Призрак улыбки - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Боливер Боэм cтр.№ 22

Но, подняв голову, Спиро увидел, что ошибался. Американка оказалась крупной, приятного вида дамой с пухлым розовым лицом, седыми пушистыми волосами и массивным обручальным кольцом, украшенным рельефом из крошечных розочек по золотому полю. В пурпурном берете и претендующем на элегантность платье (джерси цвета клубники), она вызвала в Спиро полное ностальгии воспоминание об утыканной со всех сторон подушечке для булавок, хранившейся в маминой швейной коробке.

Дама представилась как Марион Фэррадин («но, пожалуйста, называйте меня как все: просто Мара»), объяснила, что она фольклорист-любитель — то есть домохозяйка, увлекающаяся сказками, пояснила она покаянно, и особо сюжетами, связанными с устной традицией и всем сверхъестественным.

— Так что буду вам бесконечно обязана, если вы познакомите меня с окончанием прелестной вариации вашего батюшки на тему «Дома в чаще», — завершила она, с трудом протискивая обтянутое яркой материей туловище, чтобы усесться напротив Спиро.

— С удовольствием, почему бы и нет, — невольно восхищаясь смелостью и прямотой своей американской соотечественницы, ответил Спиро. Действительно, почему бы и нет, это будет мне подготовкой к вечернему выступлению, подумал он про себя. Теперь, когда с мучительными колебаниями по поводу назначенного визита к Мурасаки Мак-Брайд было покончено, он снова чувствовал радостное волнение и гордость избранника. — Вы помните, на чем я кончил? — спросил он, и новая знакомая кивнула:

— На крике ужаса, вырвавшемся у Рокуносукэ.

— Ах да, благодарю, миссис Фэррадин… простите, Марион, — быстро исправился он, увидев укоризненно грозящий пухлый пальчик. — Простите? О, еще раз простите, Мара.

* * *

— Так вот, — продолжил Спиро, — на футоне рядом с Рокуносукэ лежало что-то ужасное, и он, как парализованный, не мог отвести глаз от этой странной фигуры: под плащом изумительных черных волос скрывался голый череп с выдающимся вперед лбом и отсутствующим подбородком, а под юката с узором из бамбуков — скелет, состоящий из хрупких на вид костей, цветом напоминающих старые клавиши фортепьяно. Кроме того, комната неожиданно наполнилась душу переворачивающим ужасным запахом: смесью сгнивших костей и кишащей червями земли. Поперхнувшись, Рокуносукэ вскочил и кинулся в ванную, где принялся плескать себе в лицо водой, то и дело ловя в пыльном зеркале свое циничное, жесткое, давно потерявшее все иллюзии отражение. Может быть, это было галлюцинацией, подумал он, и, цепляясь за эту мысль, тихонько вернулся в спальню. И что же? Постель оказалась скатана, ставни открыты, и запах, наполнявший комнату, совершенно обычен: пахло соломой и солнцем, вложенной в саше криптомерией и дымом с вокзала Кита-Сэндзю.

Рокуносукэ оделся. Из кухни слышно было бренчанье кастрюлек, и он пошел туда рассказать Кадзуэ о мелькнувшем ему страшном видении. Жена стояла у плиты и, чиркая длинной деревянной спичкой, пыталась зажечь газ; волосы черной пелериной ниспадали на кимоно.

«Доброе утро, дорогая», — сказал Рокуносукэ. Все еще держа спичку в руке, жена обернулась. И, увидев под волосами череп, а под одеждой скелет, он сразу же понял, что это не сон и не галлюцинация. С отчаянным диким криком он кинулся прочь, но почти сразу услышал легкие шаги бегущей за ним Кадзуэ. «Подожди, милый», — взывала она нежным голосом, но Рокуносукэ одним прыжком добрался до аккуратно сдвинутых ботинок и, не оглядываясь, выбежал из дома.

