Лидочка решила, что она даст себе два часа на ознакомление с романом. Два часа — примерно триста страниц.
Потом она решит, что делать дальше.
Лидочка прошла в начало бульвара, за спину классику Грибоедову, созданному в те времена, когда положено было ставить классикам такие же одинаковые памятники, как императорским особам до революции.
Она нашла пустую скамейку под тенью столетней липы.
Бульвар был еще пустынен — лишь по центральной его аллее спешили на службу припозднившиеся чиновники. Детей еще не вывели гулять.
День был сумрачным, но Лидочка, уходя, поглядела на свой старинный круглый барометр и увидела, что он стоит на «ясно». А ее барометр умел предсказывать погоду. Значит, погода скоро разгуляется.
Лидочка оттягивала момент начала чтения.
Она побаивалась рукописи. Автор был мертв, а люди, так или иначе связанные с ней, находятся либо в растерянности, либо в беде.
На синей папке было написано:
С. Спольников.
«Знак Тельца»
Первая глава романа называлась «Гороскоп». Из чего Лидочка заключила, что роман будет вполне современным, с привлечением популярных заблуждений.
«Григорий Семенов, которому суждено стать центром настоящего повествования, родился 2 мая 1944 года под знаком Тельца. В момент появления на свет на него оказала сильное влияние Луна, которая подарила ему странную склонность к литературным занятиям. Бык Григория был крылатым. Талисманами Григория стали белая сова и золотой телец. Как известно из трудов неоплатоников, Тельцы по натуре терпеливы и сентиментальны, но ужасны, когда их терпению приходит конец. Они не выносят дисгармонической жизни, но порой склонны считать, что весь мир послушно кружится вокруг них. По натуре Тельцы скрытны, но чувства их куда острее, чем у всех других знаков зодиака. Кроме того, Тельцы — прекрасные повара, но не следует понимать поварское искусство примитивно в пределах кулинарии. Тельцы старомодны, их ведущая идея — внушить другим любовь к себе, любовь времени и пространства, любовь судьбы и власти, любовь возвышающую и убивающую.
В мистическом плане читатель без труда отыщет здесь лунного легковооруженного лучника, без копья и меча. Он безопасен для тяжеловооруженного рыцаря, зато и угнаться за ним по звездной дороге никто не может из смертных и богов…
Впрочем, Григорий узнал о своей натуре лишь в трепетном юношеском возрасте, когда впервые встретился с Лукрецией, женщиной загадочной, неоднократно вторгавшейся в его убогую жизнь и уносившейся вдаль, осенив его сизым крылом горлинки. Именно она внушила ему мысль о его мужском естестве.
…Лукреция опускалась, подогнув по-турецки ноги, на продавленную оттоманку, раскрывала потрепанный том в кожаном красном переплете с золотыми застежками и сначала долго шевелила губами, покрашенными в темно-вишневый цвет, а затем начинала переводить своим низким, хриплым, густым голосом простуженной волшебницы…»
Здесь на полях было замечание редактора:
«Сережа, волшебницы не простужаются!»
Из чего можно было заключить, что Марина была редактором серьезным, с усеченным чувством юмора. Это опасно для редактора, но в то же время типично. Отсутствие чувства юмора — профессиональная редакторская болезнь.
Вряд ли детство и юные годы героя, осененного мистикой летучего тельца, могли быть связаны со смертью Сергея. Проглядывая страницы по диагонали, Лидочка миновала первые годы жизни Григория, включая вставки, в которых периодически возникала Лукреция, ненавязчиво руководившая судьбой героя, а также ее возлюбленный, робкий, но подлый монашек из XIV века, который на странице 43 заразил Лукрецию бубонной чумой, принеся болезнь из Средневековья, и было не очень понятно, может, из-за излишне поверхностного чтения, умерла ли она от ужасной болезни либо воспарила и появилась вновь.
Лидочка зачиталась главой, в которой описывалось, как медведица похитила мальчика Гришу из родного деревенского дома и выкармливала его медвежьим молоком, которое придает человеку некие особые качества.
Роман был куда менее автобиографичен, чем Лидочка полагала вначале. Зато он был наполнен любопытнейшими и достоверными сведениями о растениях Подмосковья — именно об этом Сергей знал более всего. Может быть, поэтому судьба все время выталкивала Григория за пределы цивилизации и превращала в существо дикое, склонное к робинзонадам. К этим экскурсам Лидочка отнесла бы и удивительную историю, которая случилась с Григорием в ботанической экспедиции в предгорьях Памира, где он заблудился и отправился лесами-перелесками, альпийскими лугами и крутыми склонами гор к стране Бутан, которую и достиг через полгода. Там Григорий принял буддизм и встретил впервые Глорию Бозанг, уроженку тех мест, которая завлекла его в подземные лабиринты королевского дворца в Бутане, где в свете факелов и масляных светильников шестнадцать врачей из Тибета создавали средство от старости.
«…Они поднимались из подземелья, проходя мимо узких, занавешенных буддийскими картинами на шелке, дверей, за которыми слышались бормотания лам. Порой из-за двери ударял острый запах какого-то экзотического растения. На лестничной площадке… (здесь было замечание редактора: «Заменить неудачное слово»)…их встретил белый барс, который возлежал на прохладных мышцах камней, вытянувшись во всю свою трехметровую длину… (замечание редактора: «Снежные барсы такой длины не достигают. См. Брем, том 5»). Барс приподнял голову и тихо зарычал. Глория присела на корточки и начала гладить его теплую голову, крутой пушистый лоб. Но стоило ей распрямиться, как глубоко в недрах хищного зверя возникал глухой, тревожный звук. И тогда Глория произнесла:
— Я избрала другого мужчину. И отвергнутый должен умереть!
С этими словами прекрасная бутанка вонзила кинжал с нефритовой рукоятью в глаз барсу. Брызнула черная кровь, когти барса царапали камни пола.
— Что ты наделала? — в ужасе воскликнул Григорий.
— Он был моим любовником, — ответила Глория. — А я люблю только одного. В день, когда ты мне опротивишь, я зарежу тебя тем же кинжалом.
Среди скользящих теней под звон священных колокольчиков они вошли в обширное помещение, вырубленное в скале и устланное кашемировыми коврами и шкурами диких животных. В углах помещения тревожно горели тревожники, которые бросали неровный красноватый свет на широкое ложе, приготовленное для страсти. Нечто странное, подобное детскому предчувствию новогодней сказки, сжало грудь Григорию… (на полях было написано: «Стиль!»)…кровь быстрее застучала в висках, он стоял неподвижно, чадили светильники и странный сквозняк дул по ногам, будто где-то неподалеку дышало льдом обширное гулкое пространство.