Хроники Птеродактиля - читать онлайн книгу. Автор: Елена Лобачева cтр.№ 20

— А я тебя поджидала-поджидала да решила встретить, — Варвара ухватила дочку за рукав и остановилась перевести дух. — А в домике этом живет тот самый художник, которому больше ста лет. Помнишь, я тебе говорила? Вот и смотри, кто кого переживет: он дом, или дом его.

Татьяна посмотрела на мать и вспомнила, как неделю назад на этой же дороге кто-то, проходя мимо, спросил: вы сестры или она (кивок в сторону Варвары) — ваша дочь?

«Что-то с этим художником не так», — с грустью подумала Татьяна.

Степана разбудил звонок в дверь. Ворча и спотыкаясь, никак не находя ключи, он наконец открыл дверь и впустил почтальона. Телеграмма была от отца. Одной фразой отец выплеснул тоску и одиночество последних лет: «Приезжай, боюсь не дождаться».

Степан не любил Санкт-Петербург. Его угнетали серые набережные, его угнетал вечно сырой воздух и еще — болотный запах, почуяв который в любом другом месте, Степан с досадою вспоминал родной город.

— Надо в Питер съездить.

— Что за новость, зачем? — Борис не любил неожиданные изменения в планах, как и не любил никакие сюрпризы. Даже приятные.

В трубке что-то затрещало. Борис прервал разговор и снова набрал номер Степана:

— Ладно, сейчас заеду, расскажешь.

Спустя час Борис выслушивал надоевшие жалобы Степана на вечные приставания его отца. Он искренне сочувствовал приятелю: тот рос без матери, череда захожих женщин оскверняла детские воспоминания и усиливала привязанность к отцу. Борис по рассказам Степана составил собственный образ этого человека. Мысленно он называл его «Надзиратель». Степан не отличался разговорчивостью, и из обрывочных сведений Борис понял, что родился отец Степана в тюрьме от какой-то красивой и очень молоденькой зэчки. Такой молоденькой, что младенца ей даже кормить не давали. Дед Степана вырастил ребенка по своим понятиям о воспитании и образовании: сначала военное училище, потом служба под пристальным присмотром родителя, в тех же стенах, что и он сам. Жизнь у отца Степана тоже не сложилась: женщин он воспринимал как второсортное сообщество, которое надо держать в узде и не давать садиться на голову. Женщины почему-то этот закон природы не понимали. Задержалась с отцом только мать Степана, и то на полгода. Сбежав, мать еще пыталась вернуть ребенка себе, но воля деда была сильнее: пацана должен растить отец. И точка.

— А не поехать ли нам вместе? Давно в Питере не был.

— Про портфель забыл? — Степан не хотел посвящать Бориса в свои семейные дела и уже пожалел о порыве откровенности. — Сам управлюсь. Мудрит старик, просто соскучился. Побуду денек и вернусь, нечего тебе бросать начатое, вдруг что нароешь.

— Твоя правда. Из-за одного-двух дней и срываться не стоит. Езжай.

На этот раз Питер встретил Степана безветрием и солнцем. Подморозило. Улицы сухие и чистые, обувь на ногах теплая, хотелось пройтись, ни о чем не думая, наслаждаясь бездельем и спокойствием. «Перемены к лучшему», — отметил Степан заглядывал в бакалейные отделы. Он, с удовольствием выбирая гостинцы отцу, всматривался в витрины и рекламные щиты — во всем чувствовался хозяйский прицел на долгое благополучие города.

Отец открыл не сразу. Держа палец на звонке, Степан даже подумал, что старик окончательно оглох. Однако через несколько показавшихся длинными минут что-то зашелестело, затрещало и старая крашеная дверь со скрипом, нехотя открылась.

Отец повис на шее сына. Причитая и глотая навернувшиеся слезы, он впился сучковатыми пальцами в руку Степана и, словно боясь, что сын убежит, потащил его в комнату.

— Что, батя, занеможил, или просто соскучился?

