Падение в бездну - читать онлайн книгу. Автор: Валерио Эванджелисти cтр.№ 76

Падре Оже удивленно взглянул на Михаэлиса.

— Позвольте сказать вам откровенно как другу: в последнее время я стал замечать за вами определенный цинизм. Хотя, может быть, я применяю слишком сильное выражение; скажем так, отсутствие духовности. Мне бы не хотелось, в ваших же интересах, чтобы необходимость опускать наши идеалы до уровня политики подпитывала в вас склонность к интригам. Ту самую, в которой нас упрекают наши враги.

Падре Михаэлис дернулся, как ребенок, пойманный на месте преступления, застыл на мгновение и опустил голову. Слова, которые он произнес, были абсолютно искренни.

— Благодарю вас, Этьен, за этот упрек. Возможно, вы и правы. Но я так остро чувствую этот исторический момент… Я знаю, что на пути к победе великого дела крошечный предмет — не помеха, но все же меня часто ослепляет желание убрать его с дороги во что бы то ни стало.

Падре Оже улыбнулся.

— Успокойтесь, я не сомневаюсь в доброте ваших намерений.

Он посмотрел, как кипящая бешенством толпа стекает вниз с холма.

— Исторический момент и правда нелегкий, и любое проявление фанатизма рискует скомпрометировать результат. Говорят, смерть некоторых католических лидеров была воистину предопределена волей Божьей, чтобы уберечь нас от слишком затяжной гражданской войны.

— Вы имеете в виду убийство Франсуа де Гиза?

— Да, а также Антуана Бурбона в Руане.

Падре Оже взял Михаэлиса за плечи и повел в коллеж, однако у входа остановился.

— Удивительно, насколько детально предвидел все ваш недруг Нострадамус. Посол в Тоскане Торнабуони обратил мое внимание на удивительный катрен, где говорится о короле и принце, которые кончат жизнь под саваном вместе с герцогом. Нынче Антуан, принц Бурбонский, он же король Наваррский, и герцог де Гиз умерли с разницей в несколько месяцев. И наступил момент испытанного закона, то есть момент, в который монаршая власть подверглась суровому испытанию.

Михаэлис удивился.

— Я знаю этот катрен, но никогда не интерпретировал его таким образом.

— Более того, — увлеченно продолжал Оже, — в первых двух стихах говорится о гробнице триумвира. Вам, конечно, известно, что в прошлом году в Дрё пал в бою маршал Сент-Андре, один из членов Триумвирата. Вот так, в нескольких строках, Нострадамус заранее называет нам имена высоких персон, погибших в этой войне.

Падре Михаэлис отрицательно покачал головой.

— Нет, я точно знаю, что гробница триумвира означает совсем другое.

— Берегитесь, друг мой, строки пророка или колдуна могут одновременно указывать на совершенно разные события, — произнес, смеясь, Оже. — Но давайте войдем обратно, пока нас не хватились.

Они повернулись спиной к толпе горожан, которая уже почти исчезла на другом конце улицы Сен-Жак, и вернулись к церемонии. Она была недолгой и завершилась речью падре Жерома Надаля, который выглядел на кафедре как ангел-воитель. Затем снова вступил хор, и самые высокие из гостей направились к выходу.

Падре Михаэлис пошел к дверям, чтобы проводить гостей, как вдруг услышал, что его окликнули. Он обернулся и увидел перед собой добродушное, в седых кудряшках, лицо кардинала Ипполита д'Эсте.

— Можем мы переговорить в каком-нибудь укромном месте? У меня для вас новости из Рима. Приятные новости.

Падре Михаэлис поклонился. Оглядевшись по сторонам, он жестом пригласил кардинала в один из боковых выходов и провел прелата в маленькую капеллу, скорее всего, предназначавшуюся для молитвы высокопоставленных лиц коллежа. Никого из них не было, и оба опустились на скамью в первом ряду.

— Прошу прощения за холод, ваше преосвященство, — пробормотал Михаэлис, указывая на угол, где до потолка возвышалась отделанная голубоватыми изразцами печка. — Она погасла, но даже если бы она и горела, все равно не справилась бы с холодом этой зимы.

— Холода действительно необыкновенные, — ответил прелат, поежившись под красным плащом, подбитым мехом. — Пожалуй, за всю свою жизнь я не припомню такой холодной и мрачной зимы. Как будто погода тоже переживает трагедию христианства.

У кардинала было открытое лицо и умные глаза, и, несмотря на седину, выглядел он гораздо моложе своих пятидесяти двух лет. Падре Михаэлис знал, что он был сторонником твердости в отношении гугенотов и очень разгневался на совещании в Пуасси. Он чутко отреагировал на тонкие действия иезуитов, призванные выбить почву из-под ног реформатов. В этом он был гораздо дальновиднее многих католических прелатов, которые замечали лишь промедление и призывали к возобновлению репрессий.

— У нас мало времени, и я буду краток, — сказал легат. — В Риме я виделся с великим инквизитором Микеле Гизлери. Как вы знаете, он доминиканец и недолюбливает иезуитов, особенно после того унижения, которое потерпел его орден от вас на Тридентском соборе. Он трудился годы, чтобы добиться приговора еретику Пьеро Карнесекки, и почувствует себя счастливым, только когда увидит, как тот всходит на костер.

— Я тоже.

— Да, и брат Гизлери это прекрасно знает. Его враждебность по отношению к иезуитам уравновешивается благодарностью, которую он питает лично к вам. Он просил выразить вам признательность за то, что вы дали ему возможность ознакомиться с перепиской Карнесекки с этой отлученной от церкви гугеноткой, Джулией Чибо-Варано. К сожалению, он мог только перехватывать корреспонденцию и знакомиться с ее содержанием, но не конфисковать.

— Почему? — спросил падре Михаэлис, изобразив на лице удивление.

— Вы же знаете, что корреспонденция поступает на имя Джулии Гонзага, экс-графини де Фонди. Она является посредницей. Вам известно также, что Гонзага после спасения из рук захвативших ее пиратов обитает в монастыре в Неаполе. У брата Гизлери есть там свои соглядатаи, но отважиться на кражу он не может. Письма Карнесекки графине доставляют через Флоренцию надежные курьеры. Но, в сущности, это не важно. Есть одно обстоятельство, которого вы, возможно, не знаете.

— Какое, ваше преосвященство?

— Джулия Гонзага, убежденная еретичка, уже давно поддерживает и подстрекает калабрийских вальденсов. Поделать с ней ничего нельзя, но это стало известно. Чибо-Варано, скорее всего, очень наивна, если думает, что такая сложная система корреспонденции между Парижем, Флоренцией и Неаполем обеспечивает безопасность. Сам факт, что письма проходят через руки Гонзага, уже компрометирует обоих корреспондентов, и особенно Карнесекки. И по причине глупости своей подруги он практически находится в шаге от ареста.

— Любопытно, — тихо сказал падре Михаэлис, гордясь собой и своим планом, который так великолепно сработал.

Однако он заметил, что кардинал смотрит на него слишком уж пристально, и постарался угадать его намерения.

— Я полагал, что вальденсы Калабрии все истреблены.

— К сожалению, не все. Оказалось недостаточным нанять банды разбойников, чтобы их выслеживать, разрушать их дома, устраивать жестокие казни и продавать в рабство их жен и детей. Даже выставление напоказ изуродованных пытками тел при входах в деревни не отрезвило самых несгибаемых. Те, кому удалось выжить, попрятались в горах или бежали в Неаполь. Там они, к несчастью, нашли себе покровителей, таких как Джулия Гонзага. А она, в свою очередь, находится под защитой своего высокого имени.