Поэт и Русалка - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 93

И что-то дымилось тут же в причудливой невысокой курильнице, причем черный дым не растекался по комнате, как ему полагалось бы согласно законам природы, а стоял едва заметно колышущимся столбом, напоминая султан на гусарском кивере. И по стенам маячили странные тени — совершенно непонятно, кто или что их отбрасывает, в комнатушке вроде бы не видно ни одной живой души, кроме сидящего за столом, а впрочем, если поверить господину По, то и двойника великого поэта отнести к живым душам можно исключительно с превеликой натяжкой…

Что-то свисало с потолка на манер то ли толстой паутины, то ли рыболовных сетей — переплетение странной черноты, то ли устойчивый дым, то ли просто клочья мрака, и там, где они пересекались, светился тускло-зеленый гнилушечий свет.

Наклонившись вперед, сидящий за столом громко и внятно произнес что-то — сквозь стекло не удалось расслышать, на каком языке. В ответ ему раздался другой голос, гораздо более высокий, шуршащий какой-то, перемежавшийся противными скрипами, словно терлись одна о другую полусгнившие доски. И Пушкин ощутил ледяные мурашки по всему телу, сообразив, что второй голос может исходить исключительно от черепа…

Если по совести, больше всего ему хотелось выскочить в калитку и бежать опрометью с Васильевского острова, пока не окажется среди обычных людей и знакомых зданий. Но он переборол себя, обернулся к спутникам и сделал выразительный жест в сторону крыльца. Они кивнули в знак того, что поняли.

И настал тот миг, когда ничего уже нельзя изменить и приходится, несмотря на страхи, идти в атаку…

Когда он рванул ручку на себя, низкая дверь отчаянно заскрипела, но это уже не имело значения — и Пушкин первым ворвался сквозь низкие темные сени, где по лицу его неприятно погладило нечто невесомое, липковатое, пушистое, свисавшее с потолка, а из-под ног с писком и, кажется, с хрюканьем разбежались по углам какие-то мелкие твари, так и оставшиеся неопознанными.

Ощупью нашарив другую ручку, он рванул ее опять-таки на себя. И оказался в той самой комнате. За спиной что-то шумно грохнуло, послышались чертыханья, и следом ввалились Красовский с американцем. Остановились плечом к плечу, подняв пистолеты.

К своему несказанному удивлению, Пушкин уже не увидел ни странных теней, ни свисавших с потолка непонятных лохмотьев. Обычная комната, освещенная двумя шандалами, в которых, он зачем-то пересчитал мысленно, горели восемь свечей. Бумаги, правда, остались, и череп на столе — но он не издавал никаких звуков, загадочно уставясь пустыми глазницами.

Хозяин комнаты медленно поднялся из-за стола и обернулся к ворвавшимся, опершись рукой на кресло в непринужденной, можно даже сказать, величавой позе, опять-таки знакомой Пушкину по некоторым портретам. Сходство, вынужден был он признать, поразительное…

— Чему обязан, господа? — спросил он без тени страха или неудовольствия, скорее уж с легкой насмешкой. — Вот уж не знал, что в Петербурге в моду вошли столь поздние визиты без всякого предуведомления…

Пушкин, не теряя времени, оглядел комнату. Если не считать стола с колченогим стулом, никакой более меблировки. Здесь просто негде было бы притаиться кому-то еще — голые стены, штукатурка кое-где осыпалась, и в тех местах видна перекрещенная дранка…

— Господин Гордон? — спросил он неприязненно.

— Господин Джордж Гордон Байрон? — подхватил американец, так и не опустивший пистолета.

Человек у стола молчал, глядя на них с превосходством и откровенной насмешкой. Он пытается с самого начала перехватить инициативу, выставить нас в смешном виде, лишить уверенности, подумал Пушкин. В самом деле, если он будет молчать и далее, ни во что жуткое не превращаясь и не пугая очередными бесовскими штучками, какими должны быть наши следующие слова? И не придумаешь сходу…

И тогда американец спустил курок. Выстрел оглушительно грянул в небольшой комнатушке, запахло сгоревшим порохом — но хозяин, все так же улыбаясь свысока, стоял у стола, и на его одежде не было следа от пули — хотя выстрел был произведен почти в упор, с каких-то двух шагов.

