Песня цветов аконита - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Дильдина cтр.№ 81

«Несколько лет». Йири усмехнулся про себя. Неужто Иримэ забыла? Что с того, что у Йири ныне высокая должность? Неужто повелитель так привязан к нему?

Вздохнул прерывисто. Хорошо, если так… Только не верится.

* * *

Аоки понемногу обживался на новом месте. Если обживался — подходящее слово. Он засыпал и просыпался с мыслью — опять придется видеть его! Работу мальчишка выполнял совсем не тяжелую, и остальные слуги относились к нему хорошо. Если бы еще господина убрать…

Аоки знал, что вызывает в нем столь сильную неприязнь, почти ненависть к Йири. Такой же, как Аоки, рожденный внизу, тот, будучи не сильно старше годами, смотрел на людей взглядом высшего существа. Мальчишка прекрасно понимал, как подобный Йири может подняться наверх. Уж точно не гордостью. И строить из себя существо, недоступное смертным…

Называть его господином? Да ни за что. Язык не повернется. Проще проглотить жабу.

И Аоки ощетинивался, когда слышал рядом легчайшее шуршание шелка, и шаги, столь же легкие.

Кукла эта словно не испытывала вообще никаких чувств. С легкой беззлобной усмешкой, чуть печальной всегда:

"Облик твой — птица — асаэ, Возрожденная. Я думал, ты и душой похож на нее. А ты… цыпленок, который только пытается клюнуть. Что ж… я ошибся".

Аоки старался придерживать язык, о Высоких или повелителе не упоминал. Однако со своим господином вел себя не в меру дерзко. Но даже Аоки бы в голову не пришло, что тот позволяет, поскольку боится. Нет. Он просто не слышит. Ему все равно — и это разжигало злость. Ведь даже Высокие, от рожденья имеющие право на власть, не ведут себя столь надменно.

И все же иногда бывало иначе. Старший спрашивал, младший отвечал — пока вдруг, забывшись, не начинал рассказывать сам — взахлеб, то с обидой, то с нескрываемой гордостью.

…Он родился в Алом квартале столицы, мать была танцовщицей или ашринэ — он и не знал толком. Она оставила его еще младенцем. Кем был отец, он и вовсе не ведал — догадывался, что чужеземцем. Придумал сказку о наследнике трона или герое, не знавшем о сыне, — и сам в нее верил. Мать видел и после — красивую женщину с длинными русыми волосами. Но ни разу не подошел. А после она исчезла с улиц Сиэ-Рэн.

Аоки рос как сорняк, занимался грязной и тяжелой работой, огрызался, иногда воровал мелочевку, шлялся по бедным кварталам. Но его волосы цвета солнца сияли золотой новенькой ран.

Потом «благодетели» продали его в один из Садов Квартала. Да он и не против был — смеялся над ними, зная, что теперь всегда будет сыт и одет. Он оказался не худшим учеником, но огненного нрава — и через год ушел, поссорившись с хозяином Сада. «Это несносное существо, видеть его не желаю!» — в сердцах заявил человек. Мальчишка прибился к цирку, лучшему в Сиэ-Рэн. Там его и заметили — и забрали на Островок. Аоки уже научился казаться паинькой — и ради такого места постарался особо. Но как бы он ни был хорош, его репутацию нельзя было назвать безупречной, хоть и не случилось ничего зазорного, пока он был в цирке. Но ему это припоминали.

А там огонь взял свое…

— Ты просто дитя, — говорил Йири. — Ты, как одержимый, стремишься к тому, что называешь свободой, стоит тебе только подумать, что ее пытаются у тебя отобрать. Ты бьешься головой о прутья выдуманной тобой клетки — но, если вдруг решишь, что свободен, тут же кидаешься на поиски новой клетки. Зачем? Что ты хочешь доказать и кому?

— Что ты можешь знать, — был ответ. — Тебе нравится оставаться растением… а я намерен быть человеком.

Как бы Аоки ни относился к новому господину, ему иногда нужно было высказаться, бросить именно ему в лицо все накопившееся на сердце. Другие, равные ему слуги, для этого не годились. Но его бесило, что тот всегда оставался спокойным. Пропускал мимо ушей оскорбления. Но иногда он со все тем же спокойным приветливым выражением говорил пару фраз… и Аоки потом не мог заснуть, мир казался то потоком, который размалывает его о камни, то мутной, стремительно засасывающей пустотой — и чувства эти были столь ярки, что он забывал о других.

Он ненавидел это лицо, на котором не отражались чувства, солнечное и равнодушное, словно снег под ласковым зимним солнцем.

И очень хотел получить хотя бы злобу в ответ.

Сегодня Йири хотелось рисовать. Он задумчиво смотрел в окно, время от времени бросая взгляд на бумагу, и кисть взлетала над ней. Сосновые ветки над дорогой склонялись, льнули к скале, и текла меж камней змейка-медянка. Насмешливым вышел рисунок, словно говорил: "Человеку не постичь и той малости, что ведома соснам и змеям".

Кликнул слугу — хмурый Аоки возник на пороге, принес небольшой серебряный таз и кувшин с теплой водой.

Йири смыл несколько пятнышек туши — кисточка оказалась неудачной, жесткой; брызнул свежей водой на лицо. Аоки взглянул на его руки — безупречная лепка, опаловое кольцо. Кукла из фарфоровой мастерской… Картины, надо признать, у него получались хорошие. Мальчишка не разбирался в живописи, но в рисунках Йири что-то его притягивало.

Он вновь взглянул на руки. Именно они, умело держащие кисть, создающие в самом деле красивое — то, что даже против воли заставляло мальчишку замирать от восторга, — вызвали ненависть до тошноты. Возможно, этими самыми руками нынешний господин отсчитал за него сколько-то монет или безделушку отдал какую.

Где-то в глубине души Аоки понимал — чепуха. Такие не платят сами. Предоставляют слугам — когда речь идет о столь ничтожном предмете.

— Лучше бы ты оставил меня в доме у Хоу! — вырвалось у мальчишки. Он даже пальцы стиснул так, что они побелели.

— Почему ты так ненавидишь меня?

— Не знаю. Лучше бы я умер. Хоть бы меня на куски разорвали!

— Дурачок, — тот поднял глаза, даже чуть улыбнулся. — Думаешь, это легко? Ты хоть знаешь про боль?

— Ты знаешь все! Считаешь всех ниже себя — кроме Благословенного.

— Если и так, то что?

— Да чем ты лучше других!? — возмущение в голосе.

— Лучше тебя. Я вежлив с тобой.

Хуже плети для Аоки — когда так вот поставят на место. Губы дрожат:

— Что прикажете, господин? Я сделаю все.

— "Всё" мне ни к чему. Можешь идти.

Аоки съежился, как от удара, и хрипло проговорил:

— Не удостоишь даже нахмуренной брови? Настолько выше меня? А может быть, это ревность?

Заметив удивленный взгляд Йири, продолжил смелее, насмешливо:

— Чувствуешь, что я интересней тебя? И боишься? Вдруг кто-то заметит и сочтет, что тебе пора бы и вниз, а мне, напротив, наверх?

— Перестань, — тихо сказал Йири — и голос неожиданно оказался живым. Неправильным, дрогнувшим. Это лишь подстегнуло мальчишку.

— А наш повелитель… у него не слишком хороший вкус. Метка на лице — разве такой годится для Благословенного? Или у тебя есть другие достоинства? Но в Кварталах учат всех одинаково. Значит, ты набрался опыта где-то еще? Предлагаешь повелителю необычные блюда?