Ларец - читать онлайн книгу. Автор: Елена Чудинова cтр.№ 156

— Да помилует Господь республики, — уронил Роскоф.

— Не уверен. Так или иначе, друзья мои, но и современное дворянство все ж ничто без христианства. Весь европейский институт общественный выстроен именем Господним. О, как жаль, что он не успел принять на Руси всей совершенной своей формы из-за нашествия ордынского!

Нелли подумала невольно, что отец Модест, выросший в Белой Крепости, ненавидит тартар не только в гишторическом ключе. Другая мысль была вовсе не о том, хоть и пришла сразу за первой: вот уж они отужинали, теперь беседуют на всякие сложные темы, а рыжий Индриков все валяется с завязанным ртом и спутанными руками-ногами. Впрочем, случайно ли то? Разве не слабеет воля от ожидания, когда ж наконец неприятели обратят на тебя вниманье?

— Проще сказать, — продолжал меж тем отец Модест, — что все, ставимое дворянином выше собственной жизни, замешано на христианстве. Сие конструкция несущая. Когда она подкошена, дворянство рушится. Человек делается червем, трясущимся от страха за свою жалкую жизнь. Однако ж пора за него приняться.

До последнего мгновения Нелли опасалась, что отец Модест их погонит по своей обыкновенной гадкой манере. Однако он ничего не сказал девочкам, а просто приблизился к дивану, Роскоф с ним вместе.

Нелли от греха подальше кивнула подругам на дальний от дивана угол комнаты, загороженный отчасти столом. В него они и отступили по возможности бесшумно.

Роскоф распутал меж тем верх шарфа, оставя связанными руки и ноги Индрикова. Отец Модест же просто уселся напротив него на табурете.

Выплюнув намокшую ткань, Индриков долго кашлял.

— Ты, я чаю, служишь бесу ради фортуны в игре? — спросил отец Модест почти без вопроса.

Докашливая, Индриков замотал головою, верно, чтоб размять онемевшие мышцы, но рука стоявшего рядом Роскофа упреждающе сжала его плечо. Вот хорошо, что один оловянный подсвечник стоял на колченогом столике в изголовьи дивана: из темного угла было все видно, словно в ящике панорамы.

— Служу я, милостивый государь, свитским секунд-ротмистром, и беззаконие надо мною не останется безнаказанным, — прокашлял Индриков.

Катя возмущенно зашипела сквозь зубы, навалясь обеими локтями на столешницу и изо всех сил вытягивая вперед шею, чтоб ничего не упустить. Нелли дернула ее за рукав, слишком уж шипенье вышло громким.

— Ушей Вам тут не завязывали, господин свитский, — отец Модест улыбнулся. — Надобно ж быть так глупу, чтоб ломать комедию, зная, что уж все ведомо даже детям. Уж все карты открыты, и сие последний кон. К тому ж и нету у меня времени церемониться с подбеском. Слыхал ты, как я определил тебя боле не дворянином, и утверждаю, что страх свил гнездо в твоей жалкой душе. Можешь лгать мне, да себя не обманешь. Умирать тебе страшно. Думаешь, потому, что важны твои секреты, тебя тут не убьют? Разуверься. Допрежь приезда нашего за домом на Собачьей Площадке установлена слежка. Кое-что слежкою не узнаешь, но время сейчас дороже. Не станешь отвечать — удавка на шею и упокоишься под капустными грядками.

— Да он и не знает ничего, — раздумчиво проговорил Роскоф. — Пойти, впрямь, выкопать яму-то на огороде, покуда ночь?

Нелли куснула собственную ладонь, чтоб не захихикать. Одно плохо: не слишком ли грубо они дурят Индрикова, не круглый же он дурак. Пойду яму копать, пока, мол, темно. Неужто поверит? При прыгающем огне сальной свечи трудно было разобрать, испугался ли Индриков, впрочем, лицо его вдруг осыпало черными точками — будто баранку маком. Так вить делаются заметны веснушки, когда бледнеют рыжие.

А раз испугался, значит, по себе меряет. Живо бы побежал копать яму под капустою, кабы все сложилось наоборот.

— В дому утукки и асакки либо еще что-нибудь? — спросил отец Модест, словно никакого препирательства и не шло.

— К-карла, — зубы Индрикова лязгнули.

— Потешный карла? — переспросил отец Модест. — Давно ль завелся и что в нем особого?

— С месяц, — зубы Индрикова все выбивали дробь, но отчего-то Нелли показалось наверное, что боится он не немедленной смерти, а теперь уж того, о чем рассказывает. — Уродов-то он много жалует, да только сей не как прочие. С длинным туловом, да на коротких ногах, без горба. Голова кувшином. При гостях пляшет, кривляется, как все карлы. А без гостей так часами стоит болваном, в одну сторону глядит. А чем питается, неведомо. Только одно, что не в поварне.

— Неужто еще один пиявец? — шепнула на ухо Нелли Катя.

Однако ж впадающий в столбняк карла мало заинтересовал отца Модеста, который лишь насмешливо приподнял бровь.

Очень скоро Нелли принялась тайком позевывать в ладошку: вопросов у отца Модеста к Индрикову была тьма, но все прескучные. Так, занимало его, к примеру, только ли холостяцкие вечера у Венедиктова в Москве, либо бывают и балы. Выяснилось, что балы Венедиктов дает, но вить не плясать же с ним.

— А заседлать бы лошадей, — Катя давно уж убрала локти со стола и, свесившись со стула, поигрывала ножиком, который то вытаскивала из голенища, то прятала снова. — Москвы еще посмотреть не успели.

Когда отец Модест как раз пошел выяснять, бывает ли на тех балах старая княгиня Китоврасова, Нелли склонилась к Катиной правоте. Сколько ж можно подслушивать то, что вовсе и неинтересно?

— Нелли, постой! — уловив краем глаза движение, отец Модест предостерегающе поднял руку. — Этого я сейчас отпущу, а по городу кататься без дела нам покуда ни к чему.

— Отпустите?! — в один голос закричали Нелли и Катя, а Параша распахнула глаза в безмолвном изумлении.

— А куда ж его, не впрямь же в капусту? Нехорошо выйдет чужие овощи портить.

— А ну-ка к Венедиктову побежит?! — Нелли было не до шуток.

— Прокаженная душа, сколько ж от тебя останется, коли соскрести коросту златолюбия и азарта? — отец Модест с суровым сожалением разглядывал Индрикова. — Не больше горошины, я чаю. И все ж таки горошина есть. Я дам тебе единственный шанс. Ты слыхал, что сделалося с приятельницей твоею или же хочешь поглядеть сам?

— Дети говорили меж собою… Я слышал… Я знаю… — Индриков облизнул сухие губы. — Я был нужен ему молодым, потому избег ее сетей. А избегнуть их тщеславный кавалер мог, лишь зная правду. Он мне ее сказал.

— И тогда ты устрашился, — продолжил отец Модест. — Но равно страшно было прервать и продолжить. А теперь слушай. Где твои деревни?

— Под Пензою, — прошептал Индриков.

— Так и гони на почтовых под Пензу, а прошенье об отставке вышлешь почтою, — приказал отец Модест. — Сиди в деревне тише воды ниже травы, да радуйся, что отделался щасливо. Быть может, ток мирных струй невеликой реки и треск сверчка за печкою очистят твою душу, если ж нет, то пусть удержит тебя страх. Ступай!

Освобожденный от своих пут, Индриков резво вскочил на ноги и, ни на кого не обернувшись, не прощаясь, метнулся к дверям. На пороге он споткнулся, упал на одно колено, но тут же поднялся. Стук его шагов затих.