Белый крест - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Иртенина cтр.№ 13

Мурманцев вышел от генерал-майора в большом изумлении, посильно скрываемом. Академия, распущенная на вакации, пустовала, и эхо шагов гуляло по высоким коридорам. Встретив пару преподавателей младшего состава, он поболтал с ними, узнал свежие столичные и академические сплетни, сообщил о своем переводе. Его поздравили, увели в ближний трактир. Там обмыли намечающиеся изменения на погонах.

Вечером был ужин у тестя. Григорий Ильич, захмелев после нескольких чарок, передавал детям опыт своей долгой шестидесятилетней жизни. Назидательно качал пальцем, вспоминая, как его мотало из гарнизона в гарнизон по просторам родины, а благоверная его, ныне покойная, Варвара Кирилловна терпеливо следовала за ним повсюду. Даже с животом не захотела оставить мужа, рожала в военном лазарете в киргизской глуши. И младенца, Стасеньку, приучала к капризам беспокойной солдатской жизни. Посему и выросла Стаська уже готовой женой офицера, за мужем пойдет в огонь и воду.

Выслушав затем от детей историю лодочника Плоткина, искавшего богатства черного барона, Мирский предался воспоминаниям о временах Отступника.

— Да-а, смутное было времечко. Конец второй тысячи лет. Я не то чтоб малой был — все уже понимал. Порядки дикие тогда стали, детушки. Государь Петр Романович в прелесть бесовскую впал. Ересь урантийская, что по стране расползлась, и не ересью вовсе была. Это ее так позже в меморандумах и анналах прозвали — ересь новых жидовствующих. Почему новых, сами знаете. Тех, прежних, в шестнадцатом веке еще пожгли… Так вот было это, дети мои, просто бесопоклонство. Выдумали что проклятые урантийцы? Что человек не образ и подобие, а скот, но жизнь его драгоценна. Почему такое? Потому что человек-де царь скотов и разумен. У него много похотений, и он страдает от их подавления. Каково? Поэтому нужна ему свобода. Поклонись аду, и тебе позволят все. Воруй, блуди, убивай. Осознавай себя скотом свободным и бесценным. Страшное время было, детушки. В церквах столичных едва не стали черные обедни творить… Государь под конец царствования корону с себя снял и президентство установить хотел. Слава Всевышнему — не дал непотребства над Империей совершить…

Мурманцев делал вид, что внимательно слушает. Дела не так давно минувших дней еще жили в преданьях, но не вызывали отклика в душе — только мертвящую тоску, потому что мертвы были плоды той эпохи, времени царя-Отступника. Почему Империя тогда так легко и стремительно подпала под чужебесное влияние — этот вопрос многих волновал даже и по сию пору. Мурманцев полагал, что знает ответ. Однажды на семинаре по теории заговора кто-то из курсантов спросил: «Почему невозможно разоблачение заговора?». Мурманцев крепко задумался. «Думаю, причина в том, что заговор рождается не в сфере действия, как это ни странно, а в области наддействия, в точке столкновения противоположных ментальностей, так сказать. Если же перейти на уровень ниже, в сферу как раз действия… здесь, господа, мы увидим интересную картину. Предположим, неопределенно большой группой лиц совершаются прямые враждебные по отношению к общественным и культурным институтам действия. Эти действия и выглядят и справедливо формулируются сторонними наблюдателями как заговор. Другая группа лиц, так называемые просвещенные люди, в средствах информации ведет массированную атаку на якобы конспирологическую манию этих наблюдателей, едко высмеивает их логику. Создается определенное устойчивое общественное мнение. В итоге противник получает возможность действовать чуть ли не в открытую. Никто уже не обвинит их не только в заговоре, но и в откровенной уголовщине из страха прослыть узколобым фанатиком. Их будут обходить далеко стороной, предпочтя не замечать разрушительность их деятельности. Соответственно, и прямого противодействия не последует. Такова сила отвода глаз. Магия отвергнутого слова. Кстати, сами завербованные тоже могут искренне не считать себя участниками какого-то там заговора, даже стоящие наверху. Все они — лишь рядовые исполнители, которым много знать не положено. Они никогда не видели тех, кто дергает их за веревочки. Более того, само существование кукловодов за ширмой для большинства из них тайна».

Стаси украдкой позевывала.

— …объявил свободу, а страну — культурно и экономически отсталой. Пригласил урантийских прощелыг для консультаций и тоже дал им полную свободу. А те перво-наперво заявили контроль над банками и на наши же деньги стали банкротить нашу промышленность. Быстро наладили ввоз иноземного барахла. Всю страну, обобранную, оплеванную, приставили к торговле иностранщиной. Все везли — от телесной пищи до духовной. Особенно жестко, помню, внедряли телевизоры. Помещикам было велено, чтоб в каждом доме мужицком чертов ящик стоял — для освобождения народного сознания. Монастырям тоже. Монахи, правда, твердо воспротивились. Едва не стали самосожжения устраивать, как раскольники. Но отстояли себя. А уж что по этим телевизорам показывали — тьфу, да и только. Срам сказать.

— Кино про пистолетный ствол и гордый фаллос, стыдливо прикрытый женской натурой, — сказала за него дочь.

— Сударыня! — Мирский посмотрел на нее с суровой укоризной.

Мурманцев сморгнул и одеревенел. Хотя тоже был под хмельком, но еще твердо осознавал, что жене офицера говорить такое никак не положено. И знать, между прочим, тоже.

— Пап, ты уже рассказывал это раз десять на моей памяти. И один раз вот этими же словами.

— Не позорь отца, Анастасия, — строго молвил генерал. — Не мог я такого сказать.

— При мне не мог, — пожала плечами Стаси, подошла к отцу и обняла. — Прости, пап, но у меня дурное свойство случайно слышать чужие разговоры. Я была маленькая и меня не заметили.

— Вот так, сударь. — Мирский повернулся к Мурманцеву. — С твоей женой ухо держи востро.

— Мне это известно, — откликнулся Мурманцев.

— А с тобой, сударыня, ничего не случится, если еще раз послушаешь, — напустился на дочь генерал. — Ишь, егоза! Отцовские мемуары ей, видишь ли, скучны… — Он помолчал. — Ну вот, сбила. О чем я рассказывал?

— Дальше у тебя о продуктах, — мило улыбнулась дочь.

Генерал пропустил еще одну рюмочку и тяжко, по-хмельному задумался.

— Да, продукты. — Он вскинул голову. — Полки ломились от заморских фруктов — генетических мутантов, замученных гормонами иностранных кур и жевательной резины. Лично у меня есть все основания считать, что эта резина вызывала застой жидкости в мозгах. От разной импортной химии, вроде вкусовых добавок и ядовитой сои, тоже умственная водянка приключалась. И еще темный лимонад, в него, кажется, добавляли вытяжку кокаинового куста. А уж что добавляли в шампунь от перхоти, я не знаю, только и он тоже нехорошо действовал на мозги. Ну, правда, это не было доказано, но я-то знаю! Слава Богу, дети мои, что государь Владимир Романович все это прекратил и заразу каленым железом выжег, — закончил Григорий Ильич и размашисто перекрестился.

Дети обменялись взглядами. На губах дрожал смех.

Настенные старинные часы пробили одиннадцать.

— Ну, — генерал со всей осторожностью поднял себя с кресла, — вижу, вас надо отпускать. Мне в постель, а вам, молодым, — уж как знаете. Тебя, сударь, жду завтра утром.