— Извините, что? — Люси с трудом вернулась к реальности, ее взгляд рассеянно остановился на его предплечье.
— Хэмпстед. Вы жили здесь всю жизнь? — повторил он, улыбаясь, как будто говорил с ребенком.
— Большую часть жизни, — ответила она, немного смущенная ослепительной улыбкой на его красивом лице. — Я родилась в Риме, но воспоминания о нем стерлись из памяти.
Черт возьми, что это она разоткровенничалась?
— Рим, говорите? Как уникально, — объявил он. «Не очень, если ваша мать итальянка», — хотела едко возразить Люси, но это только повлечет за собой разговор о матери.
Этой темы Люси старалась избегать и была рада наступившей тишине.
Наступившей лишь на минуту.
— Как любезно со стороны вашего отца доставить мне сегодня удовольствие находиться в вашем обществе, — продолжил граф прекратившуюся беседу. — По крайней мере я могу поговорить с вами наедине.
Наедине?! От этого слова мурашки побежали у девушки по спине.
Боже милостивый, что именно граф хочет сказать ей наедине, чего уже не сказал?
Возможно, он хотел высказаться о том, как она накрахмалила его галстук. Дважды. Или три раза? Она потеряла счет.
Она улыбнулась ему, готовясь к очередному властному требованию.
— Мисс Люси… — начал он.
Вот оно…
— Боюсь, начало работы получилось малообещающим, — продолжал он. — И полагаю, это целиком моя вина.
Люси заморгала. Она не ослышалась? Это подозрительно походило на извинение. В сокрушенном выражении его лица не было ни намека на сарказм или радость, которые выдали бы его намерения.
Черт возьми! Это действительно извинение.
Она снова взглянула на него. Нет, не может этого быть. Она, должно быть, чересчур туго завязала шляпку, или Расти и Сэмми уже стукнули его по голове и она просто пропустила это событие.
— Мой брат сказал, что я был немного высокомерным… — продолжил он.
— Немного? — пробормотала Люси и только потом поняла, что произнесла это вслух.
Он снова улыбнулся ей, как будто не заметил ее грубой выходки. Яркий блеск его ослепительно белых ровных зубов и искренний свет в глазах способны любую леди сбить с толку.
Даже столь невозмутимую, как Люси. Во всяком случае, она всегда считала себя неуязвимой для чужого обаяния.
— Я хотела сказать, я не думаю… — Она запнулась, пытаясь восстановить самоконтроль. Трудно думать, когда он смотрит на нее так… так… о, черт, как будто он находит ее просто восхитительной.
Но он так не считает, сказала она себе. И все же напыщенный лорд Клифтон извиняется.
— Да-да, я был очень заносчив. И как джентльмен, приношу вам, мисс Люси, мои искренние извинения, если чем-нибудь вас обидел.
Снова эта яркая мальчишеская улыбка. И сияет только для нее. Сердце Люси забилось быстрее.
О Господи. И приспичило ему извиняться именно сейчас. Когда она ведет его в западню, устроенную отцом.
Чувство вины кольнуло ее. Люси оно едва ли было знакомо, она редко чувствовала себя виноватой. Даже жульничая в картах.
А граф продолжал извиняться:
— Я был бы крайне бестактен, если бы оскорбил леди вроде вас, да еще и хорошенькую.
Люси медленно поправила шляпку и посмотрела на него.
К ее досаде, граф был весьма привлекателен.
Проницательные темные глаза, римский нос аристократа, решительный подбородок с глубокой расщелинкой под скульптурными губами.
Люси уставилась себе под ноги, поскольку ее сердце опять взволнованно забилось.
«Люси, не будь такой идиоткой».
Не важно, что граф задумал, Люси Эллисон не сомневалась, что, несмотря на все его сладкие слова и улыбки, он флиртует с ней не без причины.
Клифтон метал к ее ногам фальшивые монеты ложной лести в таком количестве, что можно трюм пиратского корабля заполнить, и если граф думает, что его красивые слова могут вскружить ей голову… нет, отвлечь ее…
Отвлечь?
Ноги Люси замерли, и он ошибочно принял ее мгновенную остановку за что-то другое.
— Я иду слишком быстро, мисс Люси? Вам нужно отдохнуть?
— Нет-нет, все в порядке, — быстро ответила она. Чертов тип… он почти убедил ее, что искренне сожалеет. — Спасибо за заботу, — добавила она, глянув на этого загадочного мужчину, и обнаружила, что его пристальный взгляд сосредоточен на ней. — Пожалуйста, зовите меня Люси.
— Конечно, — сказал он с изящным поклоном. — Тогда Люси.
«Наверное, следует предупредить его, что на него нападут и поколотят».
А может, и не надо его предупреждать. Люси улыбнулась ему:
— Милорд, в извинениях нет никакой необходимости, признаю, что и я, возможно, приложила руку к нашим недоразумениям.
Конечно, приложила, попросив прачку в третий раз накрахмалить его галстуки.
Они молча шли по живописной тропинке. Ярко-желтые полевые цветы весело светились под дубами, пятна солнечного света падали на них сквозь листву. Имей Люси такие склонности, она назвала бы обстановку весьма романтической.
«Скажи что-нибудь. Говори с ним. Отвлеки его, — услышала она шепот отца. — Не позволяй ему что-нибудь заподозрить».
— Полагаю, вы скучаете по Лондону, — сказала Люси. Большинство мужчин, с которыми работал ее отец, жаловалось на необходимость жить в Хэмпстеде, вдали от привычного клуба и аукциона «Таттерсоллз».
— Нисколько, — ответил Клифтон. — Я считаю жизнь в Лондоне неизбежным злом. И предпочитаю провинцию.
Искренность и честность его ответа изумила Люси. Сама она никогда не ездила в Лондон и любила тишину Хэмпстедской пустоши.
Хуже, она обнаружила, что у них с графом есть нечто общее.
— Да, но вы должны скучать по светскому обществу и развлечениям, — настаивала она, не желая признавать хоть какую-то общность между ними. — Сезон ведь в полном разгаре? Конечно, удовольствия Мейфэра и все тамошние хорошенькие леди вам куда больше по вкусу, чем Герти из «Трясины и пустоши».
Споткнувшись, он взглянул на нее сверху вниз.
— Простите, что?
— Герти. В «Трясине и пустоши». В гостинице, где вы и ваш брат остановились. Герти всегда с удовольствием развлекает папиных учеников. — Люси понизила голос: — Но боюсь, она стала старовата для своего дела. — Люси с удовлетворением наблюдала, как лицо графа порозовело и он изо всех сил пытался переварить услышанное.
Скорее всего он впервые в жизни обсуждал распутную девку из таверны с леди.
— Я… я… иными словами, я не свел знакомства… и не буду обсуждать такую персону…
— Герти, — подсказала она. — Ее зовут Герти. О, вам не нужно быть столь щепетильным со мной, милорд. Мне двадцать три, и я хорошо понимаю, каким ремеслом занимается Герти…