Жена Петра Великого. Наша первая Императрица - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина cтр.№ 24

— Янис, вскипяти несколько ведер воды и приготовь на кухне лохань для мытья! Живо!

Навстречу пришельцу с поля сражения высыпали полуодетые дочери пастора. Со смешанным выражение ужаса, любопытства и восхищения сестрички засыпали его вопросами. Госпожа Христина не могла воспрепятствовать возмутительному поведению девиц: она истерически рыдала в своей комнате, а над ней, всхлипывая, хлопотала горничная Гретхен. Как видно, весть о нашествии московитов уже разнеслась.

Йохан несколько ожил в присутствии стайки девушек, даже попытался принять прежнюю бравую стойку и впервые разлепил почерневшие запекшиеся губы:

— Милые фрекен, как я могу ответить, когда горло ссохлось от пыли? Умоляю, пива!!

Катарина проворно принесла пузатую кружку, и драгун жадно осушил ее залпом. Но затем, вместо того чтобы удовлетворить девичье любопытство, устало уселся в старое кожаное кресло прямо в прихожей, привычным жестом поставил палаш между колен, положил на эфес сцепленные в замок грязные руки, на них — тяжелую голову и моментально заснул.

— Ступайте, ступайте! — прогнала неуместно шумных подруг Марта. — Он, как видно, не спал несколько дней! Пускай хоть немного отдохнет, пока готовят ванну.

Когда Янис закончил греметь ведрами, лоханью и заслонкой печи и доложил, что «купание для этого драного шведского щенка готово», Марта осторожно разбудила Йохана. Он первым делом порывисто вскочил, ища глазами несуществующего коня, а рукой — повод, но потом устало и мечтательно улыбнулся:

— Теплая вода, какое это удовольствие! Последний месяц я купался исключительно в болотной жиже…

А потом серьезно посмотрел на Марту:

— Милая моя, крови не боишься? Я, как кобель после хорошей драки, — весь в отметинах…

Марта испуганно вскрикнула, но пастор сурово посмотрел на нее и послал в кладовку за чистыми тряпками и корпией. Из своего кабинета он принес небольшую бутыль темного стекла, содержавшую настоянный на целебных травах бальзам для промывания ран.

Когда Йохан снял потрепанный мундир, рассеченный в нескольких местах кожаный камзол и, не без помощи Марты и пастора, отодрал от тела густо испачканную запекшейся кровью грязную рубаху, Марта вновь вскрикнула и больно укусила себя за кулак, чтобы некстати не упасть без чувств. На правом предплечье Йохана темнел засохшей кровяной коркой глубокий продольный порез, грубо зашитый заскорузлой толстой ниткой. Пастор недовольно пожевал губами при виде этих следов незатейливой солдатской медицины и спросил по существу:

— Желтая сукровица точится? Лихорадка не прикинулась ли?

— Вроде нет… Засыхает понемножку.

— Вот и хорошо! Это оттого, что, по Божьей милости, на молодом теле все исцеляется легко. Марта, подай ножницы! Разрежем эти гордиевы узлы. Еще древнеримский врачеватель Галлен предписывал заложить заживающие поверхностные раны от меча корпией и крепко, но вольно забинтовать.

Марта мимоходом в тысячный раз изумилась глубине познаний своего воспитателя.

— Это след от сабли? — спросила она. — Любимый, тебе было очень больно?

— В горячке едва заметил, — стараясь не морщиться, пока пастор обихаживал его руку, ответил Йохан. — Память от одного московского драгуна. Они довольно скверные рубаки: как видно, их едва учили владеть клинком. Но силы им не занимать, и храбрости тоже! Молотят палашом, словно хороший батрак цепом на гумне, и ревут при этом, как бешеные медведи… Если только медведи бывают бешеные!

— Они великий народ и еще свершат великие дела, — назидательно заметил пастор.

