Лилея - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чудинова cтр.№ 88

— Быть может, Элен, он ждал, что беда придет не от них, но к ним? — Господин де Роскоф, казалось, даже с большим, чем обыкновенно, вниманьем прислушивается к рассказу о грезах невестки.

— Какая ж беда может стрястись с честным воином, кроме, разве, смерти в бою?

— А ты попытайся вспомнить мысли короля…

— Да не получается!

— Попробую тебе помочь, — голос господина де Роскофа был покоен и ласков, однако же отчего-то Нелли услыхала вдруг, как громко колотится его старое сердце. — Король Людовик прежде всего видел в людях хорошее. Скорей всего, начало его мысли и было таково: «мессир де Соннак — доблестный рыцарь и храбрый воин, но…» Попытайся вспомнить только лишь сие «но», Элен!

— «Мессир де Соннак — доблестный рыцарь и бесстрашный воитель, — сбиваясь, торопясь, боясь позабыть, начала Нелли, — но, Сеньор мой Господь, отврати его от лукавой мудрости Востока! Молва из поколенья в поколенье твердит о том, что не единственно ради простых и честных целей прибыли в Сальватерру первые из храмовников. Прямых доказательств сему нет, но мера косвенных переполнена. Слишком многое скрывает орден, окутанный непроницаемыми покровами. Но что скрывать честному христианину? Ищут ли они тайных знаний царя Соломона, нашли ли их уже? Безумье! Ветхий Завет избыт, дверь в чертог его мудрости запечатана Божественною волей. Пред нами расстилается светлая даль нового дня. Но если прельщенный разум бессилен взломать печать Прошлого, разве он станет покоен? Разве мало наваждений таит нынешний Восток? Ищущий падения падет. Господи, Боже Сил, если сие еще возможно, спаси рыцарей Твоих от судьбы Люкифера!». Ох, батюшка, сама б я такого наверное не сочинила.

— Ты ничего не сочинила, Элен. Вестимо, Людовик прозревал, что, заразившись мудрствованиями теплых краев, храмовники привезут духовную заразу в Европу. Так привозят купцы чуму в своих товарах, такую же незримую, как дух ереси. Он видел сегодняшний наш день…

— …когда смотрел на тающую полоску земли, стоя на корме! — взволнованно продолжила Нелли. — Хлопали тяжелые от морской соли паруса, а по лицу короля лились слезы. Он знал — не отстояв Иерусалима, мы не победим ужаса темных веков. Я все поняла теперь, вновь припомнив Финикию. Вот только ведал ли Людовик, что сегодни нам будут в сто крат хуже следствия грехопадения тамплиеров, чем даже полчища агарян, с коими он вел бой?

— Будь покойна, дитя, коли санкюлоты нас сейчас не докончат, так вновь хлынут и сарацины. Главное — Иерусалим. Святой король знал, что его нельзя не отстоять. Он — средоточье христианского мира, только владея им, христиане безопасны.

— Потому-то он и воротился через столько лет в Сальватерру…

Но покуда король еще не ворочался в Святую землю, но плыл домой.

И вот три королевских ребенка, рожденных в Святой земле, впервые ступили, сошед с корабля, на французскую землю. Было то близ угрюмого замка Иер, непривычно дождливым летним днем, и дети дивились щедрому обилию ниспосылаемой Небесами влаги. Золотистым же сентябрем королевская семья въехала в Париж, к великому ликованию народа.