Степана растревожила перемена, случившаяся с отцом за то время, что не виделись: заострившийся нос возвышался над впавшими щеками, кожа пожухла и стала какой-то серой. И руки — они не то чтобы тряслись, но их будто сжимала судорога. Видно было, что отец свыкся с этим недугом, научился поддерживать одну руку другой.

— Удар у меня был. Уж с месяц как случилось, думал, не выкарабкаюсь. Да видать, не придет мой час, пока с тобой не поговорю. Раздевайся, ставь чайник, а я прилягу. Знобливо мне сегодня, да и шатает еще после удара-то.

Степан ринулся в прихожую, разделся, внес на кухню гостинцы, включил газ, вспомнив в который раз, что опять забыл купить электрический чайник. За кухонными хлопотами он успокоился и почувствовал, что совсем не готов ни к какому серьезному разговору.

На стене висела фотография деда в военной форме. Даже на фотографии глаза деда буравили каждого, кто проходил мимо. Степан с детства помнил этот взгляд — просверлит до затылка и воткнется в душу. От деда редко что можно было скрыть, а обмануть деда было невозможно.

— Слушай, что скажу. Да перестань на деда пялиться, не икона. Совсем не икона. Грешник он великий, об этом и разговор. Умирать мне, видно, скоро придется, и твое одиночество мне как бревно под ноги. Мечтал, что внуков увижу или хотя бы снохой полюбуюсь, — не довелось. А вот близкая родня у тебя сыскаться может. Либо в Омске, либо в Москве. В Питере нет у тебя никого. Кроме меня.

— Что за родня? — услышав про Омск, Степан даже дернулся, будто привидение почуял. Последние события испортили сон, а нехватка сна путает мысли, — это Степан усвоил давно, поэтому быстро подавил мистику и вернулся к реальности: — Я всех помню: Омск не наш город, а в Москве только знакомые, никакой родни.

— Бабка твоя живет и здравствует. А теперь сядь и послушай совсем уж необъяснимую вещь. Дошел до меня слух, что на этом свете еще небо коптит, кто бы ты думал? Вот именно, — твоя прабабка.

Степан опустил глаза. Медленно, загибая палец за пальцем, он нервно просчитывал какие-то даты. Лицо отца выдавило подобие ухмылки и стало еще страшнее.

— Что, прикинул годы? То-то и оно, многовато выходит. А старуха живет и живет. И не старше дочки, то есть бабки твоей, выглядит.

«Зря я не взял сюда Бориса. Расскажу — не поверит. Нутром он почуял, где разгадки лежат, оттого и просился со мной в Питер. Отца нельзя оставлять одного».

Степан снова не мог уснуть. Забылся к утру. Портрет деда плавно переместился в сон… Степан все пытался пальцем поковырять глаз на фотографии деда. Палец легко вошел в мягкий глаз, веки сомкнулись, сжав палец, и голова деда медленно выплыла из рамы. Ужас сковал рот, крик не получался. Руки вылезшего из фотографии деда дергали за плечо: «Я здесь, я здесь!» — кричал дед. Степан проснулся.

— Я здесь! — кричал испуганный отец.

Утром все показалось другим и не страшным. Ну живет где-то бабушка и еще одна бабушка. При чем тут их с Борисом дела? Отец что-то про Омск узнал, — проверим. Надо решать вопросы по мере их поступления, глядишь, некоторые и исчезнут. Рассудительность собственных мыслей Степану понравилась, и он бодро пошел ставить чайник.

На Ленинградский вокзал Борис пришел за минуту до приезда Степана. Сутки, отмеренные на поездку, превратились в неделю. Перезванивались ежедневно. Борис нервничал, подозревая, что Степан оттягивает возвращение в Москву сознательно. Кончались студенческие каникулы. Преподавательское расписание на это полугодие уже не сулило много свободного времени. Кафедру покинули еще два доцента, и их нагрузку распределили оставшимся, в том числе и Борису.