Поэт и Русалка - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 5

— Увы, барон, — с грустной улыбкой ответил Пушкин. — Он давно уже стоит в одном из помещений Особой экспедиции, но за все это время никаких сюрпризов не продемонстрировал. Ведет себя так, как и подобает бездушному истукану, отлитому в прозаической литейной мастерской… Дело в другом. Наш агент, как он признавался впоследствии, по какому-то наитию вспомнил именно это событие трехлетней давности. Три года назад при абсолютно схожих обстоятельствах расстался с жизнью дальний родственник господина Ключарева, опять-таки других наследников, кроме Ключарева, не имевший. Тогда произошло то же самое, вплоть до мелочей: покойный — кстати, еще не старый, изрядного здоровья мужчина — расстался с жизнью, будучи злодейски зарезан ночью своим камердинером. Именно таков вердикт полицейских. Что еще могла подумать полиция, когда выяснилось, что владелец дома был найден с колотой раной в комнате, куда не имел ночью доступа никто, кроме камердинера? Беднягу сослали в каторгу, мы отправили за ним людей, но пройдет немало времени, прежде чем они вернутся из Сибири…

— А статуи там не было? — выпалил барон. — В том, первом случае?

— Господин барон, вы мне испортили сценический эффект… — усмехнулся Пушкин. — Представьте себе, и в первом случае статуя, как вы изволили выразиться, была. Вот такого примерно роста бронзовый крестоносец с мечом наголо, стоявший на сей раз, правда, не в изголовье дивана, а на некотором отдалении, в углу комнаты… Мне сказать, кем была подарена и эта статуя, или вы догадаетесь сами?

— Кровь и молния! — воскликнул барон. — Неужели снова?

— Совершенно верно, — сказал Пушкин. — У господина Ключарева обнаружилась похвальная на первый взгляд привычка: делать довольно дорогие подарки людям, единственным наследником которых он числился. Вот только в обоих случаях последствия оказывались самыми трагическими… Мы оказались в сложнейшем положении, господа. Особая экспедиция за годы своего существования сталкивалась с вещами даже гораздо более страшными и удивительными — но никогда не имела возможности нарушить тайну. Кто-кто, а вы-то можете представить, как мы выглядели бы, явись князь или господин Бенкендорф в уголовную палату и потребуй привлечь к суду человека, совершившего два убийства с помощью оживающих бронзовых статуэток…

— Да уж! — с чувством сказал барон. — Я про своего оборотня и заикнуться не могу, пока не окажусь среди людей понимающих. На смех подымут, а то и к докторам запрут… — Он вдруг яростно хлопнул себя кулаком по ладони: — Тысяча чертей, а ведь мне ваша история кое-что напоминает…

Граф осведомился с непроницаемым лицом:

— Надо ли понимать вас так, что виновник оказался вне вашей досягаемости?

— Именно, — сказал Пушкин. — Не было причин ему препятствовать, весь остальной мир пребывал в неведении, и он, преспокойно исхлопотав паспорт, выехал за границу. В его доме мы нашли огромную кучу пепла в камине, конечно, не установить уже, что за бумаги он жег, — но библиотека этой участи избежала. Странная библиотека для молодого человека из высшего общества. Почти целиком состоящая из всевозможных печатных изданий на трех языках, касающихся чернокнижия, колдовства и тому подобных вещей. Сами по себе эти книги, каждая в отдельности, совершенно безобидны — изданы в Европе законным образом и не таят каких бы то ни было ужасных откровений… но круг интересов господина Ключарева обозначился чрезвычайно ярко. В сочетании с двумя помянутыми случаями крайне многозначительная получается комбинация…

— А он не в Пруссию ли сбежать изволил, ваш Ключарев? — со странной, недоброй ухмылкой поинтересовался барон.

Пушкин молча поклонился.

