На ходу Джош толкал всех подряд, — судя по всему, намеренно. Задевая кого-нибудь плечом или локтем, он бормотал — негромко, но я слышал:
— Этого парня исцелил. Эту исцелил. Этой прекратил муки. Этого исцелил. Этого утешил. У-уу, от этого просто смердит. Эту исцелил. Блин, промазал. Исцелил. Исцелил. Утешил. Успокоил.
Люди оборачивались Джошу вслед — так бывает, когда кто-то в толкучке наступает на ногу, — да только все они, казалось, улыбаются либо недоумевают. А вовсе не злятся, как я ожидал.
— Ты чего делаешь? — спросил я.
— Тренируюсь, — ответил Джош. — В-во, как ему большой палец-то на ноге вывернуло. — Он резко развернулся — так, что чуть сандалию не потерял, — и шлепнул лысого коротышку по затылку. — Так-то лучше.
Лысый обернулся посмотреть, кто его стукнул. Джош немного попятился.
— Как твой палец? — спросил он на латыни.
— Хорошо, — ответил лысый и улыбнулся — этак глупо и мечтательно, точно большой палец сообщил ему, что с миром все в порядке.
— Ступай тогда с Богом, и… — Джошуа развернулся в другую сторону и хлопнул по плечам еще двух незнакомцев. — Ага! — крикнул он. — Двойное исцеление! Ступайте с Богом, друзья, дважды!
Мне стало как-то неловко. За нами через рынок потянулись люди — не вся толпа, конечно, но кучка. Человек пять-шесть, но у всех на лицах играла та же мечтательная улыбка.
— Джошуа, может, тебе это… потише немного?
— Невероятно, да? Им всем лечиться нужно. Этого исцелил. — Джош нагнулся поближе и прошептал: — У парня был сифилис. Впервые за много лет ему не будет больно писать. Извини. — И он снова повернулся к толпе. — Исцелил, исцелил, успокоил, утешил.
— Мы же тут посторонние, Джош. А ты привлекаешь внимание. Может быть небезопасно…
— И ведь не слепые они, не инвалиды без рук или ног. Если нам попадется что-то посерьезнее, наверное, придется остановиться. Исцелил! Благослови тебя Господи. Ой, ты по-латински ни бельмеса? Э-э… греческий? Иврит? Никак?
— Он разберется, Джош, — сказал я. — Пошли старуху искать.
— А, ну да. Исцелил! — Джошуа вкатил довольно сильную пощечину хорошенькой дамочке. Ее мужу — бугаю в кожаной тунике — это не понравилось. Из-за пояса он выхватил кинжал и принялся надвигаться на Джоша. — Извини, господин, — сказал Джош, не отступая ни на шаг. — Иначе бы не получилось. Бесенок завелся, надо было изгнать. Я отправил его вон в ту собаку. Ступай с Богом. Спасибо, большое спасибо. Дамочка схватила мужа за руку и развернула к себе. У нее на щеке по-прежнему алела пятерня Джоша, но она улыбалась.
— Я вернулась! — провозгласила она. — Я вернулась. Она вцепилась в мужика, и весь гнев его, похоже, схлынул. Он перевел взгляд на Джоша — в нем читалось такое смятение, что я думал, мужик сейчас рухнет без сил. Он выронил кинжал и обнял жену. Джошуа подскочил к ним и обхватил обоих руками.
— Ну может, хватит уже, а? — взмолился я.
— Но я же люблю этих людей.
— Любишь, значит, да?
— Ага.
— Он только что собирался тебя прирезать.
— Бывает. Он просто не понял. А теперь понимает.
— Хорошо, что сообразительный попался. Пойдем искать уже старуху.
— Ладно, только потом вернемся и купим еще того напитка.
Ведьму мы нашли — она как раз продавала букетик мартышечьих лапок жирному оптовику, выряженному в полосатые шелка и широкую коническую шляпу, сплетенную из какой-то жесткой травы.
— Но это же все задние лапки, — возмущался оптовик.
— Волшебство то же, а цена лучше, — ответствовала ведьма, отгибая край шали, которая прикрывала половину лица, и являя миру молочное бельмо на глазу. Очевидно, так она запугивала несговорчивых покупателей.
Но торговец не велся.
— Всем отлично известно, что передняя лапа мартышки — лучшее средство предсказания будущего, в то время как задняя…
— Можно подумать, мартышка умеет что-то предсказывать, — встрял я, и они оба посмотрели на меня так, словно я только что чихнул им в фалафель. Старуха откинулась назад — то ли порчу на меня наведет, то ли камнем швырнет. Но меня несло. — Если бы это было так, — продолжал я, — ну то есть, насчет предсказания будущего по мартышечьей лапке… в смысле — поскольку у мартышки их четыре — лапы, то есть… и, э-ээ… в общем, ладно.
— Эти почем? — спросил Джошуа, вытаскивая из одной корзины горсть сушеных тритонов.
Старуха повернулась к нему.
— Тебе столько незачем, — сказала она.
— Точно? — переспросил Джош.
— Эти никуда не годятся, — сказал торговец, потрясая задними лапками двух с половиной бывших мартышек. В точности как человечьи ноги, только мохнатые и пальцы длиннее.
— Если б ты был мартышкой, спорить готов — они бы пригодились. К примеру, чтоб задница по земле не волоклась, — сказал я. Миротворец, что там говорить.
— Ну так а сколько мне зачем? — настаивал Джош, видимо сам толком не понимая, как его отвлекающий маневр превратился в торг насчет тритоновых сухариков.
— Это смотря у скольких твоих верблюдов запор, — отвечала ведьма.
Джошуа уронил тритонов обратно в корзину. — Ну, э-э…
— А помогают? — спросил торговец. — Закупоренным верблюдам, в смысле?
— Ни разу не подводили.
Торговец почесал клинышек бородки мартышечьей лапкой.
— Я, пожалуй, соглашусь на цену за твои никудышные лапки, если ты мне еще добавишь горсть тритонов.
— Договорились, — ответила карга.
Торговец развязал кошель, висевший на плече, и кинул туда связку лапок, а сверху добавил щедрую горсть тритонов.
— И как они действуют? Из них чай заваривать и поить верблюда?
— С другого конца, — сказала карга. — Суешь целиком. Считаешь до ста и отходишь в сторону.
Глаза у торговца вылезли на лоб, затем сощурились, и он повернулся ко мне.
— Малец, — сказал он. — Если умеешь считать до ста, у меня для тебя найдется работа.
— Он бы с удовольствием нанялся к тебе, господин, — ответил за меня Джошуа, — но только нам нужно найти волхва Валтасара.
Карга зашипела и отползла в самый дальний угол палатки, прикрыв шалью все лицо. Кроме молочного глаза.
— Откуда про Валтасара знаешь?
Руки она выставила перед собой, точно когти, и я видел, как они трясутся.
— Валтасар! — заорал я, и старуха чуть стенку горбом не пробила. Я хихикнул и уже совсем был готов обвалтасарить ее снова, но меня перебил Джош.
— Валтасар пришел отсюда в Вифлеем, чтобы засвидетельствовать мое рождение, — объяснил он. — Теперь я ищу его совета. Мне нужна его мудрость.