Ларец - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чудинова cтр.№ 2

Нелли вприпрыжку побежала по анфиладе, то сама по себе, то наперегонки с мелькающей в золоченых зеркалах девочкою в опоясанном бирюзовым кушаком белом платьи.

Как все удачно складывается! Кабинет пуст, пуста родительская спальня. Камердинер Алексей и горничная девушка Груша уехали с родителями. Неллина горничная Таня до вечера не вылезет из девичьей. Только сердитые портреты следят за девочкою, с разбега запрыгнувшей на жесткий угловой диван, обитый черною кожей. Следите-следите, небось не наябедничаете!

С трудом переводя дыхание, Нелли оглядывала знакомую комнату. Старый персидский ковер, увешанный папенькиными ружьями и саблями. Подставка с курительными трубками рядом с низкой оттоманкой. Выложенная зеленой плиткою печь кажется сейчас такой приятной и холодной, странно вспомнить, какая она горячая зимой! Напротив печи — черные книжные шкафы, из которых поблескивают золотым тиснением переплетов книги. Есть среди них занятные, но большинство — прескучные. Черные кресла без спинки у огромного письменного стола, на котором стоит бронзовая голова противного мужчины, похожего на обезьяну. И ты, обезьяна, не наябедничаешь тоже!

Нелли обошла стол сзади и опустилась на выкрашенный вохрой дощатый пол. Вот эта резная панель на самом деле — стенка тайного ящика. Вот сюда, между боковыми тумбами, надо просунуть руку и сдвинуть щеколду, запирающую ящик. Старый и, что говорить, неудобный тайник, работа деревенского столяра Тимофея. Кирилла Иваныч давно обещает выписать для маменьки изящный секретер с настоящим тайником, где потайная часть выдвигается сама под музыку при нажатии на тайную пружину. Это будет хуже, но авось и тогда удастся дознаться.

Нелли вытянула ящик. Ларец был на месте.

Деревянный темно-вишневый ларец был изящно окован позолоченным серебром. На крышке его свернулась саламандра с красными глазками из пиропов. Ключ торчал тут же, в замке. Нелли не спешила его повернуть. Прежде надо было решить довольно важный вопрос.

Тащить тяжелую добычу к себе, рискуя все же быть замеченной кем-нибудь? Или открывать здесь? Ей надо будет прилечь, хотя можно и здесь, на диване, нет, неприятно, кто-нибудь может зайти, когда она заснет… Странно, право, отчего это всегда кончается сном?.. Но лучше унести к себе.

Ключ туго провернулся в замке. Простенькая комнатка, обтянутая светлым штофом, с бронзовою узкой кроваткой под белым кисейным пологом и кисеею на единственном окне — надежное ее убежище.

Наконец взору ее предстало покоящееся в лиловой сафьяновой обивке содержимое ларца, упакованное в старые и новые футляры, футлярчики, шелковые и атласные мешочки. Эти драгоценности появились в Сабурове недавно, в начале Великого поста, после смерти бабушки Агриппины Ниловны, папенькиной маменьки.

Елизавета Федоровна заглядывала в него нечасто.

«Цветы — лучшее украшение женщины, подаренное к тому же самой Натурой, — говорила она, срезая ножницами первые бутоны в розарии. — Мне огорчительно видеть, маленькая Нелли, как влечет тебя эта роскошь. Подумай, Господь может послать тебе испытание бедностью. И ты станешь нещастна только из-за того, что не сможешь украсить себя сверкающими каменьями! Женщина с хорошим вкусом воткнет в куафюру свежий розан — и останется весела, независимо, бедна она или богата. В жизни много ненужного, того, без чего человек может обойтись. А эти драгоценности тебе все одно не носить еще годы: девочке твоих лет довлеют только колечко с бирюзой да ожерелье из красных кораллов. Они у тебя есть, а на тринадцатилетие ты получишь опаловую брошь. Полюби цветы, покуда не поздно исправить вкус!»

Нелли горько вздохнула и, наугад, распустила узелок алого шелкового мешочка. Какое огромное кольцо! Ярко-синий округлой формы сапфир посверкивает в гранях золотистыми и даже багряными искорками. Вокруг сапфира, словно лепестки цветка, розоватые жемчужины.

Странно, такое огромное, а не так уж ей и велико. Немного просторно пальцу, но с руки не падает. Женское кольцо, да и не пошел бы мужчине этот сине-розовый цветок…

Но в жизни не бывает таких цветов — с синей середкой и розовыми лепестками. Это цветок из сказки… сказочный цветок… сказочный цветок…

Сказочные цветы цветут на изразцах горячих печей… Меж ними гуляют сказочные жар-птицы… Какая большая комната, а потолок такой низкий… Сплющенная комната… А окна какие маленькие! Все в решетках и мутные, ничего через них не видать… Сколько народу!

Как странно все одеты — вроде деревенских мужиков, только мужицкое платье не бывает шитым из парчи и рытого бархата… И на ней, Нелли, даже не платье, а скорее сарафан из тяжелого шелка травяного цвета… Нет, она не Нелли, она другая, взрослая… Она — высокая, сильная, ей вовсе не тяжело гордо держать голову в изрядном уборе, не поймешь, на что и похожий, но волос из-под него совсем не видать. Они между тем тоже тяжелы и туго-натуго уложены, даже больно голове. Да никак они заплетены! Неужто Катька права, носили в старину косы? В старину? Нет, сейчас носят, да и всегда будут носить… Время стоит на месте, меняется только годовой круг. За летом идет осень, за нею зима, радостная весна ее гонит, и все заново начинается с лета. Лишь люди стареют и умирают, деревья вырастают и сохнут, но новые люди — те же, что и новые деревья… Правнуки будут жить, как прадеды… Маленькая Нелли, как душа, отлетает от рослого сильного тела. Это всегда немножко похоже на смерть.

Душно, тревожно в плоской комнате. Женщины и девушки, как стайка вспугнутых птиц, жмутся к ней, к Соломонии. Она — Соломония. Мужчины толпятся у дверей. Мужчины — враги. Ее враги. Между ними — черное колыханье: священник, монахи… И монахини тоже. Вот эта, старая, тучная, как кадушка, с багровым лицом, две тощих — при ней, ничтожные, словно тень у старухи двоится… Но старуха — тоже врагиня. И священник, крючковатый, как коршун, враг, ее, Соломонии, враг. Нет, он не священник, он — Митрополит, он Даниил.

«Царь, царь идет!» — несется шепот, словно ветер гонит листву.

Как бьется сердце в груди… И что-то еще, ниже сердца. Важнее сердца.

Ее душат ненависть и гнев. Ненависть к чернобородому человеку в переливающемся кафтане цвета спелой вишни. Он глядит на Соломонию медведем, губы его сжаты.

Вместо чернобородого хочет говорить чернец. Вороновым крылом вздымается к потолку его широкий рукав.

«Смирилась ли ты, смоковница бесплодная?» — сучковатый палец указывает отчего-то на птицу-сирина, нарисованного на потолке.

Соломония не смотрит на Даниила, взгляд ее устремлен к царю.

«Примешь ли постриг, непокорная?»

«Не приму!»

Лицо Василия чернеет от ярости.

«Кровь Рюрикову в землю пустить хочешь, змея?»

Рука Соломонии тянется куда-то под сердце.

«Лжешь, муж неверный! Поругатель честного рода боярского, обычая православного! В тягости я царевичем-наследником!»

«Сама лжешь, окаянная! Не хочешь пострига!»