Завещание майя - читать онлайн книгу. Автор: Стив Альтен cтр.№ 98

Пилот развернул вертолет и поспешил прочь, а президент Меллер выл от отчаянья, от зияющей пустоты на месте сердца, от волны обжигающей ярости, которая поднималась к горлу, грозя разрушить его сознание.

* * *

Чичен-Ица

Тридцать пять метров под основанием пирамиды Кукулькана

Доминика с широко раскрытыми глазами и бешено колотящимся сердцем смотрела на поразительную конструкцию, нависавшую над их головами. С известнякового потолка, пробиваясь сквозь каменный лес сталактитов, к ним опускался огромный, более двухсот метров в поперечнике, киль инопланетного корабля.

Доминика медленно вдохнула, пытаясь восстановить дыхание, и почувствовала, как под плотной резиной костюма по телу бегут мурашки.

Это нереально. Это не может быть правдой.

Золотистый металл гладкого корпуса корабля размером с линкор сверкал, словно отполированное зеркало. Мик взял ее за руку и увлек за собой вверх, к двум огромным конструкциям, установленным вдоль кормовой части корабля. Каждая из них не уступала размерами трехэтажному дому. Подплыв ближе, они заглянули внутрь одного из инопланетных двигателей. В свете фонарей им открылась закопченная, похожая на пчелиные соты трубчатая конструкция, по всей видимости, сопло корабля, не менее десяти метров в диаметре.

Мик протащил ее мимо чудовищного двигателя и поплыл к носу спрятанного в породе корабля.

Доминика дышала все чаще, ее тревожило то, что она никак не могла надышаться. О Боже, у нас заканчивается воздух. Она дернула Мика за руку, ей перехватило дыхание, и пещера вдруг закружилась.

Мик увидел, что лицо Доминики побагровело. Он дал ей вдохнуть из своего загубника. Пока Доминика дышала, ему тоже сдавило грудь, легкие начало жечь от нехватки кислорода. Затем он выплюнул ее запасной загубник и отобрал у нее свой. Развернулся и поплыл так быстро, как мог, таща за собой Доминику на страховочном тросе. Он отчаянно шарил взглядом по кораблю, пытаясь отыскать хоть что-то похожее на вход.

Доминика волочилась за ним, казалось, она вот-вот потеряет сознание от удушья.

Собственные руки и ноги казались Мику налитыми свинцом. Он хрипел, не в состоянии сделать вдох, легкие горели. Доминика, охваченная паникой, слабо дергалась на другом конце веревки. У него разрывалось сердце, мысли растекались, не давая возможности сосредоточиться.

В полузабытьи он наконец увидел в пятидесяти ярдах впереди алый фонарь. С новыми силами Мик рванулся к нему, мышцы горели, время словно остановилось.

Он заметил, что Доминика больше не вырывается — она повисла мертвым грузом.

Не останавливайся…

Подземный мир стал вращаться. Мик закусил загубник с такой силой, что десны начали кровоточить. Глотая теплую жидкость, он плыл к горящему символу Трезубца Паракаса.

Еще дюжина гребков…

Его руки отяжелели. Он перестал двигаться. Черные глаза выкатились из орбит.

Майкл Гэбриэл потерял сознание.

Течение подтащило два безжизненных тела к сияющей иридиевой панели трех метров в ширину, заставляя сработать древний датчик движения.

С шипением входной люк отъехал в сторону. Внутрь отсека инопланетного корабля хлынула вода, увлекая за собой двух ныряльщиков.

Что же за жалкое создание человек: рождаясь со страхом перед собственной невечностью, он обречен на протяжении всего своего жалкого существования бояться и избегать неведомого. Руководствуясь амбициями, он зачастую сам лишает себя даже тех немногих чудесных мгновений, которые ему преподносит судьба. Отвергая остальных, он усердствует в своих эгоистичных авантюрах, в поисках славы и богатства позволяя злу искушать себя и причиняя мучения тем, кого любит. Его жизнь, и без того хрупкая, всегда омрачена страхом смерти, страхом того, что он не в силах осознать.

Смерть — вот наш общий знаменатель. Все наши попытки и мечты, все наши надежды и стремления — все умирает вместе с нами и вместе с нами опускается в могилу. Вот так, обманывая себя, мы в эгоистичном одиночестве идем навстречу вечному сну, подменяя по-настоящему важные вещи тем, что не имеет значения, — и понимаем это лишь на пороге в вечность.

Мы, эмоциональные создания, молимся Господу, чье существование не доказано, наша отчаянная вера создана нами лишь для того, чтобы успокоить перепуганные неизбежностью смерти умы, убедить и успокоить тем, что есть существование и после смерти. Бог милосерден. Бог справедлив, говорим мы себе, как вдруг происходит нечто необъяснимое нашей верой — ребенок тонет в купальном бассейне, пьяный водитель убивает свою возлюбленную, болезнь оказывается неизлечимой.

Куда в таком случае исчезает наша вера? Кто может молиться Богу, укравшему у него ангела? Какой великий план может оправдать такую жестокость? Где милосердие того Бога, что отнял у меня Марию в расцвете наших жизней? Где справедливость этого Бога, заставившего ее страдать от невыносимой боли, приковавшего ее к постели до той поры, пока Он не дойдет в своем списке милосердия до ее измученной души?

А что насчет ее мужа? Кем я должен быть, чтобы позволить любимой так страдать?

С тяжелым сердцем я смотрел, как рак уносит Марию все дальше и дальше, к порогу небытия. В ту ночь, когда я рыдал на краю ее постели, она посмотрела на меня ввалившимися измученными глазами, а я взглянул на нее — взглянул на истерзанное существо, скорее мертвое, чем живое, существо, молившее меня о милосердии.

Что я мог сделать? Бог покинул ее, отказался прекратить эту бесконечную пытку. Я наклонился, дрожа, и поцеловал ее в последний раз, вознося молитву Богу, в которого уже не верил, но которого продолжал проклинать. Я прижимал подушку к лицу моей любимой, я слышал ее последний вздох. С этим вздохом умерла большая часть моей души.

Когда все было кончено, я обернулся и с ужасом увидел, что мой сын стоит в дверях и смотрит на меня темными ангельскими глазами, доставшимися ему от матери.

После того ужасного поступка, свидетелем которого стал мой мальчик, мог ли я найти слова, способные вернуть ребенку только что утраченное детство? Я был в замешательстве. Стоял там, полуголый и ослабевший, обманщик-отец, приговоривший своего ребенка к битве с осознанием того, что еще несколько минут назад казалось актом милосердия и сострадания.

Я беспомощно смотрел, как мой сын выскакивает из дома и бежит в ночь, чтобы справиться с охватившей его яростью.

Будь у меня оружие, я выстрелил бы себе в висок прямо там, в тот же миг. Вместо этого я упал на колени и зарыдал, проклиная Бога, всуе упоминая имя Его.

Меньше чем за год жизнь нашей семьи превратилась в греческую трагедию. Был ли в том виновен Бог или он просто наблюдал за тем, как дьявольский кукольник превращает его падших ангелов в беспомощных марионеток?

Возможно, виновен был сам Люцифер, уверял я себя, ведь кто, кроме него, мог бы так мучить мою жену, а потом подстроить такое ужасное стечение обстоятельств? Верил ли я в дьявола? В тот момент — да, как верил в конце своего путешествия, когда нашел доказательство существования персонифицированного зла.