Наша трагическая вселенная - читать онлайн книгу. Автор: Скарлетт Томас cтр.№ 41

— Зато этот, похоже, все время ломается, — сказал он и снова облокотился на ограждение, помахивая в воздухе очками.

— Это блистательный образец викторианской инженерной мысли, — напомнила я.

— Тут ты права, — кивнул Роуэн. — Год постройки?

— Сдаюсь, — улыбнулась я. — Я только знаю, что какой-то местный инженер украл идею у шотландского студента.

— 1831-й. По крайней мере открыт он был в тот год. Инженера звали Джеймс Рендел, а шотландского студента — Джеймс Нэсмит. Не то чтобы он прямо взял и украл идею. Хотя, может, и украл. Когда они познакомились, Нэсмит уже был инженером и рассказал Ренделу о том, как в университете его посетила безумная мысль — привязывать судна к тросам, и Рендел решил попробовать.

— Ага, — кивнула я. — Вот почему ты — историк, а я — писательница. Я вроде бы все это знала, но забыла. Откуда у тебя столько информации о Верхнем пароме?

— Гринвейский проект, — ответил Роуэн. — До того как там поселились Агата Кристи и ее муж, в Гринвей-Хаус жил Джеймс Марвуд Элтон, шериф графства Девон. Он не хотел строить здесь мост, поэтому люди искали какой-нибудь другой способ переправы через реку. Понтонный мост сначала приводился в движение парой лошадей. На этом пароме, наверное, путешествовала и Агата Кристи.

— Когда ей надо было исчезнуть?

Я уже знала от Роуэна, что Агата Кристи была так зла на мужа за его измену, что инсценировала собственное исчезновение. Она оставила машину в придорожной канаве и уехала на курорт в Харрогейт, где сняла номер, назвавшись чужим именем: если мне не изменяет память, она зарегистрировалась в гостинице под фамилией любовницы мужа. Когда об этом узнали газеты, они подняли такой шум, что Агате Кристи пришлось притвориться, будто у нее был нервный срыв. Примерно через год после этого она развелась с изменщиком и вскоре на археологических раскопках познакомилась с человеком, ставшим ее вторым мужем. Он был моложе Агаты Кристи на четырнадцать лет, и это он катил ее в инвалидном кресле, когда она умерла от старости в возрасте восьмидесяти пяти лет. Я вспомнила, с какой печальной улыбкой рассказывал мне об этой подробности Роуэн.

— Нет, — ответил он. — Она поселилась в Гринвей-Хаус уже после того, как вышла замуж за Макса Маллоуэна, археолога.

Роуэн снова надел очки и, прислонившись к ограждению, повернулся ко мне лицом.

— На электронных навигаторах Верхний паром обозначен как второстепенная дорога.

— Я слышала, что некоторые навигаторы совершенно сбиваются с толку, когда переезжаешь через реку. Не знаю, может, это просто городская легенда. Одна знакомая Либби, она живет где-то за городом, рассказывала, что, когда она заехала на Нижний паром, навигатор стал говорить: «Развернитесь! Вы в опасности! Вы заехали в реку!» Или что-то вроде того.

Я посмотрела на его машину.

— У тебя теперь навигатор? — поинтересовалась я.

— Да, Лиз установила. Но я его не включаю. Обычно я вроде знаю, куда надо ехать.

Он снова повернулся к парому.

— Где у него эти тросы, как думаешь? — спросил он.

Я подошла поближе, и мы оба перегнулись через ограждение. Наши локти разделяло как минимум четыре слоя одежды и два дюйма воздуха.

— Видимо, где-то внизу. Наверное, протянуты под днищем.

— Я слышал, как однажды паром, перевозивший целое стадо коров, пошел ко дну. Так коровы сами поплыли и выбрались на берег. — Он задумался. — Это не ты мне рассказывала?

— Я. А еще однажды в восьмидесятых тросы лопнули, и паром понесло по реке. То же самое произошло в прошлом году, но тогда, в первый раз, все было гораздо хуже. Паром снес штук двенадцать яхт. А еще на нем находилась машина скорой помощи, в которой везли женщину в больницу на другой берег: из-за аварии женщина умерла. Говорят, в грозовые ночи на пароме виднеются едва различимые очертания скорой и слышны слабеющие крики больной.

Роуэн побледнел.

— Боже, — сказал он. — Какой ужас.

— Да. Но я уверена, что тут далеко не все правда. Мне все это рассказывали Либби и Боб, потому что они, всегда здесь жили. Я-то приехала только пять лет назад.

Он отвернулся и посмотрел куда-то вдаль.

— Как продвигается глава? — спросила я.

— Ну… Пожалуй, я слишком много занимаюсь изучением вопроса и слишком мало пишу.

— Ты говорил что-то про культурные предсказания, — сказала я. — Я собиралась поискать примеры, потому что мне стало жутко интересно. Но забыла.

— Самый известный пример датируется 1898 годом: за четырнадцать лет до гибели «Титаника» некий писатель Морган Робертсон написал роман под названием «Крушение Титана» — о корабле, считавшемся непотопляемым и в итоге погибшем от столкновения с айсбергом во время своего первого выхода в море. Две с половиной тысячи пассажиров утонули из-за того, что на всех не хватило спасательных шлюпок — так же как и в случае с настоящим «Титаником». Никто не позаботился о том, чтобы иметь их в достаточном количестве, ведь корабль считался неуязвимым.

— Ты думаешь, это не было настоящим предсказанием?

— Конечно же, нет. В этой главе я как раз говорю о том, что если ты писатель и пишешь о непотопляемом корабле, и тебе нужно придумать ему имя, ход твоих мыслей примерно такой же, как у людей, назвавших настоящий корабль. «Титан», «Титаник» — нет ничего удивительного в том, что писатель и человек, давший имя реальному кораблю, рассуждали одинаково. Ведь слово «титанический» широко использовалось и до появления одноименного корабля и всегда означало нечто большое и величественное, что в конечном итоге терпит крах. Байрон описывал этим словом Рим накануне его падения: «На Рим великий буря налетела, / И рухнул Рим, и жар давно остыл / В останках титанического тела». [28] Ну а когда столь мощный корабль тонет, люди почти всегда погибают, потому что создатели судна, считая его непотопляемым, не принимают необходимых мер предосторожности и не оснащают корабль достаточным количеством шлюпок. Ничего загадочного здесь нет. По сути, в таком предсказании нет ничего сверхъестественного: это явление другого рода, основанное на культурных факторах и тех вещах, что людям уже известны, или тех, о которых они могут догадаться.

Я стала чистить в кармане куртки мандарин.

— Интересно, почему те, кто назвал настоящий «Титаник» «Титаником», остановились именно на этом имени? Я никогда раньше об этом не думала. Они будто сами хотели, чтобы корабль утонул, или же знали заранее, что это непременно случится. Ведь титаны были повержены богами-олимпийцами, правильно? И слово «титанический» изначально несет в себе трагический смысл и некую обреченность. Очень хорошо сочетается с «тщеславием», о котором пишет Гарди: «Рядом неясные лунноглазые рыбы / Глядят на позолоту вокруг / И вопрошают: „Что делает здесь это тщеславие?“». [29]