Монахини и солдаты - читать онлайн книгу. Автор: Айрис Мердок cтр.№ 32

— Он и теперь красив, — сказала Анна.

Чтобы сделать приятное Гертруде, она купила другое платье, простое темно-синее твидовое платье с кожаным поясом. Она пригладила белокурые с проседью короткие волосы и посмотрела на Гертруду пристальным любящим взглядом, который иногда облегчал, а иногда лишь обострял горе подруги. В последнее время Гертруде стало труднее сдерживать свои чувства, свое отчаяние, и она понимала, что Анна уловила эту перемену в ней. У нее было такое ощущение, будто она неожиданно стала стареть. Я старею, а Анна молодеет, говорила она себе.

Гертруду удивила острая ревность, которая вспыхнула в ней, когда накануне вечером Анна так долго и с таким увлечением разговаривала с Гаем. Она даже слышала, как они смеялись. Она, разумеется, не подслушивала. Потом Гай лежал совсем без сил, и она подумала: он умрет, и Анна, которая как с неба свалилась, окажется последней, кто говорил с ним. Анна вышла от Гая сама не своя и со слезами на глазах. Гай оправился, но говорил с Гертрудой холодно, с какой-то смутной горечью, почти язвительно. Иногда он смотрел на нее безумным тусклым взглядом, как совершенно иной человек — дышащий слепок ее любимого, в котором некая сверхъестественная сила поддерживает жизнь. Это уже не он прежний, подумала она; но как ужасно умереть, утратив свою личность. Она подумала так, еще не воспринимая смерть как реальность. Тем утром Гай решил больше не бриться. Темная тень щетины изменила его лицо. Он был похож на раввина. Никогда больше она не увидит знакомого лица.

Пока Гай разговаривал с Анной, появился Граф вместе с Вероникой Маунт, оба с теплотой отозвались о Гертрудиной «монашке». Виктор не пришел, занятый на эпидемии азиатского гриппа. Явился, как всегда, Манфред, за ним — Стэнли, который привел с собой Джанет. Ей только что пришлось выслушать от него целую лекцию о том, как следует вести себя. Она принесла еще цветы и была очень мила с Гертрудой. Миссис Маунт рассказала о пышной экзотической еврейской свадьбе у родственников покойного мужа, на которой она присутствовала, — там были восточная музыка и танцующие раввины. Потом она перешла к бармицве Джереми Шульца и критиковала, как там все было устроено. Стэнли говорил о палате. Позднее всех появился Мозес Гринберг, семейный адвокат, вдовец средних лет, породнившийся с Опеншоу через жену. Этот говорил о своей племяннице, собиравшейся замуж за Акибу Лебовица, своеобычного психиатра. Он также упомянул, что Сильвия Викс заходила к нему попросить от имени подруги совета по кое-каким правовым вопросам. Сильвия не появлялась на Ибери-стрит с того вечера, когда пыталась увидеть Гая. Гертруда чувствовала, что была сурова с Сильвией. Гай не желал видеть Графа и позже тем вечером был сдержан с Гертрудой. Она не стала спрашивать Анну, о чем был их с Гаем разговор, а Анна промолчала.

День сегодня был туманный, и Гертруда с Анной не выходили из дому. Лондон ежился под сырой холодной коричневатой пеленой. Уличные фонари горели весь день, и Гертруда уже в три часа задернула шторы на окнах. В камине пылал огонь. Хризантемы Джанет Опеншоу в вазе с буковыми и эвкалиптовыми веточками на инкрустированном столике были еще вполне свежи. Новые цветы от Джанет, букет розовато-лиловых и белых анемон, Гертруда поставила в овсяного цвета стаффордширскую кружку и водрузила на каминную полку, рядом с одной из ваз богемского стекла. (В эти вазы цветы никогда не ставились, чтобы на стекле не остался след от воды.) Физически мучительная тревога пронзила душу, хотелось зарыдать в голос. Она бросила книгу на пол, чувствуя на себе брошенный украдкой взгляд Анны.

В дверь просунулась голова сиделки.

— Миссис Опеншоу, мистер Опеншоу хочет видеть вас.

Гертруда вскочила на ноги. Это было необычно. Дни шли по заведенному порядку. Сейчас было время отдыха Гая. Потом к нему заходила сиделка. Дальше наступало время Гертруды. Неожиданное желание Гая обеспокоило ее. Но сиделка держала дверь открытой, сухо улыбаясь профессиональной улыбкой.

Гертруда вошла, затаив дыхание от страха. Единственная лампа горела возле кровати. Гай сидел, опираясь на высокие подушки. Его обросшее лицо поразило Гертруду. Было необычно и другое: он протянул к ней руку.

Она завороженно взяла хрупкую ладонь и опустилась на стул у кровати, содрогаясь от сдерживаемых слез. Гай вдруг вернулся к ней, вернулся весь, со всей его нежностью, всей его любовью, всем его существом. Он сказал:

— Крепись, дорогая, сердце мое, моя любовь, моя единственная, моя…

Гертруда тихо плакала, наклонясь к нему, слезы капали на его руку, на простыню, на пол.

Он сказал:

— Ты все понимаешь. Мы нераздельны. В каком-то смысле мы никогда не разлучимся. Прости, если я казался таким далеким.

— Знаю… знаю… — проговорила Гертруда. — О Гай, как я перенесу?..

— Ты можешь, а если можешь, то должна. Я до того напичкан наркотиками, это отчасти мешает. И… не хочу встречать смерть слезами. Лучше быть спокойным и безразличным. Не хочу видеть, как ты сходишь с ума от горя, не хочу этого видеть. Мы знаем, как прекрасны были наша любовь и наша жизнь. Не следует все время повторять это, рыдая и стеная. Ты меня понимаешь, дорогая моя?

— Да, да…

— Хорошо, не плачь, я хочу сказать тебе кое-что. — Он со стоном переменил позу, на мгновение сжав другой рукой волосы. — Мы очень хорошо поговорили с Анной.

— Я рада.

— Один остроумный француз как-то заметил, что представление о Небе у него сложилось discute les idées générales avec les femmes supérieures. [74] Но не волнуйся, в иную веру меня не обратили. «Светлеет Небо новою зарей и обращает в бегство мрак тщеты земной!» [75] Помнишь, дядя Руди напевал это?

— Он знает все англиканские гимны.

— Одной вещи мы учимся в английской средней школе. Песне, великолепно подходящей для пения в церкви. Я рад, что Анна с тобой.

— Я тоже.

— Я хотел…

— Что-то сказать?

— Да.

— А тебе не трудно, боль…

— Я в порядке…

— Ты вдруг стал выглядеть намного лучше… о боже, если бы только!..

— Гертруда, не надо. Теперь слушай, моя дорогая, единственная… поцелуй меня сначала.

Гертруда поцеловала его в губы, непривычно обросшие бородой. И ощутила давно не приходившее желание. Она застонала и выпрямилась, гладя его руку с неожиданной страстью.