Ее платье задралось чуть ли не до талии, она обхватила Джеймса ногами.
Его пальцы скользнули по ее нагому бедру, наслаждаясь шелковистой кожей, Элинор дрожала от каждого его прикосновения.
Когда Элинор взлетела на вершину блаженства, ее ноги инстинктивно сжались, но Джеймс пробирался вперед, дразня завитки ее лона медленными слабыми движениями. И с каждой лаской она расслаблялась все больше и больше, пока с очередным вздохом наслаждения не открылась его исследованию.
Раскрыв нежные складки, он нашел спрятанный бутон и поглаживал его.
На миг глаза ее открылись. Элинор смотрела на него в потрясении и удивлении. Он целовал ее лоб, нос, губы, потом снова начал ее поглаживать.
Тем временем ноги ее разошлись шире, и его палец скользнул во влажное лоно. Она снова застонала, но он продолжал целовать ее, играя с ее языком, а его палец проделывал то же самое в средоточии ее женственности, скользя внутрь и отступая, сладко мучая и дразня.
Ее руки дергали пуговицы его бриджей, торопясь выпустить его на свободу. И когда она это сделала, было покончено не только с его брюками, он пропал… Обхватив его затвердевший жезл, Элинор поглаживала его.
— Сент-Мор, я не могу дышать, я погибла, — шептала она ему на ухо.
Женщина перед ним была воплощением неодолимой страсти.
Потеряв над собой контроль, он овладел ею.
Опрометчиво, опасно.
Джеймс Ламберт Сент-Мор Терстан Тремонт, девятый герцог Паркертон, впервые в жизни испытал такую страсть.
Это лучше делать полуодетыми, поддразнил он ее на балу.
И теперь угодил в собственную ловушку.
Это настоящее безумие, но Джеймс не мог остановиться и снова стал ее целовать.
Элинор уловила тот миг, когда Сент-Мор уступил желанию — необузданный опасный блеск вспыхнул в его глазах.
Она вздрогнула, потом сообразила, что его безумие — это ее наслаждение.
Элинор горела желанием, когда он ласкал ее, когда его прикосновения, его губы, давление его тела открыли шлюзы страсти.
Силы небесные! Так вот как это должно быть!
Откуда ей было знать, что это только начало?
То же сумасшествие, что, казалось, охватило Сент-Мора, передалось и ей. Она хотела этого мужчину, непонятного, опасного, который вошел в ее жизнь и перевернул ее вверх дном.
Воспламенил в ней это безумие. Мучил ее грезами, а теперь зажег ее тело.
Как она это сделала? Как нашла в себе дерзость и бесстыдство быть такой распутной?
Как она могла не быть…
Было что-то сверхъестественное в этой жажде, в этом ошеломляющем желании, что она потянулась, к нему, расстегнула его бриджи… касалась его. Ее пальцы обвились вокруг его жезла и поглаживали его.
Сент-Мор громко застонал.
Этот лев, мечущийся в клетке, поднялся, освободился от оков приличного общества и нечаянных обещаний.
«Уверен, что буду вести себя прилично, но если вы опасаетесь, что не сможете…»
Нет, она не могла… не имела желания… И к счастью, он тоже.
Она шевельнулась под ним, снова поглаживая его, ее тело молило о большем…
Вот как это должно быть… Это… Это неукротимое безумие…
Элинор знала, чего хочет, и всем сердцем желала этого.
Его пальцы продолжали дразнить ее, поднимая ее к высотам за пределами ее безумия.
И когда Сент-Мор на миг отпрянул и посмотрел на нее, она испытала лишь нетерпение.
Она хотела его. Теперь. Всегда.
И если второе вряд ли возможно, то первое — вполне.
Она не могла найти слов, но ее тело говорило «действуйте, не спрашивая», что, казалось, было нужно ему, прежде чем он обхватил ее бедра и вошел в нее, уводя в неведомое.
— О да! — задохнулась Элинор, когда он вошел в нее. Она поднималась под ним, цеплялась за его бедра и тянула ближе. — Пожалуйста, Сент-Мор, — молила она.
Обхватив его лицо руками, она целовала его, скользнула языком в его рот.
Его тело реагировало так же, как и ее. Их страсть взяла верх, взывая друг к другу, дразня, поднимая все выше.
Его движения ускорились, и ее — тоже. Ее бедра поднимались навстречу его жадным толчкам.
— Да, да. Пожалуйста! — задыхалась она, не зная, о чем молит, она лишь знала, что хочет большего.
Элинор услышала его стон, его тело напряглось, затем последовали яростные толчки.
Он продолжал двигаться в ней, она уже несколько раз взлетала на вершину блаженства.
Сент-Мор еще крепче прижал ее к себе, поцеловал в лоб, шептал на ухо нежные слова, поглаживал ее, словно запоминая каждый миг их скандальной затеи.
Вытянувшись под ним, Элинор с улыбкой смотрела в его глаза. Он широко улыбнулся, деля с ней этот момент, их момент. Этот мягкий спуск с вершины блаженства, на которую они уже несколько раз взлетали. Когда они расстанутся, то будут вспоминать то, что сейчас произошло, до конца жизни. Элинор снова поцеловала его.
И если это скандал, если это погибель, она жаждала, чтобы он погубил ее еще много раз. И чтобы это длилось до бесконечности. Чем дольше, тем лучше.
Джеймс счастливо дремал после любовных игр. Сколько раз это было? Дважды? Трижды? Честно говоря, он сбился со счета.
Никогда он не чувствовал такой томной вялости. Она проникла в каждую клеточку его тела. Элинор дремала в его объятиях, расслабленная и пресыщенная.
Он вздохнул, уткнувшись в ее затылок.
— Вот чем завершилась наша экскурсия по Колстону. — Он чуть прижал зубами основание ее шеи, и Элинор рассмеялась, игриво шлепнув его.
— И часто вы устраиваете такие туры, сэр? — спросила она.
Он повернулся, перекатив ее на себя. У него на языке вертелся остроумный и дразнящий ответ, но в ее тоне была нерешительная нотка сомнения, поэтому он промолчал и отвел локоны с ее лица.
— Такой тур я устраиваю впервые.
Она улыбнулась и прижалась головой к его груди.
— Я этому рада, Сент-Мор.
— Джеймс.
Приподняв голову, она посмотрела на него:
— Что?
— Зовите меня Джеймс.
Никто его так не называл. Называли «ваша светлость» или Паркертон, Джеймсом никто не называл. Но он не мог себе представить, что Элинор будет называть его иначе.
Чуть прикусив губу, она улыбнулась.
— Джеймс, — прошептала она и, наклонившись, снова поцеловала его. — Тогда вы должны называть меня Элинор, — добавила она через несколько минут.
— Это приказ, миледи?
— А он нужен? — рассмеялась она.