Но Людовик был невесел. Отказ от обета крестоносца томил его непрестанной тоскою. Жизнь двора в те дни сделалась еще скромнее. Воистину, ни один государь не обходился своему народу столь недорого! Младшим принцам и принцессам перелицовывали платье, что сделалось мало старшим. Король не заказывал блюда к обеду, довольствуясь тем, что приготовит по своему усмотрению повар. Находя же, что повар излишне расстарался, король, не мешая приближенным трапезничать, просил принести себе каши либо вареного гороху. Зряшно было и подавать ему миногу, либо привозные фрукты, либо рыб, кроме самых мелких костлявых пород — плотвы либо уклейки — немедля все сие отсылалось бедным. В пост король велел подавать себе пиво, которого терпеть не мог, вместо вина. Постился король не только в пятницу, но и в среду, а также в понедельник. Спал он на жестком ложе, без перины. Поднимаясь к заутрене, он одевался сам, чтоб никого не разбудить, да так споро, что если кто из рыцарей все ж пробуждался и желал также следовать в часовню, тому доводилось бежать вдогонку королю босиком. Но доводилось королю и самому ходить босым — в знак особого смирения он шел к пятничной мессе разутым. После каждой мессы, по выходе из храма, Людовик, как и положено французскому королю, исцелял больных золотухой.

Однако же благочестие не препятствовало обыкновенной его вежливости. Иной раз он откладывал послеобеденную молитву дожидаясь, покуда менестрель допоет свою балладу.

— Все существо его летело назад, в Сальватерру. — Деревня, где остановились шуаны, глядела столь диковинно, что Нелли даже сумела заметить ее в своем странном полусне. Несколько домов стояло как бы в каменном круге: постройки лепились к огромным валунам, из коих один образовывал то часть стены дома, то забор.

— Камни появились здесь раньше домов, они вывезены издалека и глубоко вкопаны, — пояснил господин де Роскоф. — Никто не знает наверное, чего ради древним бретонцам было надобно такое городить.

— Как это бишь называется? Менхиры?

— Ну да, у нас их куда больше, нежели чего полезного. Итак, король рвался обратно в Сальватерру, однако же увидать ее сумел только через долгих шестнадцать лет.

— Да сие — целая жизнь, — вздохнула Нелли.

— В твои годы — да, — продолжил господин де Роскоф. — Однако ж и десяток жизней можно провести куда больше зряшно, чем король провел сии полтора десятка лет. Он объехал всю Францию, устанавливая хорошее течение судопроизводства. Но всякой, страдавший от несправедливости, мог сам обратиться к нему со своим делом. Нередко садился он под любимым дубом в Венсенском лесу, чтобы вершить суд. Многие приходили смотреть на правосудие короля, когда, красиво причесанный, в шапке с белыми перьями на белокурых волосах, в черном шарфе вокруг шеи и безрукавом камзоле поверх камлотовой рубахи, он устраивался в густой сени ветвей, приказывая допускать к себе всех, имеющих в том нужду. Иной раз суд его был суров, но всегда справедлив, равно для малых и для великих мира сего. Бывали, понятное дело, и недовольные. Старуха по имени Саретта, чью жалобу Государь счел неосновательною, принялась открыто поносить его. «Да каков из тебя король Франции! — кричала мегера. — Тебе б править только монахами да попами! Как это тебя до сих пор не вышвырнули из твоего же королевства!» Стражники кинулись было побить старуху, но король остановил их. «Вы правы, сударыня, едва ль я того достоин», — учтиво сказал он, поняв, что устами женщины говорило ее огорчение. Тут же он приказал дать ей денег: справедливость он никогда не смешивал с милосердием.

Страна не вела никаких войн. Король укрепил мир продуманными брачными союзами своих детей. Любимицу свою, тринадцатилетнюю Изабеллу, он выдал за молодого Тибо Наваррского, старшего сына, двенадцатилетнего Людовика, женил на маленькой Беренгарии Кастильской. Позже он женил своего сына Филиппа на Изабелле Арагонской. Многих из соседей и вассалов своих он помирил меж собою. Для тех своих вассалов, кого не удавалось вовсе удержать от усобиц, Людовик положил обязательные сорок дней перед началом военных действий. Сей временной промежуток так и был назван «королевскими днями». Многие вправду передумывали спустя этот срок начинать то, что порывались учинить сгоряча. И уж во всяком случае запретил он поджигать деревни. Ремесла и торговля процветали, казна пополнялась день ото дня. Король покровительствовал студентам и вдовам, призревал бездомных детей, оделял бедных девушек приданым, строил богадельни для калек.