— Да, я на его месте так бы и поступил…
— Я тоже, — сказал Стахеев. — А он, изволите ли видеть, объявился только сегодня, через несколько дней после знакомства, уже получив от вас первый полуштоф с товарцем… Нет, никак не похоже, чтобы он вас подозревал в самозванстве или в чем-то еще. Тут что-то другое… Сомневаться он в вас не сомневается. И о Самолетове сведений собирать не стал пока что, а вот вашего «слугу» обхаживал со всем усердием, не в извозчичий кабак повел, а в трактир Голубева, где скатерки на столах и музыкальная машина играет…
— Послушайте! — сказал Савельев. — А ведь он мне о чем-то подобном намекал: что наша сделка, очень возможно, штофом ртути не ограничится… Я же писал в отчете…
— Да, я помню, — Стахеев протянул прямо-таки мечтательно. — Аркадий Петрович… А что, если он подыскивает… не знаю, как и назвать — торгового агента, сообщника… одним словом, кого-то на роль безвременно усопшего Кирюшина?
— Это было бы великолепно, — сказал Савельев. — Подобраться к нему вплотную… Почему бы и нет… — протянул он задумчиво. — Дела свои загадочные он явно бросать не собирается. А помощников у него, собственно, и нет. Кирюшин, бедняга, за свое воровство поплатился самым грустным образом. Турловский укатил по своим делам. Липунов… Ну не будет же Липунов заниматься по Аболина поручениям разной коммерцией, пусть и законной?
— Не будет, — кивнул Стахеев. — Не та персона. Не того полета птах, он выше летает… Кстати, как я ни ломал голову, до сих пор не пойму: зачем ему Липунов?
— Сам теряюсь, — пожал плечами Савельев. — Ну не собирается же Аболин записаться к революционерам? Бред, бред…
— Тут, собственно, возникает и второй вопрос, — сказал Стахеев. — А зачем Липунову Аболин? Какого черта Липунову то и дело шмыгать в восемнадцатое столетие?
Улыбаясь во весь рот, Савельев сказал:
— Да чтобы по своей всегдашней привычке бомбу кинуть в государыню Елизавету Петровну…
Он осекся и замолчал — лицо у Стахеева прямо-таки закаменело.
— Сплюньте через левое плечо, Аркадий Петрович, — сказал он медленно. — А то, неровен час, накликаете…
— Глупая вышла шутка, простите, — сказал Савельев. — Но не может же оказаться, чтобы он в самом деле рассчитывал… Он же умен, как сто чертей. Должен понимать, что это было бы совершенно бессмысленное предприятие. Ну, какой смысл в цареубийстве семьсот сорок четвертого года? Коронуют цесаревича раньше срока, только и всего. Уж тогдашнюю Российскую империю революцией перевернуть еще труднее, чем нынешнюю. Показали б ему революцию Разумовский с Шуваловыми… Нет, это бессмысленно, должен он это понимать…
— Теоретически рассуждая, должен, — кивнул Стахеев. — Вам не доводилось знакомиться с их трудами? Нет? А я кое-что прочитал, в том числе и парочку творений господина Липунова… которые он, правда, то ли по присущей ему скромности, то ли по иным причинам подписал не своим имечком, а единственной латинской литерой… Они давным-давно создали стройную теорию. Одного цареубийства мало — своей задачей они видят свержение существующего строя, как нам с вами прекрасно известно, это все же произошло… Вернемся к Липунову. Согласно собственным теоретическим воззрениям, он прекрасно должен понимать, что любой террористический акт против государыни Елизаветы — вещь абсолютно бессмысленная. Но зачем-то же он туда шляется… Чистого развлечения ради? Ох, плохо верится… А узнать что-то в былом, увы…
Он печально покривил губы. Савельев прекрасно понимал, в чем тут загвоздка: невозможно проследить в былом никого из этой компании, не зная, где они там находятся. Днями и неделями бродить по тогдашней Москве — все равно что искать иголку в стоге сена.
— Вы должны знать… — продолжал Стахеев. — Еще до того, как пригласили вас, я имел долгий разговор с его высокопревосходительством. Особый комитет отпустил нам всем двое суток времени, ни минутой больше. Если через двое суток ситуация не изменится, особому департаменту приказано вязать всю троицу, а заодно прихватить и Турловского. Если бы у нас резвился один Аболин, никакой спешки не последовало бы: все его забавы, ученые единодушны, ни в малейшей степени не изменят Время. Но Липунов и его пассия… То, что в былое то и дело шастают не простые авантюристы, а именно эти люди, у многих вызывает нешуточную тревогу. Что, если они предпримут в былом нечто, способное изменить Время? А мы даже не будем в этом случае знать, что именно они натворили и где — мы просто-напросто окажемся в другом настоящем, нимало о том не подозревая… Есть в тех временах наш офицер, хорошо, если ему удастся вернуться и поднять тревогу, как случилось в прошлый раз… А если не удастся? Если вообще не будет ни батальона, ни даже, очень возможно…
— Но ведь все ниточки оборвутся, — сказал Савельев. — Что, если Аболин не сам по себе, а пользуется чьими-то трудами? Что, если в восемнадцатом столетии остался какой-нибудь хитрый механизм? В тех материалах, что собрал Хомяков, поминаются и некие драгоценные табакерки, и загадочные «кувшины с чертом», и что-то еще, непонятное, но все признаки именно что механизма… Уж восемнадцатый-то век на хитрые механизмы был богат… Окажись Аболин упрямым, от него ничего не добьешься, пытать же нельзя…
— Ну, это еще как посмотреть… — грустно усмехнулся Стахеев. — Один из офицеров департамента излагал мне интересную идею: поскольку со всех точек зрения Аболин принадлежит восемнадцатому веку, тому времени, когда пытка была юридически узаконена, мы имеем полное право и сейчас взять его в кнуты, он же не нынешний подданный Российской империи, на него нынешние законы, собственно говоря, не распространяются…
— Это говорилось в виде шутки?
— Да, конечно. Но с чисто юридической точки зрения эта шутка может оказаться… — Стахеев замолчал, досадливо покрутил головой. — Черт знает какие глупости плетутся вокруг этого дела, это все от бессилия… Короче говоря, если ситуация не изменится, их всех возьмут через двое суток. Это приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются… Да, вот что еще любопытное. Помните обмолвку Аболина, что он был офицером у Миниха во время крымских походов, а потом ушел в долгосрочный отпуск? Этот Рокотов — дельный малый, он за эту обмолвку ухватился и написал рапорт… Архивисты постарались на совесть, благо тогдашние бумаги сохранились. Разумеется, никто не может по ним вычислить личность Аболина, но один интересный фактец все же извлекли… Долгосрочные отпуска получало немало офицеров — и все они вернулись в свои полки, за одним-единственным исключением. Был такой капитан Тягунов Василий Фаддеевич, Липецкого гренадерского полка, участвовал, кстати, в крымском походе, награжден. В семьсот сорок четвертом году испросил долгосрочный отпуск «для поправления хозяйства» — как многие. Так вот, в полк он не вернулся. Он попросту исчез, словно растворился бесследно, никогда более не появлялся ни в своей деревне, ни где-либо еще. Как полагается, был объявлен в розыск за дезертирство, но разыскан никогда не был… Я, конечно, не рискну утверждать, что это и есть Аболин, но факт интересный, согласитесь.