хорошенько подумать
Конор сразу понял, что все закончилось. По крайней мере, на этот раз.
— Так вы не станете меня наказывать? — поинтересовался он.
Директор мрачно улыбнулась ему, почти добродушно, а потом сказала точно так же, как его отец:
— Есть ли в этом смысл?
* * *
Мисс Кван отвела его назад в класс. Два ученика, которые находились в коридоре, увидев Конора, отступили, давая ему дорогу, и застыли, прижавшись спинами к стене.
В классе замолчали, когда Конор открыл дверь, и никто не сказал ни слова, когда он шёл мимо доски к своему месту. Лили, сидящая за соседней партой, казалось, хотела что-то сказать. Но промолчала.
Весь остаток дня никто так и не заговорил с Конором.
«Хуже всего оказаться невидимым», — сказало чудовище и было совершенно право.
Теперь Конор перестал быть невидимым. Все его видели. Однако он еще больше отдалился от своих одноклассников.
Записка
Прошло несколько дней. Потом еще несколько. Трудно было сказать точно, сколько именно. Все они казались Конору длинными и серыми. Он вставал утром, но бабушка по-прежнему не разговаривала с ним, даже после звонка директора. Конор ходил в школу, но никто не разговаривал с ним. Он заходил к маме в больницу, но она была слишком усталой, чтобы говорить с ним. А если бы позвонил отец, то Конору не о чем было бы говорить и с ним тоже.
После нападения на Гарри, чудовище не появлялось, несмотря на то, что теперь настало время Конора рассказать свою историю. Каждую ночь мальчик ждал. Но ничего так и не происходило. А может, все потому, что Конор никакой истории не придумал. А даже если и знал, то не хотел рассказывать.