— Они странный народ! — заметил Йохан. — В них словно поровну и худа, и добра. Я видел, как они безжалостно кололи багинетами [13] наших пехотинцев, которые уже бросили мушкеты и перестали сопротивляться… А один парень из Риги, рейтар, встретившийся нам по дороге — он угнал у казаков коня и сбежал из плена, — рассказывал иное. Едва прошла первая горячка, московиты принялись собирать раненых, не делая разницы между своими и нашими. И всякий хотел угостить шведа, словно дорогого гостя, кто табаком, кто водкой, кто сухарем…

— Ой, милый, а это чем тебя зацепило? — перебила его Марта, обнаружив на левом плече глубокую царапину, окруженную уже засохшими лоскутками рваной кожи. — Когда старый Янис поранился пилой и я его перевязывала, выглядело точно так же!

— Стрелой, — с достоинством пояснил Йохан. — Вскользь прошла.

— Стрелой?! — изумилась Марта. — Вот уж не думала, что московиты до сих пор пользуются луками!

— Не московиты. — Йохан зябко поежился от жуткого воспоминания. — Их союзники, какие-то воины-кочевники в островерхих меховых шапках и железных кольчугах, на низеньких и ужасно прытких лошадях. Я про таких раньше только в сказках слыхал! Они наскочили с ужасающим боевым кличем, больше похожим на вой бури, и выпустили в нас тучу стрел… Одной из них и был убит наш славный капитан, а многих парней переранило!

— Этот народ воителей обитает в пустынях Азии и называется «тартар», — назидательно пояснил пастор Глюк. — В «Александрии» Каллисфена рассказывается, что они носят такое имя потому, что их предки вышли из ворот подземного царства!

Марта испуганно вскрикнула, а Йохан только недовольно провел по заживающей царапине свежевымытой ладонью и пробурчал: «В таком случае кое-кого из них мы загнали обратно в эти ворота!»

— Конечно, эти россказни — следствие человеческого невежества и глупых страхов, — поспешил успокоить своих слушателей пастор. — Однако мир уже трепетал перед этими непобедимыми воинами и во времена разрушителя царств Чингисхана, и при Железном Хромце Тимуре… Боюсь, теперь пришла очередь нашего несчастного Мариенбурга. Спаси нас, Господь!

Йохану хотелось ответить, что стены Мариенбурга надежны, в арсенале собраны запасы пороха и ядер, которых хватило бы на целую армию, а припасов довольно, но он почему-то не нашел слов. Какая-то непонятная тревога, холодная, скользкая и отвратительная, словно гробовая змея, поселилась в душе молодого солдата после первого в его жизни настоящего сражения, и теперь он не мог больше безоговорочно верить во всепобеждающую мощь шведского оружия. Вместо этого он заговорил о сражении горячо и сбивчиво, давая выход боли, копившейся внутри него все эти дни. Он сам не знал, рассказывал ли он Марте, пастору, самому себе или всем сразу, но слова, помимо его воли, рвались наружу.

— Мы встретили авангард московитов в полутора милях за рекой Эмбах или около того. Шлиппенбах сразу повел нас вперед, мы сбили их с поля и даже взяли полдюжины орудий… Уже тогда нам надо было понять: что-то не так, московиты совсем другие, не похожи на тех, кто был под Нарвой! Как их офицеры дрались над пушками со шпагами в руках и пали до последнего, исколотые!.. Как они отходили — лицом к нам, огрызаясь на каждом шагу!.. А потом налетела их конница! Шереметис навалился всеми силами. Мы дрались… Когда были убиты капитан и премьер-лейтенант, нас, тех, кто остался от роты, повел Хольмстрем. Все было кончено так нелепо и так быстро!! Пехота побежала, артиллерия брошена! Шлиппенбах повернул коня и поскакал прочь. Как он бранился! Московские драгуны гнали нас до самого Пернова, пока их лошади не выбились из сил. Скверные у них лошади, на наше счастье… А потом каждую ночь нападали лифляндские мятежники, неуловимые, словно появлявшиеся из ниоткуда. В стычках с ними полегло почти столько же парней, сколько и в сражении!