— Я художница… и фотограф. Теперь — фотограф.
— А я что говорю! Это же почти одно и то же. Вот моя любимая писательница Вика Токарева, вы с ней незнакомы? Вика Токарева сама иллюстрации к своим книжкам рисует.
— Вот никогда бы не подумала.
— Вы еще много от меня узнаете! Вы будете благодарить небо, что оно нас свело.
Когда Лидочка сказала, что она фотограф, в том не было притворства. Когда-то она была убеждена в том, что отдала жизнь искусству. Но основным плодом ее таланта стали сотни акварельных иллюстраций к Большому ботаническому атласу СССР, который готовил ее институт. Лидочке пришлось уехать, а оригиналы пропали неизвестно куда. А в последние годы Лидочка увлеклась фотографией, сначала в качестве компенсации призванию, а потом — осознав, что обрела истинное занятие.
Направо вел узкий проулок.
Лидочка остановилась, чтобы попрощаться с Соней. Соня остановилась, чтобы попрощаться с Лидочкой, потому что, как они тут же признались друг дружке, нельзя поверить в столь невероятное, а впрочем, обычное совпадение.
Возвращаясь потом мысленно к произошедшим событиям, Лидочка понимала, что ею управляли чудодейственные совпадения. Ведь и утренняя пуля могла попасть Лидочке в сердце, и потом знакомые бы говорили: «Представляешь, какое невероятное совпадение! Она провожала Андрюшу, подошла к окну, и тут ей в сердце попала пуля рэкетира. В центре Москвы в шесть утра, ты представляешь?»
То, что Сонечка Пищик направлялась именно к Татьяне Иосифовне, а не в любой из домов по Киевской железной дороге — также было удивительным совпадением.
— Сейчас вы мне скажете, — радостно сообщила Сонечка, когда они бок о бок повернули в узкий переулок, — что вам нужна дача номер шесть — бывшего поселка «Чайка», в котором живут ветераны «Мемориала»?
— Дача шесть, — покорно согласилась Лидочка.
— И вам нужна Татьяна Иосифовна Флотская?
— Почему вы так думаете? — частично смирившись с господством случайностей и бессмысленностью здравого смысла, Лидочка все же сопротивлялась слишком обширным знаниям соседки по электричке.
— А очень просто, — глазенки Сонечки за очками сверкали, как в битве, полные щечки алели, а губы бантиком все старались разъехаться в тонкий полукруг — как рисуют дети смеющегося человечка: точка, точка, два крючочка… — Вы же признались, что идете на дачу номер шесть? Правильно?
— Правильно.
— А на этой даче зимой остается лишь одна Татьяна Иосифовна. Она работает над мемуарами. Ей нельзя мешать, ей нужен полный покой и изоляция. А другие дачи вокруг пустуют. Летом за них страшная драка между ветеранами. А зимой живи — не хочу. Вы знаете, эти ветераны лагерей совершенно не отличаются от ветеранов большевизма — такие же склоки и борьба за копейку. Честное слово. Я не выношу всех этих демократов-плутократов и других грабителей народа. Татьяна вам приказала продуктов привезти?
— А вы ее родственница? — осторожно осведомилась Лидочка. Ведь Соня знала даже о продуктах, в которых нуждалась Татьяна Иосифовна.
— Не совсем родственница, — возразила Соня и вытерла варежкой красный носик. — Я — лучшая подруга ее дочери. Это совсем не значит, что она меня за это любит.
— А я когда-то знала ее мать, — сказала Лидочка.
— Бабушку Маргариту? Так я ее еще по школе помню. Я помню, как она Аленку до третьего класса через дорогу водила.
Сумка с продуктами оттягивала руку: там четыре килограмма картошки, капуста, апельсины, отбивные, помидоры — общим весом больше чем полпуда.
Лидочка бросила взгляд на руки Сони — впрочем, этого можно было не делать, ведь они уже минут десять шагают рядом: хозяйственную сумку Соня не несет — только простую дамскую сумочку через плечо.
Лидочке хотелось спросить, почему Соня приехала налегке, но тут ей словно ударили в затылок: она обернулась.
Тот парень стоял у входа в тупик, отделявшийся от переулка, сунув руки в карманы синей, плохо гревшей куртки, кепка еще более съехала на нос. Он стоял и притопывал. Ему было холодно.
Соня тоже обернулась.
— Так я и думала! — громко заявила она. — Мелкий бандит. Сейчас я с ним поговорю.
— Постойте! — крикнула ей в спину Лидочка.
Но Соня уже уверенно направилась к парню, снимая на ходу с плеча сумку, будто это был автомат.
Похоже, что парень тоже решил, что в него сейчас будут стрелять. Он шагнул в сторону — и исчез.
И тут Лидочка догнала Соню.
— Ну что вы делаете! Вы с ума сошли! Чем вы хотели его испугать?
— Гласностью, — ответила Сонечка. — Преступный мир тем и известен, что боится гласного суда.
В переулке возникли быстро шагающие молодые люди — компания, видно, из местных, потому что они громко обсуждали поведение какого-то Степана, но тут же они миновали просвет между заборами, словно сцену, и скрылись за кулисами.
Сцена была пуста.
— У меня газовый баллончик, — сказала Соня. — Я уже вам об этом говорила?
— И все же давайте пойдем к Татьяне Иосифовне, — попросила Лидочка.
Соня похлопала себя по сумке.
— Вот здесь лежит. И знаете — ужасно хочется попробовать, но, как назло, никто на меня не нападает. Я даже жду.
— Едва вы успеете вытащить газовый баллончик, как любой бандит отнимет его у вас прежде, чем вы из него выстрелите. И очень на вас рассердится.
— А вот это мы посмотрим, — сказала Соня, но Лидочке удалось развернуть ее и направить к даче.
* * *
За зеленым штакетником густо стояли елки и березы, указывая на то, что участок — не коммерческий, а дача в традиционном понимании этого слова, придуманная еще Чеховым: там пьют чай на веранде, танцуют под граммофон или более современное устройство, флиртуют за сиреневым кустом, стреляются в белой беседке… но никогда не разводят картошку или огурцы. В лучшем случае, крыжовник.
Дач было несколько, от калитки можно насчитать пять. Лишь к двум из них вели тропинки, вытоптанные в глубоком снегу.
— Мы у нее с Аленой два раза были, — призналась наконец Сонечка.
Она просунула руку сквозь доски и нащупывала крючок или засов.
— Алена — это кто? — спросила Лидочка.
— Алена — ее дочка. Вы разве не знаете?
— Я же сказала, что никогда не видела Татьяну Иосифовну.
За ночь поднасыпало снега, и потому открыть калитку было нелегко — пришлось навалиться вдвоем, и на снегу остался очищенный полукруг.
Они прошли к даче гуськом.
Татьяна открыла не сразу, пришлось ждать минуты три. Сонечка, относившаяся к Татьяне Иосифовне скептически, сообщила:
— Думаете, она нас не видела? Она наверняка с утра у окошка стоит. Но надо же гонор показать. К тому же она сейчас вычисляет, почему это черт нас вместе принес? А вдруг мы знакомы?