Дурак - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Мур cтр.№ 60

— О, я убит! [282] — прохрипел граф. — Кровь жизни истекает. Похороните меня на холме с видом на Глостерский замок. И попросите за меня прощенья у сына моего Эдгара — я обошелся с ним несправедливо.

Эдгар опять дернулся было к отцу, но я удержал. Харчок зажимал рукой рот, чтоб не расхохотаться в голос.

— Я холодею, хладом смертным веет. Но унесу свои грехи в могилу.

— Знаешь, милорд, — сказал я, — а я слыхал, что зло людей переживает. Добро ж, наоборот, погребается вместе с останками.

— Эдгар, мальчик мой, где бы ты ни был — прости меня, прости! — Старик катался по полу и в какой-то момент, похоже, весьма удивился, обнаружив, что меч из него больше не торчит. — Лир, прости меня за то, что не служил тебе я лучше!

— Вы поглядите только, — сказал я. — Видите — от тела отлетает его черная душа?

— Где? Где? — спросил Харчок.

Самородка пришлось заткнуть проворным пальцем, поднесенным к губам.

— О, падальщики рвут ее на части! О как жестоко мстит судьба бедняге Глостеру, о как страдает он!

— Я страдаю! — вторил мне граф.

— Его низвергнут в глубочайший мрак Аида! Ему оттуль не выйти никогда!

— Я в пропасть рушусь, свет и теплота меня в свои объятия не примут.

— Ну все, его обуяла холодная и одинокая смерть, — сказал я. — А раз при жизни Глостер был такой говнюк, теперь его вовеки будут дрючить мильоны бесов с колючками на елдах.

— Холодная и одинокая смерть приняла меня, — сказал граф.

— А вот и нет, — сказал я.

— А?

— Ты не умер.

— Ну, значит, вскорости умру. Я бросился на тот неумолимый меч, и жизнь моя истекает меж пальцев, мокрая и липкая.

— Ты бросился на куклу.

— Никакая это не кукла. Это меч. Я взял его у вон того солдата.

— Ты взял мою куклу у моего подручного. И бросился на палку.

— Подлый холоп ты, Карман, тебе ни грана веры нет. Ты насмехаешься над человеком, даже когда сама жизнь струится из него по каплям. Где тот голый бесноватый, что помогал мне?

— Вы бросились на куклу, — подтвердил Эдгар.

— Так я не умер?

— В точку, — сказал я.

— Я бросился на куклу?

— А я что сказал?

— Коварный ты плут, Карман.

— Ну что, милорд мой, как тебе теперь, когда вернулся ты из мертвых?

Старик встал и лизнул мокрые от вина пальцы.

— Лучше, — сказал он.

— Хорошо. Тогда позволь тебе представить Эдгара Глостерского, некогда — голого и бесноватого. Он проводит тебя в Дувр к твоему королю.

— Здравствуйте, батюшка, — произнес Эдгар.

Они обнялись. Последовали многие плач и рев, мольбы о прощенье и сыновние сопли, и в целом выглядело все это вполне тошнотворно. Затем тихие мужские всхлипы сменились новым приступом графских стенаний:

— О, Эдгар, я с тобою обошелся плохо, и никаким прощением твоим уж не исправить причиненной порчи.

— Ох, да ебаться веником, — сказал я. — Харчок, пошли найдем Лира и отправимся уже наконец в Дувр под защиту этих ятых, блядь, французов.

— Но буря еще неистовствует, — сказал Эдгар.

— Я под этим дождиком не первый день брожу. Мокрее и холоднее мне уже не будет, в любую минуту меня несомненно свалит лихоманка и сокрушит мой тонкий организм под ярмом жара — но клянусь взасос мудями Сафо, я не способен слушать долее ни часа, как этот старый и слепой елоп воет о своих былых шкодах, хотя шкод у него впереди еще столько, что черт на печку не вскинет. Carpe diem, Эдгар, carpe diem [283] .

— Карп дня? — уточнил законный наследник графского титула Глостеров.

— Угадал. Я заклинаю окаянную рыбку в сегодняшнем меню, паршивец. Ты мне больше нравился, когда жрал лягушек и ругался с бесами. Харчок, оставь им половину пайка, а сам завернись во что-нибудь потеплее. Идем искать короля. До встречи в Дувре, публика.

Мы для богов, что мухи для мальчишек.

Себе в забаву давят нас они.

Глостер, «Король Лир», акт IV, сцена 1, пер. О. Сороки

Весь день мы с Харчком трюхали под холодным дождем — через холмы и дол, по немощеным вересковым пустошам и дорогам, от которых осталось одно название: сплошь колеи, залитые жижей. Харчок был оживлен и боек — примечательно, учитывая, из каких мрачных переделок он только что выбрался, но легкость духа — счастье идиота. Он распевал во всю глотку и весело шлепал по лужам. На меня же остроумье и осведомленность давили тяжким бременем, посему угрюмость и ворчливость более приставали моему настрою. Я жалел, что не украл лошадей, что мы не обзавелись вощеными накидками, что я не взял с собой трут и кресало, а также что не прикончил в свое время Эдмунда. О последнем, среди прочего, жалел я и потому, что ехал бы сейчас у Харчка на плечах, беды не зная, но раны его еще не зажили после Эдмундовых порок. Вот ублюдок.

Должен сказать здесь, что проведши несколько дней на милости у стихий — впервые после странствий с Белеттом и его скоморошьей труппой, — я окончательно убедился, что я шут комнатный. Моя субтильная конституция скверно защищается от холода, да и вода с нее отнюдь не как с гуся. Боюсь, я слишком промокашка, чтобы работать уличным шутом. На холоде певческий голос мой сипнет, остроты и шутки на ветру утрачивают тонкость, а когда мускулы мне замедляет недобрая прохлада, я и жонглирую дерьмово. Для бури я безпрок, для шторма некошерен — мне более к лицу очаг и перина. О, теплое вино, горячее сердце, жаркая шмара — где же вы? Несчастный заледенелый Карман, ты — как жалкая утопшая крыса.

В потемках мы уж миновали много миль, когда ветром к нам принесло запах дыма и мяса. Вдали замерцал оранжевый огонек — окошко, затянутое бычьим пузырем.

— Смотри, Карман, — дом, — молвил Харчок. — Там можно посидеть у огня и, может, разжиться горяченьким.

— У нас нет денег, парнишка, и нечего отдать взамен.

— Мы обменяем им на ужин шуток, как раньше делали.

— Мне ничего забавного в голову не лезет, Харчок. Кувырки даже не обсуждаются — у меня пальцы так замерзли, что я и Кукана за ниточку не дерну. Я до того устал, что ни одну байку до конца не доскажу.

— А можно попроситься к ним за просто так. Вдруг они добрые.

— Это бурливый урыльник просачной пурги, правда?