Рено, или Проклятие - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 28

– Я не хочу быть обязанным жизнью жалости короля, мне нужна его справедливость! – вспыхнув, произнес молодой человек и добавил более мягким тоном: – Но я благодарю королеву за ее благодетельное вмешательство, и если меня оставят в живых, то моя жизнь будет принадлежать ей…

– Я предлагаю другое решение, – вмешался в разговор император. – Последний Куртене, рожденный в Святой земле, кажется мне редкостью, достойной сохранения. И его мужество мне тоже по нраву. Отдайте его мне, мой царственный брат! Я увезу его с собой и буду отвечать за него.

Людовик молча посмотрел на Бодуэна и подошел к каменному кресту, который стоял посреди сада. Он преклонил перед ним колени и стал молиться. Молился Людовик долго, но когда поднялся с колен, лицо его было озарено удивительным умиротворением, которое всегда так поражало тех, кому довелось его видеть.

– Возьмите его, он ваш, – обратился Людовик к Бодуэну. – Развяжите узника, – приказал он более громким голосом и снова обратился к императору: – Мы распорядимся, чтобы его отнесли к вам. Скажите, где вы остановились?

– На постоялом дворе «Пресвятая Дева Мария», – ответил, смеясь, император. – Мне там несколько тесновато, но свита странствующего императора не так уж и велика. Хотя искусный врач-грек у меня найдется.

– Не известить нас и остановиться так близко от королевского дворца? А вы знаете, что я могу обидеться на вас, брат мой? Почему вы не остановились по своему обыкновению у меня в Венсенском замке? Неужели там так плохо?

– Вы прекрасно знаете, что нет. Ваше гостеприимство всегда… поистине королевское. Но я здесь проездом, всего на несколько дней, спешу на аудиенцию к Его Святейшеству папе, и если навестил вас сегодня, то только из опасения, которое утром пришло мне в голову. Мне показалось, что вы можете всерьез обидеться, если узнаете, что я был в Париже и не пришел вас обнять, дорогой мой брат…

– Ваше опасение совершенно справедливо. Поверьте, мне было бы нелегко вас простить.

– Но такой христианин, как вы, рано или поздно все-таки сумел бы это сделать.

– Не стоит рассчитывать на неистощимость моего снисхождения. У него есть границы. И вас это тоже касается, Рено де Куртене. Император, взяв на себя ответственность за вас, спас вашу жизнь, но он не избавил вас от подозрений окончательно. И до тех пор, пока истина не прояснится, пока тайна гибели сеньора де Куртиля и его супруги не будет раскрыта, мы запрещаем вам появляться перед нами в свите нашего брата императора. Мы запрещаем вам также ступать на землю Франции. Исключение составляет лишь имение Куртене, которое принадлежит вашему господину. Вы поняли меня?

– Сир, – заплетающимся языком проговорил Рено, несказанно огорченный своим изгнанием, – моим единственным желанием было всегда служить королю и…

– Единственная служба, которой мы ждем от вас до тех пор, пока вы не будете окончательно оправданы, это повиновение. Безоглядное повиновение. Вы меня поняли?

– Да, сир. И благодарю короля за его милосердие.

Слова благодарности дались Рено с величайшим трудом, ему не нужно было королевское милосердие, он жаждал справедливости. И ради нее был готов на все. Вера в Бога, внушенная Рено приемной матерью, была так глубока, что он не сомневался: Господь придет к нему на помощь и его невиновность станет очевидной. А что сейчас? Да, он остался в живых и ему больше не грозят пытки, но жизнь, которая перед ним открывалась, ничуть его не радовала. Что хорошего его ожидало? Теперь он будет слугой очень странного господина, только и всего. Шпорам рыцаря никогда не зазвенеть на сапогах человека, с которого не смыто подозрение в убийстве, и мысль об этом приводила Рено в величайшее отчаяние. Хотя теперь, возможно, ему удастся разыскать подлинный Крест – почему бы ему не надеяться на это? Ведь, попав в Константинополь, он будет куда ближе к Галилее, чем находясь здесь, в Париже. И тогда он не сможет приехать во Францию и вручить его Людовику! Но если ему все-таки удастся приехать со священной реликвией, то кто поручится, что его не обвинят в подделке Креста?

Рено покинул сад, и его последний взгляд был обращен на королеву Маргариту. Мысль, что он больше никогда ее не увидит, была едва ли не самым главным его горем. Когда она, совсем еще недавно, встала на его защиту, он почувствовал безмерное счастье, увидев в этом доказательство ее веры в то, что он невиновен, но теперь, когда ему больше ничего не угрожало, он перестал интересовать ее. Кто знает, может быть, его несчастье было для молодой королевы лишь представившейся возможностью пробить брешь во всевластии королевы-матери, которую она имела полное право ненавидеть? Но как только он избежал сетей королевы Бланки, он снова сделался никем, вернулся в небытие. Рено уверился в этом, потому что Ее Величество не удостоила его даже прощальным взглядом – Маргарита вышла из тенистой беседки и теперь прогуливалась по освещенной солнцем аллее, улыбаясь своей сердитой маленькой спутнице. В золотистом платье, сверкающем в солнечных лучах, Маргарита напоминала статую Девы Марии, освещенную пламенем свечей. Но в этот миг Дева Мария была гораздо ближе к несчастному Рено, чем королева Франции, которую он никогда больше не увидит… Даже на пергаменте, потому что свиток с изображением женского лица, столь похожего на Маргариту, который он считал своим единственным сокровищем, остался в особняке де Куси, в кармане, собственноручно пришитом им к красивой фиолетовой котте, в которой он сопровождал свою госпожу во дворец или на торжественные церемонии. Он не надел ее на ту позднюю мессу и теперь считал это большой удачей: Бог знает, что могло бы произойти, если бы этот портрет нашли у него в день ареста. Изображение, столь похожее на королеву Маргариту, могло только ухудшить его положение… Теперь у него не осталось надежды вернуть себе этот портрет. Оставалось надеяться только на то, что свиток не попадет в недостойные руки.

Усевшись на круп лошади, позади одного из офицеров, которые ожидали императора во дворе, и направляясь в свое новое жилище, Рено чувствовал себя куда менее счастливым, чем должен был бы чувствовать себя человек, избежавший виселицы во второй раз.

Но он, конечно же, должным образом поблагодарил своего спасителя, хотя при этом в его голосе звучала такая скорбь, что Бодуэн, несмотря на серьезность минуты, не мог не улыбнуться.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Восемнадцать, сир.

– Неужели до ваших испытаний вы были столь несчастны, что вас оставило желание жить?

– О нет, сир! Ровно наоборот. До тех пор пока не умерли те, кого я называл своими родителями, я жил очень счастливо, нисколько не опасаясь будущего, которое казалось мне совершенно ясным и сулило много надежд.

– А теперь у вас надежд не осталось?

– До тех пор пока не откроется правда о том, как умерли мои близкие, которых я так любил, я не могу ни на что надеяться и не вижу для себя достойного будущего.

– Вы хотите сказать, что вам не на что надеяться, находясь на службе у нищего императора? Но и нищий император имеет возможность посвятить дворянина в рыцари.