Цвет убегающей собаки - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Гуинн cтр.№ 18

Времени она не теряла. Увидев полки с продуктами, броскую рекламу каких-то новейших изделий, покупателей, весело болтающих с кассирами, она осознала, что больше не принадлежит к этому миру. Девушка добралась до дома, пустила воду, принялась ждать, пока ванна наполнится доверху. Интересно, если полежать в воде подольше, лицо утонет? «А если нет, я просто буду сидеть дома до тех пор, пока не умру от голода, — решила она. — Дверь никому не открываю».

Когда ванна наполнилась, девушка разделась, и, обнаженная, не устояла перед соблазном посмотреться в два зеркала. Какое-то время лицо на затылке оставалось неподвижным, но потом, приглядевшись, девушка обнаружила, что оно очень похоже на ее собственное. От этого открытия ей стало еще хуже. Лицо слабо улыбнулось, затем приобрело уже привычный рыбий вид и, выпучив глаза, тяжело задышало, опять-таки как выброшенная на берег рыба. Девушка растянулась во весь рост в ванне. Сейчас она напоминала обнаженную с картины Боннара. Солнце зашло. Горячей воды девушка добавлять не стала. Вскоре она заснула.

Нурия замолчала, бросила беглый взгляд в окно и осушила чашку с кофе.

— И что дальше? — осведомился я.

— А ничего. Остального я не знаю. Есть истории, которые заканчиваются сами по себе и смысла своего не раскрывают. Уж тебе-то это должно быть известно лучше других, — вкрадчиво добавила Нурия и, накрыв мою руку обеими ладонями, поцеловала меня. — Мне пора, — сказала она. — До вечера. Adeu.

В пятницу, под конец второй недели нашего романа, я взял на вторую половину дня отгул и отправился навестить свою приятельницу Евгению. Попивая мятный чай, мы стояли у нее на веранде, и я рассказывал ей обо всем, что произошло после нашей случайной встречи в сауне, — о знакомстве с Нурией и нашем стремительном романе. Евгения внимательно выслушала меня.

— Похоже на детектив, — изрекла она. — Похоже, но вообще-то во всей этой истории только одна загадка. Остальное просто — мальчик знакомится с девочкой. На самом деле ты пытаешься объединить тайну с рутиной, чтобы твое знакомство с девушкой выглядело не просто случайным совпадением, а таило в себе некий смысл. Или даже предопределенность. Что вообще-то не исключено. Но совершенно не обязательно в том смысле, как это тебе представляется.

Опираясь на железные перила террасы, где стояла большая кадка с полыхающими вовсю цветами и иными представителями флоры, Евгения поправила очки в стальной оправе и устремила взгляд вниз, на улицу.

— А ты уверен, что не сам отправил себе открытку? — судя по тону, она всерьез предполагала такую возможность. — Допустим, чтобы напомнить себе о чем-то забытом. Ты ведь у нас таким дурачком бываешь.

Я уже привык к уничижительным эпитетам Евгении, так что не обиделся. К тому же предположение ее не такое уж фантастичное, каким могло показаться. В прошлом пристрастие к наркотикам и алкоголю толкало меня — и Евгении это было известно — на действия, которым я впоследствии не мог дать разумного объяснения. А тут еще зеленые чернила. Открытка была написана зелеными чернилами — а у меня имелась зеленая автоматическая ручка. В общем, идея автопослания, сам не знаю почему, мне понравилась. Быть может, я постепенно превращался в кого-то другого. Так или иначе я начал ее обкатывать.

— Нет, вряд ли, уж сейчас-то я бы вспомнил, — возразил я. — Да и не такой уж я лунатик. Зачем посылать себе открытку по почте? Не проще написать записку и оставить ее на кухонном столе?

— Ну, скажем, потому, что ты ушел из дома, а возвращаться не хотелось. Или ключ куда-то задевался. Ты уже написал открытку и держал ее в руке. Вот и сунул под дверь.

— Да нет, чепуха какая-то. К тому же она написана ровным, аккуратным почерком. У меня совсем не такой.

— Значит, ты писал в момент удивительного просветления. Сквозь твои пальцы протекал божественный свет.

Так, поиграть решила. Ну и на здоровье, это часть ее речевого репертуара, Евгения любит подначить собеседника.

— Чистые спекуляции. У меня разум не так работает.

— Да ну? А откуда ты знаешь, как работает твой так называемый разум? Надо, чтобы тебя как-нибудь сняли на видео. Пожалуй, я сама этим займусь — разумеется, из сострадания и любви к тебе. Тогда ты и получишь представление о своем «разуме».

— Любовь и сострадание. Запомню. И тебе напомню. Спасибо.

— Не за что.

Пожалуй, Евгения понимала меня лучше, чем кто бы то ни было, включая родных. Отчасти благодаря дружбе с ней я и приехал впервые в Каталонию и прожил тогда неделю в ее барселонской квартире. Неизменно оказывая мне дружескую поддержку, проявляя удивительную выдержку в общении со мной — дружбу и сострадание, — мирясь с моими выходками, которые другие терпеть бы не стали, Евгения на собственную жизнь упорно накидывала завесу тайны. Она была лесбиянкой, имела несколько романов с женщинами. Не то чтобы она скрывала свою сексуальную ориентацию — совершенно открыто говорила о некоторых сторонах своей былой жизни, — просто не любила обсуждать личные дела. Чрезмерной откровенности избегала. У нее были возлюбленные, но жить она предпочитала одна.

Во многом Евгения — типичная просвещенная барселонка, но детские годы ее совпали со временами правления Франко, так что она стала свидетельницей больших перемен, пережитых ее родным городом. Барселона была мировой столицей маргиналов, заповедником транссексуалов, мужчин, одевающихся, как женщины, и наоборот, фетишистов и садомазохистов. Все то и те, что Франко ненавидел больше всего, и то и те, что раньше скрывались за благопристойной наружностью, теперь вышло наружу — каталонцы (естественно), анархисты, гомики. И все же неизменное очарование Барселоны состоит в ее неиссякаемой силе перевоплощения, упорной созидательной воле, которую ощущаешь, даже оказываясь здесь ненадолго. Не случайно Пикассо, переживший в творчестве массу превращений, начал свои метаморфозы именно здесь. К тому же Барселона — морской порт. А если город, любой город — место неподвижное, четко закрепленное в определенной географической точке, то к порту это относится в наименьшей степени, ибо здесь жизнь находится в постоянном движении, которое привносят мореплаватели и торговцы. В этом смысле мы живем в городе-бродяге, с каким не сравнится ни один из европейских городов, и сама Евгения — тоже кочевница в буквальном смысле. Она постоянно снимается с места, отправляясь в долгие одинокие прогулки по Пиренеям, многомесячные путешествия по Андам, Гималаям и австралийской глубинке. Высокие горы и обширные открытые пространства. И если возможно, Евгения странствует по миру в одиночку.

Скульптуры и рисунки Евгении представляют собою полуабстрактные изображения загадочных мужчин и женщин, стремящихся избежать последствий надвигающейся катастрофы, однако же не способных к движению, к освобождению от уз, которые их сковывают. На любимом моем рисунке тушью изображены две смутные фигуры, одна — явно мужчина, другая — андроген с псиной головой, венчающие коринфскую колонну; захваченные, подобно персонажам карикатур, в остановленном на мгновение полете — бегстве от огнедышащего дракона, они застыли в вышине. Собачьи уши, опущенные на воображаемом ветру, подчеркивают безнадежность попытки бегства. Именно эти уши и заставляют думать, что, при всей быстроте, от дракона не скрыться.