Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах - читать онлайн книгу. Автор: Павел Крусанов cтр.№ 8

Просматривая революционный мартиролог XIX столетия, более характерной фигуры, нежели Александр Соловьев, для иллюстрации типа революционера-идеалиста подыскать поистине невозможно.

Отец его, помощник лекаря, служил в дворцовом ведомстве, поэтому в гимназии Соловьев учился за счет казны. По свидетельству знавших его людей, с родными он был одинаково хорош и ровен, характер имел необщительный, о себе говорить не любил.

Во время учебы в университете содержал себя уроками, однако после второго курса за неимением средств вынужден был из университета уйти. Уже в те времена имея желание служить на благо народа, Соловьев уехал в Торопец, где поступил на должность учителя истории и географии. В нанятой квартире жил один, с уездным обществом не водился, в церковь не ходил, в карты не играл, водки не пил. Рассказывали, будто он регулярно клал деньги перед раскрытым окном, чтобы их мог взять любой, кто пожелает. "Зачем ты это делаешь?" — спрашивали его. "Быть может, кому-то они нужны больше, чем мне", — отвечал Соловьев. Воистину он был неуязвим со стороны материальных нужд. Однажды он послал проходящего мимо мальчишку в булочную, и тот скрылся вместе с деньгами. На упреки Соловьев возражал, что обычно прохожие исполняют его поручения и не обманывают.

Вера Фигнер с симпатией рассказывает о его рассеянности и явной непрактичности: "В обыденной жизни с ним часто случались разные приключения, вызывавшие шутки со стороны близких товарищей: пойдет гулять или на охоту, непременно попадет в какое-нибудь болото, заблудится и не найдет дороги; в городе, будучи нелегальным, забудет адрес своей квартиры; при ночной встрече с полицейским на вопрос: кто идет? — по какому-то чудачеству отвечает: «черт», и попадает в участок". Просто Паганель какой-то.

Считая свою работу в уездном училище недостаточной, поскольку заведение посещали в основном дети из привилегированных семейств, Соловьев, дабы быть полезным народу, стал бесплатно учить крестьянских мальчиков и арестантов в организованной им школе при местной тюрьме. Однако и это не могло удовлетворить его революционные идеалы, которых он поднабрался в результате завязавшегося в Торопце знакомства с Николаем Николаевичем Богдановичем и его женой, Марией Петровной, которые вели с ним задушевные разговоры о преимуществах конституционной формы правления, коммунистическом обществе и идеях анархизма. Богданович, помещик Торопецкого уезда Псковской губернии, держал в своем имении кузницу, на которой работала революционная молодежь, желавшая научиться ремеслу, чтобы затем "идти в народ" в качестве рабочих-пропагандистов. Так, помимо Адриана Михайлова, Лошкарева и Клеменца, в этой кузнице, по свидетельству Веры Фигнер, работал брат Николая Богдановича, Юрий, который впоследствии, в 1881 году, как член Исполнительного Комитета партии "Народная воля", играл роль хозяина сырной лавки на Малой Садовой улице, из которой был сделан подкоп для покушения на Александра II.

Неподалеку от имения Богдановича, в имении Казиной — Кресты, жила другая компания радикалов, организовавшая под видом арендаторов коммунистическую земледельческую колонию. Среди прочих колонистов там были сестры Каминер и Оболешев — один из самых энергичных и стойких членов "Земли и воли".

Бросив свое учительство, вскоре в эту братию в качестве молотобойца влился и Александр Соловьев. По описаниям знакомых он ничем не отличался от простого рабочего — ходил в грязной кумачовой рубахе, с засаленным картузом на голове, в стоптанных, прожженных искрами сапогах.

Соловьев прожил при кузнице более года. Здесь же он женился на троюродной сестре Богдановича Екатерине Челищевой — нервной девице из семьи с патриархальными дворянскими традициями. Брак был фиктивным и имел целью освободить Челищеву от семейного гнета, дабы открыть ей дорогу к учебе. При этом, несмотря на фиктивный характер женитьбы, Соловьев любил супругу; она его — нет. Размолвки начались сразу после венчания. Челищева уехала в Петербург вместе с Евтихием Карповым, будущим режиссером Александринского театра.

В 1876 году в Петербурге образовалось общество "Земля и воля". Богданович, бывший одним из инициаторов при выработке программы народников, примкнул к группе так называемых сепаратистов и привлек туда Соловьева. Оказавшись в Петербурге, Соловьев вновь встретился с женой, и через его посредничество Челищева затеяла довольно некрасивую историю, потребовав от Адриана Михайлова возвращения фамильных драгоценностей, которые она в свое время пожертвовала на дело революции. Бриллианты вернули, но ее отношения с народниками были бесповоротно испорчены. При разговоре с товарищами о Челищевой Соловьев бледнел, но упорствовал в том, что она искренняя, благородная и прекрасная женщина, просто ее смутили новые знакомые. Еще бы, ведь тот, кто любит, видит любимую не такой, какая она есть, а такой, какой он ее выдумал. Вскоре Челищева уехала с фотографом Проскуриным в Ливны, а затем вернулась к матери в Торопец.

Весной 1877 года Соловьев отправился в Самару и в селе Преображенском открыл кузницу, однако через три месяца перебрался оттуда сначала в Воронеж, а потом в Саратов, где в то время располагался центр пропагандистской деятельности "Земли и воли". В Вольском уезде Соловьев устроился на должность волостного писаря, но здесь его деятельность обещала столь малые плоды, что он счел себя вправе оставить работу в деревне и ранней весной 1879 года принял решение отправиться в Петербург с целью цареубийства.

Вот его разговор с Верой Фигнер:

— Нас три-четыре человека на целый уезд. Мы многое делаем, но отвлекитесь от текучки и взгляните, сколь малы наши результаты. При полицейском надзоре работа одиночек, осевших в деревне, не может принести должных плодов. Кругом атмосфера подозрения. Не берешь взяток — значит, бунтовщик! Эту атмосферу подозрения надо рассеять.

— Что ты предлагаешь? — спросила Фигнер.

— Убить государя. Его смерть сделает поворот в общественной жизни, атмосфера очистится, недоверие к интеллигенции прекратится и тогда она получит доступ к широкой и плодотворной деятельности в народе.

— А если неудачное покушение приведет к еще более тяжкой реакции?

— Нет. Неудача немыслима. Я пойду на это дело при всех шансах на успех. Иначе я не переживу…

— Но товарищи могут быть против.

— Все равно… Я сделаю это.

Фигнер свела Соловьева с одним из организаторов "Земли и воли" Александром Михайловым. После встречи тот сказал о Соловьеве: "Натура чрезвычайно глубокая, ищет великого дела, которое бы зараз подвигнуло к счастью судьбу народа". Идеалисты, готовые бескорыстно отдать физическую жизнь за невещественную мечту, — это ли не гарантия грядущего народного благоденствия?

Весной 1879 года, практически одновременно с Соловьевым, в Петербург с юга приехали еще два претендента на то же дело: поляк Кобылянский и еврей Гольденберг, незадолго до того убивший харьковского генерал-губернатора Кропоткина. Они, как и Соловьев, обратились за помощью к членам "Земли и воли": для подготовки цареубийства необходимо было отследить маршруты передвижения императора, добыть оружие, устроиться с жильем.