Потом он поднял руку, продемонстрировав зажатую меж большим и указательным пальцами пистолетную пулю — и небрежно бросил ее на пол. Она прокатилась по темным доскам, тихонько рокоча, скрылась под столом, и вновь настала тишина.

— Вы меня удручаете, господа, — сказал человек у стола спокойно и насмешливо. — Сущее детство, право… Осинового кола у вас, часом, не припасено?

Пушкин узнал этот голос — он уже слышал его в Праге, когда ночью распахнулось окно, и подступили призраки, и та же самая фигура…

— Бросьте, — сказал он, обернувшись к Красовскому, попытавшемуся было размашисто и добросовестно осенить хозяина дома крестным знамением. — Бесполезно. Тут что-то другое…

— Вы не потеряли остроты ума, Александр Сергеевич, — отозвался человек у стола. — Только посмотрите, и господин Эдгар Аллан По здесь… Как вам эта сырая и туманная северная столица после великолепного климата ваших родных мест? Если рассудить, примечательное событие: ночной порой неожиданно сошлись сразу три поэта, можно, пожалуй, устроить поэтический вечер, получится на славу…

— Ах, вот как? — сказал Пушкин, путаясь в мыслях и чувствах. — Значит, вы… это все-таки вы?

— Вы изволите изъясняться несколько коряво, но я прекрасно понял, что вы имеете в виду. Ну что же, я — это я… Ответ исчерпывающий, не правда ли?

— Ну конечно, — сказал американец. — Особенно для человека, который собственными руками снимал крышку с вашего гроба и ничего там не нашел, кроме изображенной на бумаге физиономии с глумливой ухмылкой, в точности такой, как у вас сейчас…

— Фи, как неблагородно! — воскликнул человек, которого, пожалуй, следовало все же именовать теперь не иначе как Байроном. — Любезный Эдгар, вы, юноша из приличной семьи, разоряете по ночам семейные склепы? Какой-нибудь моралист пришел бы в ужас… но я по широте своей натуры на многое смотрю сквозь пальцы, а потому на вас не в претензии. Каждый развлекается, как может. Бьюсь об заклад, вы были настолько глупы, что не заглянули в другие гробы? Зря, мой юный друг. Там было немало драгоценностей, в частности, третий лорд Байрон похоронен с часами, которые ему подарил король Карл Второй… надо полагать, в награду за покладистость, ибо вторая жена лорда была семнадцатой по счету известной истории любовницей короля-изгнанника… Антикварии за эти часы отсыпали бы вам немало… Что же вы так оплошали, друг мой?

— Скотина! — сказал По в бессильной ярости. — Что же ты болтаешься среди живых? Убирайся…

— …назад в преисподнюю? — подхватил Байрон. — Соблюдая стиль, следовало бы добавить с напыщенным видом: «В преисподнюю, которая тебя извергла!» У вас что-то похожее на языке? Вы безнадежный романтик, Эдгар. Точнее, устаревший романтик, нельзя же в наши дни пользоваться оборотами, которые были в ходу у наших бабушек… Даже не о бабушках речь. Вы пользуетесь отжившими представлениями, родившимися лет с тысячу назад, во времена всеобщего невежества. Но нынче-то век просвещения и цивилизации… Нет примитивного деления на Свет и Тьму. Кроме Света и Тьмы, есть еще Мир Теней, будем называть его так. Вы образованные люди, но о стольких вещах не имеете представления… Я не черт, господа, я пришел из Тени. Меня однажды позвали туда, и, оказалось, там весьма неплохо. И, между прочим, вас, господа, тоже встретили бы там весьма радушно. И не заставили бы подписывать кровью никаких договоров, это примитивное представление нисколько не соответствует истине. Не хотите ли рассмотреть мое предложение? Продление жизни, власть над материальным миром, новые знания, которые вас обогатят так, что вы и представить себе не можете… Быть может, нам поговорить об этом подробно? Какой смысл отказываться, не выслушав предложения до конца?