Шапка Мономаха - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Иртенина cтр.№ 99

Оглушительный рев пронесся по палате, убив все прочие звуки. Владимир Всеволодич опустил турий рог, сорванный со стены. Дружина его потирала уши.

– Ну все? – сурово спросил Мономах. – А теперь сядьте и слушайте, для чего я так упорно собирал вас всех вместе.

– Наконец! – сорвалось у Олега с языка.

Волынских князей усадили. Святополк Изяславич, удивленный по-новому зазвучавшим голосом Мономаха, безропотно опустился на скамью.

– Сами видите, – тяжело произнес Владимир, – не уживаемся мы друг с другом, когда нет над нами единого правителя, самовластца русского.

– Как это нет? – поперхнулся Святополк. – А я?..

Владимир Всеволодич не удостоил его взгляда.

– Мы уже сами не разберем, кто кого старше по родству, а кто кого младше, и кто какой землей должен владеть по обычаю отцов и дедов. Чтобы нам не передраться до смерти, договоримся: каждый отныне пусть безраздельно и бесспорно владеет той землей, на которой теперь сидит, и не двигается с нее никуда, как прежде двигались, и сыновья его и весь род пусть владеет той же землей, которая будет им отчиной. И ответ пусть держат за нее перед Богом.

– Киев – моему роду, безраздельно? – переспросил ошеломленный Святополк. – Я согласен!

Мономах пересилил себя.

– И никто пусть отныне на зарится на чужое. А если кто замыслит злое на брата, против того будем все мы и честной крест.

– Мне вернут Чернигов? – громко осведомился Олег.

– Я отдам Чернигов только Давыду, старшему из рода Святославичей, – ответил Владимир.

– Брат, – добродушно обратился смоленский князь к Олегу, – посиди в Рязани. Там тишь и гладь, да Божья благодать.

– Щедро, – выдавил Олег Гориславич.

– По труду и оплата, брат, – заключил Давыд.

– А не поверю я, Володьша, что ты в самом деле хочешь отдать Киев Святополкову роду! – Олег даже с места встал, чтобы быть виднее для всех. – Стольный Киев не только его отчина, но и наша с Давыдом, и твоя. Не знаю, что ты задумал, только я на месте Святополка, – Гориславич неприятно усмехнулся, – поостерегся бы так легко соглашаться.

– Тебя забыл спросить, что мне делать, – оскорбился киевский князь.

– Поостерегись на своем месте, Олег, – резко бросил Мономах. – Клеветать на братию – последнее дело. И крест поцелую, и слово свое сдержу.

– А я не уверен, что сдержу, – бухнул Гориславич, садясь.

– Поможем, – кивнул ему Святополк.

– Имеете ли что сказать, князья русские? – Мономах обводил взглядом одного за другим.

– Что говорить, когда ты все сказал, – молвил смоленский князь. – Поцелуем друг другу крест, утвердимся единым сердцем и будем вместе блюсти Русскую землю.

– Клянусь Богом и Его пришествием, что не замышляю зла никому из своей братии, – пылко объявил Василько Ростиславич, – и на кресте поклянусь, что буду с вами заодно.

– Аминь, – недоверчиво усмехнулся волынский Давыд.

Мономах смотрел на них и не верил самому себе. Он ждал долгой борьбы, упорства и упрямства, буйных споров, взаимных обид, исканий выгод друг под другом. И вдруг – ничего этого. Он почти победил… если бы действительно желал того, что предлагал. Неужели совершилось? Понимают ли они, князья-братья, что собрались целовать крест над могилой величия русского? И Руси никогда не быть более единой, с единым стольным градом, где правит старший над всеми князь, единодержец и государь земли своей, как в былом великие князья Владимир и Ярослав? Что Киев, о котором так болезнует Гориславич! Скоро в русских землях будет много стольных градов, и каждый станет ревновать о собственном величии, нахваливать себя перед прочими… А иначе нельзя. Если оставить как есть, сохранять обычай дедов, то в скором времени, когда повзрослеют сыновья и внуки нынешних князей, от Руси полетят кровавые ошметья.

Ему захотелось бросить в лицо им всю свою горечь, ясное понимание, что Руси прежней уже не будет. Чтобы поднялись крики и недовольство, возмущение, чтобы хоть кто-то встал и сказал: «Вся Русь – моя отчина, не хочу делить свою землю на части».

Он не стал этого делать. Они как дети. Разве они поймут?

3

Тихо скрипят под ногами половицы сеней. Где-то стрекочет сверчок, и кажется, что его слышит весь терем, сверху донизу. Холоп, идущий впереди со светцем, косолапо, с шарканьем загребает ногой. Боярин раздраженно пинает его в зад, отбирает лампаду.

– Пошел вон.

Дальше идет один. В левой руке светец, в другой корчага с медом, из которой княж муж время от времени делает затяжной глоток.

Сени приводят к башенной лестнице. Боярин поднимается по ступеням, на каждом шаге медленно и крепко ставя ногу, потому что меду выпито изрядно. На верхней площадке он останавливается, прикладываясь к корчаге, и упирается плечом в стену возле двери. Башенная клеть кем-то занята. Из щели струится свет, слух улавливает приглушенные голоса. Княж муж знает, кто засел в башенной сторожке, но не торопится обнаружить себя.

– Туряк, ты говорил, князь Святополк поможет нам против Василька. А теперь что выходит? Завтра князья будут целовать друг другу крест.

– Мало ли что я говорил. Я не ответчик за Святополка. Когда служил ему в Турове, не проходило и дня, чтоб он не погрозился вытряхнуть Василька из Теребовля. Но там его подзуживали ляхи. А в Киеве, может, он поостыл.

– Может, может! Кто обещался пойти к Святополку для разговора?

– Не остыл он. Нынче как кот встопорщил загривок на теребовльского.

– И когда это крест был помехой для княжьих замыслов?

– В целованье креста только Мономах верит да блаженненький Давыд Святославич.

– А нашего Давыда Игоревича стоит лишь припугнуть изгойством – он не только на крест наплюет. Самому Богу в бороду вцепится.

– Один он ничего не сможет.

– В Олешье разбойничать у него хорошо получалось.

– Когда это было!

– Иными словами, надо нам, мужи бояре, надоумить нашего князя дружить с киевским.

– На кону мочало, начинай сначала...

Опустевшая корчага пристукнула об пол у двери.

– Тише!

– Там кто-то есть.

Дверь клети, скрипуче мяукнув, отворилась. В проеме широко встала грузная фигура переяславского воеводы Ратибора в расхристанной рубахе, с золотым крестом на волосатой груди.

– Волынские бояре плетут гнусный заговор, – в хмельном ударе объявил княж муж, поочередно направляя светец в лицо каждого из онемевшей троицы, хотя в клети было светло. – Туряк. Василь. Лазарь.

Он рыгнул кисло-сладкой отрыжкой, перешагнул порог и плотно затворил за собой дверь.