— Стало быть, адский демон вырвался на волю и мы сейчас возвращаемся в крепость без печати Соломона и без нужного заклинания? Делать — что?
— Надеюсь, я снова смогу подчинить его своей воле. До сей поры камера его держала. Я не знал, поистине я не ведал…
— Не ведал чего?
— Что воля моя окажется сломлена чувствами к тебе.
— Ты меня любишь?
— Ну откуда мне было знать? — вздохнул волхв.
И тут, невзирая на суровость сложившихся обстоятельств, Джошуа рассмеялся.
— Разумеется, любишь — но не меня, а то, что я олицетворяю. Я пока не уверен, что должен сделать, но знаю одно: я здесь во имя отца своего. Ты так сильно любишь жизнь, что и ад тебе будет по колено, лишь бы за нее удержаться. Естественно, ты любишь того, кто тебе эту жизнь подарил.
— Так ты изгонишь демона и сохранишь меня в живых?
— Конечно, нет. Я просто хочу сказать, что понимаю, каково тебе.
Уж не знаю, где Радость нашла силу, но миниатюрная девушка выскочила у меня из-за спины и метнула тяжеленное копье с искусностью бывалого солдата. (Я же ощущал, как колена мои пред ликом демона подгибаются.) Бронзовое острие, судя по всему, вонзилось между бронированных пластин на груди чудовища и на пядь вошло в тело. Демон ахнул и взревел, раскрыв огромную пасть и обнажив ряды зазубренных клыков. Он схватился за массивное древко и попробовал его вытащить — мускулы напряглись от натуги. Печально взглянул на копье, затем на Радость и вымолвил:
— О, гнусный враг обрушись на тебя, ты умертвила мя намертво. — И рухнул на спину. Пол дрогнул от падения его туши.
— Что он сказал, что он сказал? — Радость от нетерпения впилась ногтями мне в плечо. Демон говорил на иврите.
— Он сказал, что ты его убила.
— Ага, щас, — отозвалась наложница. (Довольно странно: слово «щас» звучит примерно одинаково на всех языках.)
Я начал было продвигаться вперед — посмотреть, не осталось ли кого из девчонок в живых, — но тут демон сел.
— Я пошутил, — сказал он. — Я не мертвый. — И он выдернул из груди копье так, будто смахнул с чешуйки муху.
Я метнул в него свое, но смотреть, куда оно вонзится, не стал. Схватил Радость за руку, и мы побежали со всех ног.
— Куда? — спросила она.
— Подальше, — ответил я.
— Нет, — сказала она и дернула за мою тунику так, что меня едва не нокаутировала стенка. — К проходу в скале.
Мы мчались в полной темноте — никто не догадался прихватить по дороге лампу, — и я всею своей жизнью доверился памяти Радости: она должна была знать лабиринт крепостных покоев наизусть.
На бегу мы слышали, как чешуя демона царапает по стенам. Время от времени, встретившись с низким потолком, он матерился на иврите. Наверное, видел в темноте, но вряд ли многим лучше нашего.
— Пригнись, — шепнула Радость, хлопнув меня по макушке перед тем, как мы вступили в узкий проход, что выводил на плато. Я вжался в этот коридор так же, как демону приходилось скрючиваться в обычных покоях крепости, — и тут меня осенило, насколько блистателен выбор маршрута. Мы уже заметили, как в устье пробивается лунный свет, когда чудовище влепилось в бутылочное горлышко прохода у нас за спиной.
— Йопт! Ай! Пронырливые хорьки! Я схрумкаю ваши головенки, как засахаренные фиги!
— Что он сказал? — спросила Радость.
— Он утверждает, что ты — сладость исключительной нежности.
— Он совсем не это сказал.
— Поверь, мой перевод настолько точен, насколько ты хочешь знать правду.
Когда мы уже карабкались по веревочной лестнице с карниза на плато, из прохода донесся жуткий скрежет. Радость протянула мне руку, затем втащила лестницу наверх. Мы добежали до хлева, где обычно хранились верблюжьи седла и припасы. Верблюдов у нас было только три, их с собой забрали Джошуа и Валтасар, лошадей мы не держали, поэтому я даже не понял, зачем мы там притормозили, пока не заметил, что Радость наполняет два курдюка водой из резервуара за хлевом.
— Нам ни за что без воды не добраться до Кабула, — сказала она.
— А что будет, когда мы до него доберемся? Кто нам там поможет? Что это вообще за тварь, ко всем чертям?
— Если б я знала, не стала бы открывать.
Для человека, чьих друзей только что пожрала мерзопакостная скотина, Радость казалась потрясающе спокойной.
— В самом деле. Но я не заметил, как оно оттуда выскочило. Я, конечно, что-то почувствовал — но не таких габаритов.
— Действуй, Шмяк, не думай. Действуй.
Она вручила мне один курдюк, и я погрузил его в каменную цистерну, стараясь за бульканьем воды различить, чем сейчас занимается монстр. Но вокруг лишь время от времени блеяли козы, да в ушах у меня стучал собственный пульс. Радость закупорила курдюк, один за другим открыла загоны для свиней и коз и выгнала всех животных на плато.
— Пошли! — крикнула она и начала спускаться по тропе к невидимой в темноте дороге.
Я вытащил курдюк из цистерны и как можно быстрее припустил следом. Луна сияла достаточно ярко, и бежать было легко, но поскольку я и при дневном-то свете дорогу бы не отыскал, в потемках мне как-то не хотелось делать ложных шагов по смертоубийственному серпантину без проводника. Мы уже почти миновали первый отрезок, когда услыхали сзади мерзкий вой, и в пыль прямо перед нами рухнуло что-то тяжелое. Переведя дух, я опознал окровавленную козью тушку.
— Вон! — Радость ткнула вниз: под скальной стеной среди камней что-то двигалось.
Оно посмотрело на нас, и ошибиться насчет сияния желтых буркал было уже невозможно.
— Назад. — И Радость дернула меня с дороги.
— Это единственный спуск?
— Либо тут, либо нырнуть с обрыва. Это же крепость, не забыл? Здесь не задумывались легкие входы и выходы.
Мы вернулись к веревочной лестнице, перекинули ее через край и начали спускаться. Когда Радость уже ступила на карниз и нырнула в проход, что-то тяжелое звездануло меня в правое плечо. Рука мгновенно онемела, и я выпустил лестницу. К счастью, пока я падал, ноги запутались в перекладинах, и я повис вверх тормашками, заглядывая в устье коридора, где стояла Радость. Перепуганная до смерти коза, ударившая меня, верещала, падая в пропасть, потом донесся глухой стук, и визг прекратился.
— Эй, пацан, ты ведь еврей, правда? — раздался сверху голос.
— Не твое дело, — ответил я.
Радость схватилась за лестницу и втянула нас вместе в пещеру как раз вовремя — мимо провизжала еще одна коза. Я проехался носом по песку и заболботал, пытаясь одновременно отдышаться и отплеваться.
— Давно я еврея не пробовал. Хороший жид — больше мяса набежит. Вот что китайцам не удается: их шесть-семь скушаешь, а через полчаса опять голодный ходишь. Не примите на свой счет, мамзель.