— Спасибо, — ответил Чарли.
— Так вот, учитывая то, что я слышала про то, как ты провел ночь до того, как умерла твоя мама, и все такое, и то, что я видела сегодня, я думаю — и это правильно, — что я тебя чикну.
— Чикнешь меня?
— Да — ответила она.
— Ради вящего блага, хоть ты и конченый чурбан.
Чарли отъерзал от нее подальше по дивану. Секунду смотрел на нее, пытаясь понять, не разыгрывают ли его, затем, решив, что все же, видимо, нет, ответил:
— Лили, это с твоей стороны очень мило, и…
— Только никаких дикостей, Ашер. Ты должен понять, что я на это решилась только из жалости и человеческой порядочности. А если тебе надо выебываться, иди к шлюхам на Бродвей.
— Лили, я не знаю, что…
— И только не в попу, — добавила Лили.
Из-за дивана послышался пронзительный девчачий смешок.
— Привет, папуля. — Софи высунулась у них за спинами.
— Я по тебе скучала.
Любящий отец выхватил ее из-за дивана и звучно чмокнул в щеку.
— Я тоже по тебе скучал, солнышко.
Софи его оттолкнула:
— А почему у тебя снег на голове?
— А, это… Лили нужно было немножко поморозить Элвина и Мохаммеда, чтобы они успокоились, и чуточку попало на меня.
— И они по тебе скучали.
— Я так и понял, — сказал Чарли.
— Солнышко, сходи поиграй у себя в комнате, пока мы с Лили тут о делах поговорим, а?
— А где собачки? — спросила Софи.
— Они у папы в комнате… втыкают. Сходи поиграй, а потом мы поедим «Сырных тритончиков»?
— Ладно. — Софи соскользнула на пол.
— Пока, Лили. — И она помахала Лили.
— Пока, Софи, — сказала Лили, побледнев больше обычного.
И Софи зашагала прочь под новый марш собственного изобретения:
— Толь-ко не в по-пу — толь-ко не в по-пу — только не в по-пу.
Чарли повернулся к Лили:
— Это наверняка оживит уроки в первом классе у миссис Магнуссен.
— Ну да, это пока неловко, — ответила Лили не моргнув глазом. — Но придет день, и она скажет мне спасибо.
Чарли постарался смотреть на пуговицы своей рубашки так, будто глубоко задумался, но не вышло, и он захихикал, попробовал перестать и в конце концов просто фыркнул.
— Господи, Лили, да ты мне как младшая сестренка, я бы ни за что…
— О, великолепно. Я предлагаю тебе дар — от всей, можно сказать, души, а ты…
— Кофе, Лили, — вздохнул Чарли.
— Можно я попрошу тебя сварить мне кофе, а не чикать меня, — а затем посидеть и поговорить со мной, пока я его пью? Тебе одной известно, что у нас с Софи происходит, а мне нужно привести мысли в порядок.
— Чикнуть было бы, вероятно, быстрее. — Лили посмотрела на часы.
— Давай я позвоню вниз и скажу Рэю, что задерживаюсь.
— Здорово, — ответил Чарли.
— Я все равно собиралась тебя чикнуть только в обмен на информацию о Торговле Смертью, — сказала Лили и взяла трубку со стойки.
Чарли опять вздохнул:
— Те же мысли мне и нужно привести в порядок.
— Как угодно, — сказала Лили, — но в смысле попы я несгибаема.
Чарли постарался мрачно кивнуть, но опять захихикал. Лили метнула в него телефонную книгу Сан-Франциско.
Морриган
— Эта душа пахнет ветчиной, — сказала Немайн, морща нос, к которому поднесла кусок мяса, нанизанный на длинный коготь.
— Я тоже хочу, — сказала Бабд.
— Дай. — И она цапнула падаль, на лету отхватив кусок размером с кулак.
Троица расположилась в забытых остатках фундамента ниже подвалов Китайского квартала: Морриган возлежали на балках, обгоревших еще при великом пожаре 1906 года. Маха — у нее уже проступал жемчужный головной убор, который она гордо носила в своем женском облике, — рассматривала череп мелкого животного при свече, которую сама натопила из жирка мертвых младенцев. (Маха всегда тянулась к искусствам и ремеслам, и остальные две сестры завидовали ее талантам.)
— Не понимаю, зачем душа — в человечине, а не в человеке.
— И на вкус ветчина, по-моему, — сказала Немайн.
Светящиеся красным кусочки души брызгали у нее изо рта, когда она говорила.
— Маха, ты помнишь ветчину? Нам она нравится?
Бабд пожевала свой кусок мяса и вытерла когти о нагрудное оперение.
— Ветчина — это новое, по-моему, — ответила она.
— Как сотовые телефоны.
— Ветчина — не новое, — сказала Маха.
— Это копченая свинина.
— Нет! — потрясенно ответила Бабд.
— Да, — сказала Маха.
— Не человечина? Тогда как тут может быть душа?
— Спасибо, — сказала Маха.
— Именно это я и пыталась сказать.
— Я решила, что нам ветчина нравится, — сказала Немайн.
— Тут что-то не так, — промолвила Маха.
— Не должно быть настолько легко.
— Легко? — взвилась Бабд.
— Легко? Да чтобы дойти до этого, ушли сотни… нет — тысячи лет. Сколько тысяч лет, Немайн? — Бабд посмотрела на ядовитую сестру.
— Много, — ответила Немайн.
— Много, — сказала Бабд.
— Много тысяч лет. Куда уж легче.
— Души к нам приходят сами, без тел, без душекрадов, — это как-то слишком легко.
— Мне нравится, — сказала Немайн.
Минуту все молчали. Немайн покусывала тлеющую душу, Бабд прихорашивалась, а Маха изучала череп зверюшки, вертя его в когтях туда и сюда.
— Мне кажется, это сурок, — сказала она.
— Ты не можешь отличить ветчину от сурка? — спросила Немайн.
— Фиг знает, — сказала Маха.
— Я не помню сурков, — промолвила Немайн.
Бабд тяжело вздохнула:
— Все идет так хорошо. Вот вы когда-нибудь вообще задумываетесь: когда мы все окажемся Сверху и Тьма будет править всем — ну, типа, что дальше?
— Ты это в каком смысле — «что дальше»? — осведомилась Маха.
— Мы будем властвовать над всеми душами и карать смертью как захотим, пока не поглотим весь свет человеческий.
— Ну да, это я знаю, — сказала Бабд.
— Но потом-то что? В смысле… ну, властвовать и все такое — это, конечно, очень мило, но что — где-нибудь всегда будет Орк? Фыркать и рычать?