Призрак улыбки - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Боливер Боэм cтр.№ 52

* * *

Ноябрьское небо на Оленьем острове было ясного кобальтового цвета, но еще более ярко-синей была бабочка, легко опустившаяся на бабушкину могилу, отмеченную не обычным геометрически правильным серым камнем, а скульптурой из розоватого мрамора, изображающей индуистскую богиню Сарасвати, привезенную Ледой из обставленного всяческими удовольствиями паломничества в Дарджелинг. Гибкая, соблазнительная фигура выделялась среди тяжелых, ровно обтесанных камней, как полуобнаженная храмовая танцовщица на собрании «Дочерей Американской революции». Леда не была индуисткой, но ей импонировало терпимое отношение этой религии к земным страстям (во всяком случае, когда дело касалось богов), и она с удовольствием повторяла: «Если б мне предложила выбрать работу по вкусу, я попыталась бы занять место богини Сарасвати. В любой момент охотно поменяю эту грошовую журналистику на обязанности богини искусств, красноречия и красоты».

Мне всегда нравилась эта статуя: и ее сложная прическа, и изящные линии тела. По-моему, она была идеальным надгробием для моей храброй, запретов не знающей бабушки. В этот позднеосенний день леса стояли все еще золотисто-багряными, и листья кленов как бы оттеняли глубокий, розоватый цвет мрамора. Дотронувшись до руки статуи, я с удивлением обнаружила такую теплоту, как если бы там, под поверхностью, струилась живая кровь. Радужная, синевато-лиловая бабочка опустилась на кончик правильного, с горбинкой, носа мраморной скульптуры, а когда я наклонилась, чуть взмахнула крылышками, но никуда не улетела.

— Мам, посмотри, цвет этой бабочки точь-в-точь как глаза Леды. И мои, добавила я про себя. Меня вдруг пронзила острая радость, оттого что я — звено, продолжающее цепочку предков. Иметь возможность после долгого холодного молчания снова общаться и разговаривать с той, что предшествовала мне в этой цепи, казалось дивным, невероятным подарком. Еще в Медочино, во время нескольких долгих обедов и ужинов, я — кое-что сократив — поведала матери о своих необыкновенных приключениях.

Но, как и следовало ожидать, она принялась в ответ убежденно доказывать, что все случившееся в Японских Альпах и на острове Кулалау — всего лишь яркая галлюцинация, результат переутомления и явной нехватки витамина Л. (А кстати, что ты подразумеваешь под Л, поинтересовалась я, всегда предполагавшая, что Л означает любовные ласки или либидо, но вдруг решившая выяснить это точно. «Любовь конечно, что же другое», — ответила моя мать.)

Когда я указала ей на бабочку, что все еще продолжала кружить вокруг статуи Сарасвати, она только фыркнула:

— Совпадение. Безусловно, очень приятное и трогательное, но уж никак не более того. (Я недоверчиво ухмыльнулась.) Это простое совпадение, — с нажимом повторила мать, — ничего удивительного, мир полон совпадений и полон бабочек». Но когда я возвращалась, побродив в одиночестве по скалистому берегу моря, то уже издали увидела, что, сидя на корточках около Сарасвати, она бережно держит бабочку в сложенных чашей ладонях и (я могла бы присягнуть) шепчет ей что-то.

— Это дух, мамочка, — тихо сказала я и на цыпочках пошла прочь — бесшумно, как безногий призрак. На пляже трое кровожадных комаров принялись с писком кружиться вокруг моего лица, и я уже изготовилась одним махом заставить их разом смолкнуть, но тут на память мне пришел Гаки-сан — чудный, горячий, добрый человек, заключенный в тело отвратительного насекомого.

— Слушайте, крошки, — дружелюбно сказала я, — а почему бы вам не отправиться восвояси? И к моему величайшему удивлению, комары вдруг улетели, и след их растаял в воздухе цвета голубики.

С ее волос распущенных струится

Скрипичный шорох, колыбельный звук.

Нетопырей младенческие лица,

В лиловый час под сводом крыльев стук.

Нетопыри свисают книзу головами…

Т. С. Элиот.

Бесплодная земля

С давних пор Угуисудани считался районом Токио, в котором приятно гулять и приятно жить. Вплоть до начала периода Эдо этот кусок земли, лежащий в глубокой долине между двумя симметричными пурпурными холмами, представлял собой густой лес из криптомерий и гинкго, населенный прежде всего великим множеством соловьев. Именно этим объясняется его название: Угуисудани — это (в переводе с японского) Долина соловьев. Даже в начале двадцать первого века численность деревьев превосходит здесь численность домов и Угуисудани остается одним из самых зеленых и больше всего напоминающих пригород фрагментов огромного серого лабиринта, который зовется Токио.

В одном из очаровательных, покрытых старой черепицей домов, затерявшихся среди наполненных птичьим щебетом деревьев Угуисудани, молодой франкофил по имени Микио Макиока открыл маленькое кафе и назвал его в честь двух любимых своих художников — кафе «Делоне». Образ Прекрасной Франции запал в душу Микио после того, как в продолжение опьяняющей и всю судьбу изменившей недели он пять раз подряд посмотрел «На последнем дыхании» Жан-Люка Годара. Пройдя курс обучения в маленьком колледже свободных искусств в Сэндае, Микио продолжал заниматься сам, читая по-французски, регулярно наведываясь в музеи и библиотеки, посещая лекции и слушая обучающие кассеты. Микио никогда не выезжал из Японии, но мечтал съездить в Париж: посидеть там за цинковой стойкой в бистро на Монмартре и в компании призраков прошлого: Валери, Гюисманса и этих неподражаемо артистичных Делоне (Робера и его жены Сони) — съесть что-нибудь вроде пиццы по-ниццки и выпить чашечку суматранского кофе, сдобренного абсентом (или каким-нибудь менее ядовитым его заменителем).

Рядом с принадлежавшим Микио кафе размещался красивый дом в стиле псевдошале с белёными стенами, темно-коричневым нависающим козырьком крыши и окнами из граненого на углах стекла. За те десять лет, что Микио прожил в Угуисудани, это здание использовалось по-разному, давая пристанище то ресторанам, то цветочным магазинам, то бутикам, причем некоторые из их владельцев разорились, другие сошли с ума, а кое с кем приключилось и то и другое одновременно. Последнего владельца — оптового торговца мясом — нашли на его собственном складе для хранения туш висящим вниз головой на большом крюке, белым, как еще не поставленная в печь булка, и холодным, как железо.

Местные полицейские, больше привыкшие заниматься пропавшими пуделями и забравшимися — охотясь за птицей — на верхушки деревьев котами, объявили причиной смерти самоубийство. Следователь отнес полное обескровливание тела на счет «силы тяжести и испарения», и дело быстро закрыли. Массивные деревянные двери заперли на замки, граненые окна заколотили досками, и все, включая Микио, решили, что пройдет немало времени, прежде чем явится новый арендатор этого помещения, так явно отмеченного недобрым знаком.

Но ярким прохладным утром в конце сентября Микио, проходя к себе в кафе мимо пустующего строения, заметил, что на окнах нет больше ни заколоченных крест-накрест досок, ни накопившейся за несколько месяцев пыли. Глянув украдкой в сверкающее от чистоты окно, он с изумлением обнаружил, что непритязательное помещение за одну ночь превратилось в великолепнейший ресторан с полосатыми шелковыми обоями, бархатными, как маков цвет, стульями, ручной работы столами густо-коричневого эбенового дерева и хрустальными люстрами, которые легко можно принять за купленные на распродаже в Версале.