Рокуносукэ доводилось читать немало старинных историй о призраках, и он совершенно не сомневался, что все, в них описанное, на самом деле случается. Как случаются дорожные происшествия или тяжелые болезни. Но он и предположить не мог, что такое когда-нибудь произойдет и с ним. В голове шевелилась неясная мысль, что, должно быть, душа жены пыталась сдержать клятву ждать его вечно, и, значит, только он может наконец дать ей покой. Наполовину пройдя, наполовину пробежав четыре квартала, отделявшие дом от ближайшего кладбища, в дальнем его углу, затененном поросшей мхом каменной стеной, он обнаружил то, что искал. На дешевом гранитном надгробии было выбито:

Кадзуэ Танто, жена Рокуносукэ

Род. 12 октября 1943

Ум. 23 июня 1984

«Не может быть», — простонал Рокуносукэ после мгновенных подсчетов. 23 июня 1984 года было днем, следующим за тем, когда они с Руми отправились на Хоккайдо. Что случилось? Заболела она внезапно? Умерла от разбитого сердца? Или покончила с собой, а потом пожалела об этом и вернулась в заброшенный дом, чтоб ждать его возвращения?

Рокуносукэ встал на колени возле могилы. «Пожалуйста, прости меня. Ты лучшая из жен. Я всегда был недостоин тебя. Всегда, всегда». Подняв руку к шее, он расстегнул золотую цепочку, тихо покачал магендовид на ладони, погладил его пальцем, потом вырыл в негусто растущей на могиле траве ямку и закопал в ней свой амулет. «Я знаю, он тебе всегда нравился, — прошептал Рокуносукэ, — это единственное мое сокровище, пусть оно будет с тобой всегда». Он запел» Нами мёхо рэнгэ кё» (единственную строку молитвы, которую помнил), и пел столько раз, что челюсть окаменела, а голова стала трястись. «Прости меня, Кадзуэ», — сказал он тогда еще раз, встал и нетвердым шагом пошел к воротам.

Путь он держал к вокзалу, с Токио было покончено навсегда. Но нужно было взять чемодан. В нем было немного, но это немногое было всем, чем он обладал. Свой домик они снимали, и Рокуносукэ содрогнулся, поняв вдруг, что все эти годы он простоял пустым, так как слыл прибежищем призраков.

Повернув сразу за лавкой, где торговали футонами, на свою улицу, Рокуносукэ увидел дым. Почти сразу же взвыли сирены, раздались крики. Вспомнив скелет, стоявший с зажженной спичкой возле плиты (вокруг солома, бумага, дерево), он повернулся и быстро пошел в другом направлении: прочь от огня.

Куда он идет, он не знал, но в душе смутно проступал образ безлюдного острова, омываемого суровым зеленовато-серым морем, — пустынное место, где, задрав голову, видишь множество звезд и живешь безобидной, тихой и честной жизнью. «Может, я даже приму монашество, — подумал он, но взгляд вдруг зацепился за красотку с длинными волосами, идущую по тротуару мимо цветочного магазина в красной мини-юбке и белых сапожках, и, глядя на ее потрясающие, похожие на раковины устриц колени, он вздохнул: — Нет, вряд ли».

* * *

Когда Спиро закончил рассказ, Марион Фэррадин некоторое время молчала, глядя в окно, где сгущались сумерки цвета лаванды и вереска. Хороший признак, подумал он, своего рода беззвучные аплодисменты.

— Очень, очень вам благодарна, — заговорила наконец, повернувшись к нему, его слушательница. Лицо ее напоминало рыхлый пудинг, но глаза были умные, ясные, редкостного оттенка: фиолетово-сероватые, как и зыбкий сумеречный свет за окнами «Травиаты». — Вы были так добры, досказав мне эту историю, — продолжала Марион. — Я понимаю, приглашать следует заранее, но все-таки: не отужинаете ли вы с нами сегодня? Будут муж, дочь и я. Мы живем в Дэнентёфу. Дом — собственность компании, в которой служит муж, но место приятное.