— Дорога ровная. Тридцать… нет, двадцать шагов, и вы дойдете. — Я втянул носом воздух, в котором витал запах жареного мяса, и тут же понял, что голоден.
— Как зовут мальчика? — спросил старик.
— Артур.
— Артур хочет есть?
— Нет.
— Тогда пусть Артур приходит скоро и принесет черемуховый сук. Дед Пеша сделает ему лук.
— Пеша? — уточнил я.
— Да, деда зовут Пеша. — Он покачал головой и взялся за палку обеими руками. — «Пеша» по-цыгански значит «маленький».
— Маленький?..
— Но сук должен быть черемуховый, — предупредил старик. — Хороший лук можно сделать только из черемухи.
Дотянувшись, он потрепал мои волосы, развернулся и захромал по дороге. Насчет колена старик не врал.
Глава 7
Несмотря на то что мы с Галкой всю жизнь провели в одном подъезде, разговаривать нам было не о чем. «Привет» — вот и вся беседа. Просто у нас не было ничего общего: ни пола, ни интересов, ни забот. Но от родителей, точнее из их случайных разговоров, я знал, что Галка не благодаря, а вопреки воспитанию училась очень хорошо. Она знала много такого, о чем я и Сашка, считающие себя неплохими знатоками жизни, даже не догадывались. Племена майя и манерность дворцовых дам — как это все умещалось в головке с вечно взъерошенными, словно ершиком взбитыми волосами?
Мы случайно встретились в парке. Я шел с черемуховым суком, срезанным для изготовления лука. Лучшего материала для этого, как известно, не найти. А она стояла с какой-то смешной веткой в руке перед ощетинившимся котом. Я не сразу понял, в чем тут дело. Галка явно нуждалась в помощи, но никогда бы ее не попросила. Хотя озверевший кот — это разве повод для тревоги?
И тут я все понял. За спиной Галки, укрытое травой, прямо на земле — удивительно, как еще никто на него не наступил, — стояло гнездышко. А в нем — шесть грязно-бурых крошечных яиц. Если бы не кошка, то есть не Галка, я съел бы их сам. Нет ничего вкуснее перепелиных яиц, пожаренных на костре в вымытой консервной банке.
— Перепелиные, — сообщил я.
— Мне плевать, чьи они, — был ответ. — Я их ему не отдам.
Кашлянув для приличия, я перетянул кота по спине заготовкой для лука. Подскочив от неожиданности метра на полтора, завопив и заставив завизжать Галку, он с шумом скрылся в зарослях.
— А ты добрый человек, — тяжело дыша, словно после бега, похвалила Галка.
Такое понимание доброты сразу вызвало у меня симпатию к ней. Коты — отъявленные сволочи. Кровожадные, хитрые, вездесущие воры.
— Иногда, — ответил я, удаляясь от мыслей о луке. — Яйца нужно перенести. Здесь их сожрут кошки или собаки.
«Или мы с Сашкой», — едва не вырвалось из моих уст.
— Но куда? — Такой вот беспомощностью она скидывала со своего возраста года четыре, и теперь мы были наравне.
Я осмотрел девочку с ног до головы. Она продолжала находиться в легком шоке после схватки с котом, поэтому я мог делать это бесконечно долго. Спустя много лет жизни бок о бок теперь вот вдруг выяснилось, что она, оказывается, красива. У нее не выпирали внутрь коленки. Еще Галка была спортивна, а это сразу располагало.
— На чердак нашего дома, — сказал я. — Голубей там сейчас нет, так что не задолбят. Кошки туда не забираются, потому что не знают, что голубей там нет, и думают, что их там задолбят. Значит, там и есть самое безопасное место.
Чердак был на самом деле пуст. Лишь птичий помет, толстым слоем покрывавший перекрытие, да старые перья, валяющиеся кое-где, являлись доказательствами, что голуби здесь все-таки когда-то были. Самое время переселять сюда гнездо перепелов. Птенцы вылупятся, станут на крыло и улетят. Но обратно вить гнезда уже не вернутся. Перепела не живут среди людей.
— Да-да, — забормотала Галка. — Кошки на чердак не полезут, потому что нет голубей… Разрыв пищевой цепочки.
Глупая. Кошки на чердак не полезут, потому что боятся голубей.
— Кстати! — Глаза ее вспыхнули. — А почему в прошлом году голуби на крыше жили — я слышала, как они ворковали! — а в этом году их нет? Куда они делись?..
— Откуда я знаю?
Все голуби с чердака, эти сизокрылые бестолковые твари, гадящие на подоконник и задалбливающие друг друга насмерть клювами в затылок — звери, а не птицы! — были выловлены мной и Сашкой и проданы шабашникам. А голуби с крыш других домов на чужую территорию не залетают. Но я не был уверен в том, что эта история Галке понравится.
— Ветку можно уже бросить, — предложил я.
Галка опомнилась и отшвырнула засохший березовый сучок, который вряд ли представлял бы угрозу для кота, не окажись меня поблизости.
— Слушай, Артур, — встревожилась вдруг она. — А как родители перепелят… ну, яиц, как они догадаются, что гнездо под крышей? Прилетят в парк, а гнезда на месте нет!
— Ты думаешь, они на работу улетели, что ли? — ухмыльнулся я. — Перепела давно сидят над нашими головами и ждут, чем все закончится. Думаю, они притаились где-нибудь в пяти шагах от нас.
Она подняла голову.
— Только не делай резких движений, иначе все испортишь, — голосом бывалого охотника произнес я.
Мы аккуратно, словно корону Российской империи, перенесли гнездо на чердак. Я предложил Галке лезть по лестнице первой, но она отказалась. Дуры эти девчонки. Понятно же, что принимать сверху всегда легче, чем подавать снизу.
С тех пор между нами укрепились какие-то эфирные, но крепкие отношения. Мы верили друг другу, а это самое главное. Каждый день, встречаясь уже намеренно, мы взбирались на чердак, чтобы приветствовать спасенных перепелят. Но они и не думали покидать свои домики. Видимо, не настал час.
Мы почти огорчились, что перепела-родители не вернутся к яйцам, побывавшим в таком переплете. Однако они сели на гнездо. Сначала настроения нам добавила перепелица, потом появился и перепел.
Первые дни птички были заняты тем, что предлагали нам с Галкой поиграть в догонялки. Мы должны были семенить по чердаку за птицами, у которых якобы сломаны крылья. Вскоре они поняли, что нас этим не проймешь, и перестали обращать на нас внимание, словно отрицали само наше присутствие в этом мире.
Чем дольше мы общались с Галкой, тем интереснее становилось мне бывать на улице. Двор перестал быть ареалом нашего постоянного нахождения. Но гуляния в лесах в наши планы не входили. События показывали, что лес — не самое безопасное место игр для детей. Все как-то само собой свелось к парку, совершенно замечательному, пахнущему адонисами.
Когда наши губы впервые соприкоснулись, я не понял, что произошло.
А случилось вот что. Я вдруг понял, что жду следующего дня только затем, чтобы увидеть Галку.
Строили цыгане споро, ловко. Мне казалось, что в этом суетливом разобщенном действии нет никакого плана. Порой кто-то из них покрикивал, слышался стук молотков и скрип пил. Я думал, будто всякое строительство подразумевает некое разумное планирование, обсуждение этапов работы. Если нет заранее составленного плана, то неминуемо должна присутствовать хотя бы какая-то мысленная конструкция, к которой необходимо стремиться, создавая строение снизу и ведя его наверх.