— Ну то-то же и оно! — с ликующим видом выкрикнул молодой барон. — Теперь-то я понимаю, начинаю сопоставлять… Совсем недавно у нас, в Гогенау, произошло чрезвычайно загадочное убийство… чертовски напоминающее, господин Пушкин, ваши трагедии. Некий господин был найден мертвым в запертой на ключ комнате, пораженный в самое сердце неким подобием стилета… который, как и в вашем случае, не найден. Как и у вас, за неимением лучшего арестовали слугу, этакого доверенного, имевшего второй ключ от барской двери. Сочли, он соблазнился только что поступившими деньгами — убитый господин этот был банкиром не из мелких, не брезговал ростовщичеством, иные особо ценные заклады держал в шкафу в своей спальне…

— Наследники были? — с величайшим хладнокровием осведомился граф.

— Один-единственный, — отозвался барон. — Племянничек, некий молодой вертопрах… в ту ночь находившийся в соседнем городке, что и могла подтвердить добрая дюжина свидетелей. Вне всяких подозрений. Вот только… Нашелся припозднившийся субъект, категорически утверждавший и клявшийся, будто собственными глазами видел, как из окна банкира вылезло и проворно спустилось по водосточной трубе нечто, слишком мелкое для человека. Вот только нализался он в ту ночь как сапожник, и шел-то из кабака в кабак, так что веры ему никто не дал. Но случился поблизости агент, человечек прыткий, он эту историю вставил в недельное обозрение странностей… ну, вы знаете, у вас, как я понимаю, такие же составляются… А вот, кстати, у вашего Ключарева не было ли в приятелях итальянца-кукольника?

— Откуда вы знаете?

— Ха! А потому что в то время в Гогенау как раз пребывала парочка иностранцев: некий русский барин, истинный аристократ, по отзывам, и персона совсем другого пошиба, итальянец с куклами-марионетками. Очень уж они не сочетались, потому их и заметили, недоумевали, что столь разные субъекты путешествуют вместе, и водой их не разольешь…

— Действительно, — тихо сказал Пушкин. — Был такой итальянец, синьор Джакопо, зарабатывавший на жизнь в Петербурге театром марионеток. Прислуга Ключарева наперебой уверяла, что этот Джакопо частенько навещал барина, без всяких марионеток, и они подолгу сидели, запершись… Слуг это удивляло не менее, чем, надо полагать, ваших добрых бюргеров из Гогенау: совершенно непонятно, что могло связывать столь разных людей… Да, они уезжали в Пруссию. И после вашего рассказа я уже не сомневаюсь, что и там они занялись чем-то предосудительным… Интересно, у вашего банкира в комнате не было какой-нибудь статуи?

— Да никто не выяснял! — с сердцем сказал барон. — Я просто вспомнил страничку из очередного обозрения, вот и все. Никакого розыска не происходило. Хотя, теперь-то…

— Простите, барон, вы не можете припомнить поточнее? — сказал граф. — В каких именно выражениях ваш пьянчуга характеризовал то, что видел в ту ночь?

Барон старательно наморщил лоб, завел глаза к потолку и сидел с такой гримасой достаточно продолжительное время. Потом сказал врастяжку:

— Ну… «Маленькое, чертовски проворное существо, то ли на кошку похожее, то ли на чертенка». И все.

— Значит, не статуя. Хотя… Что мы знаем о том, как себя ведет приведенная в движение какими-то магическими практиками статуя?

— Статуя осталась бы на месте, — сказал Пушкин. — Простите за невольный каламбур, притворившись статуей… Но, с другой стороны… Вы правы: что мы о них знаем? Кстати, бронзовая статуэтка, если она достаточно тонкой работы, была бы неплохим закладом, господа ростовщики падки на все, что угодно, лишь бы представляло ценность. И вот что еще, господа… Вы, наверное, и так уже догадываетесь, почему мы попросили съехаться непременно в Праге, но на всякий случай позвольте уточнить: в Дрездене один из знакомых Ключарева по Петербургу видел его устраивавшимся в пражской почтовой карете. Я отстал от него всего на несколько дней…