Черные Холмы - читать онлайн книгу. Автор: Дэн Симмонс cтр.№ 53

Паха Сапа хочет спросить у шести пращуров, зачем они показывают ему все это, но голос его духа, наги, слишком слаб — или воздух на этой высоте слишком разрежен — и звуки слов не могут достичь ушей пращуров. Он может только смотреть, кивая, на древние, морщинистые, но дружеские лица, они чуть-чуть колеблются, как колеблются высокие облака под дуновением священных ветров.

Паха Сапа понимает, что пращуры одарили его острым зрением ванбли, орла. Когда Паха переводит взгляд на поросшие лесом южные склоны Черных холмов, он ясно видит отверстие Вашу-нийя, Дышащей пещеры, священного места, которое слепые вазичу называют Пещерой ветров. Он смотрит теперь своими глазами ванбли и видит, как на свет появляется первый бизон.

Паха Сапа громко смеется, и этот счастливый звук громче, чем слабый голос его наги. Сильно Хромает, Сидящий Бык и другие вичаза ваканы были правы, рассказывая о том, как все это начиналось! Первые бизоны маленькие, они чуть больше муравьев и такие же многочисленные. Но сочные, еще влажные после рождения травы на Черных холмах и обширных равнинах внизу вскоре позволят крохотным бизонам вырасти до размеров и веса современных. И опять Паха Сапа громко смеется. Шесть пращуров показывают ему в считаные минуты события, на которые ушла целая вечность.

Солнце поднимается еще выше, и теперь на бескрайних, обдуваемых ветрами равнинах к северу и югу от холмов отчетливо видны даже тени пасущихся стадами бизонов.

Паха Сапа снова переводит взгляд на юг.

Из Дышащей пещеры, мигая, выползает Первый человек, встает на ноги и тут же начинает возносить молитвы Вакану Танке, шести пращурам, другим духам и самому дару Тайны, благодарит за то, что его вывели из тьмы в этот светлый мир, в котором так много дичи и обитает столько шепчущих, охранительных, а иногда и очень опасных духов.

За минуты проходят столетия, исчезают поколения, Паха Сапа смотрит, как рождается его народ, как охотятся люди, женятся, странствуют в дальних землях, воюют, почитают богов, стареют и умирают. Он видит, как они охотятся на животных, о которых он даже не слышал прежде, — это громадные волосатые твари с бивнями, — видит, как вольные люди природы получают чудесный дар — шунксинкалу, то есть «священную собаку», или лошадь. Он видит, как его народ расселяется по равнине.

И снова Паха Сапа видит Черные холмы — они имеют форму сердца и располагаются в центре бескрайних зелено-бурых прерий облейяйи дошо — безмерности мира. Он снова видит Черные холмы — они вамакаогнака е’кантге целого континента, иными словами, сердце всего. Но более всего Паха Сапа воспринимает теперь Черные холмы как О’онакецин, Место убежища.

Он видит и реку Танец Солнца к северу от холмов, вазичу называют ее Бель-Фурш, и реку Шайенна — к югу. Дальше на север он отчетливо видит петляющую линию, которую вазичу называют река Миссури. Все эти реки вышли из берегов, но сильнее всех разлилась река Танец Солнца.

Вдалеке Паха Сапе видны Вапийе-олайе-а’ха — Долина камней, которые лечат, и Хиньянкагапу — Черные горки, и Хеску — Белые горки, и Ре-слу — Лысое место. Но он снова переводит взгляд на Вашу-нийя, Дышащую пещеру в южной части холмов, и на полсотни ориентиров на холмах и за их пределами, чтобы добраться до которых ему потребовались бы дни и недели езды или ходьбы.

Он видит Крутой кряж из красноватого песчаника, который ограничивает впалую Беговую Дорожку вокруг холмов, похожую на полосу мышц вокруг работающего сердца, и четко видит широкий Пте-Тали-йапу — Бизоний пролом, сквозь который открывается легкий доступ в горы четвероногим и вольным людям природы, когда они отправляются в святилище. Прямо под ним — Шесть Пращуров, поблизости — более высокая горная вершина под названием Холм злого духа и с полсотни других хребтов серого гранита, и столбов красной породы, и шпилей, торчащих из мягкого черного ковра сосен, который покрывает холмы.

Здесь стоит тишина, а солнце быстро встает снова и снова, слишком быстро — и это означает, что оно не подчиняется привычному ходу времени, и тени укорачиваются так быстро, что смех берет. Снова и снова солнце летит по небу, описывает дугу по идеальной голубизне и садится под молитвы вольных людей природы. Но внезапно движение замедляется и раздается шепот ветра, шорох ветвей, далекий гром — тихий голос пращура в мозгу Паха Сапы произносит слова, и одиннадцатилетнему мальчику кажется, что он оказался в своем и своего народа будущем.

— Смотри, Паха Сапа.

Паха Сапа смотрит, но поначалу ничего не видит. Но потом он понимает, что среди и внутри скал священной горы Шесть Пращуров на расстоянии мили или двух непосредственно под ним происходит какое-то движение и шевеление, дрожание и вибрации вдоль скалистой вершины, где он все еще видит свою затопленную жижей Яму видения и пять обозначающих страны света шестов со знаменами. Орлиная зоркость Паха Сапы позволяет ему фокусировать взгляд на чем угодно по его желанию, словно у него в руках телескоп, какие, по словам Сильно Хромает, есть у офицеров-кавалеристов вазичу, и теперь, по новому указанию одного из пращуров, он внимательнее смотрит на гору, с которой поднялся.

Небольшие камни и средних размеров валуны от тряски соскальзывают по крутому южному склону горы Шесть Пращуров. Паха Сапа видит, как в унисон трясутся и дрожат деревья на северном склоне. Раздается глухой рокот, и новые камни, большие и малые, скатываются в равнину по южному склону священного пика, а потом Паха Сапа видит действие землетрясения, когда сами скалы словно становятся жидкими, переливающимися, и многие мили лесов и лугов складываются и перестраиваются, как встряхиваемая одежда из бизоньей шкуры или меховое одеяло.

Нет. Из камня что-то появляется.

Несколько мгновений Пахе Сапе кажется, будто оно извергается из самих скал, прорывается из камня наружу, но потом он перефокусирует взгляд на близкое видение, и ему становится ясно, что сама гора меняет форму, очертания, переформируется.

Из скалы, смотрящей на юг, под тем местом, где Паха Сапа лежал и молился несколько дней и ночей, возникают четыре гигантских лица. Это лица вазичу, мужские лица, хотя первое появившееся лицо вполне могло бы принадлежать и старухе, если бы не волевая линия подбородка. Второе лицо, появляющееся из гранитного утеса, словно клюв и голова птенца из серого яйца с толстой скорлупой, принадлежит вазикуну с длинными волосами, еще более длинным подбородком, чем у крайнего слева женоподобного вазикуна, и устремленным вдаль взглядом. Он смотрит на Паха Сапу и зримых пращуров. У третьей головы — что-то вроде козлиной бородки, какие носят некоторые вазичу, но строгие черты и бесконечно грустные глаза. У четвертой и последней головы, расположенной между тем, кто смотрит вдаль, и тем, грустным, у кого козлиная бородка, подобие усов над улыбающимися губами, а вокруг глаз какие-то круги, сделанные вроде бы из металла и стекла. Сильно Хромает с каким-то сожалением, как казалось Паха Сапе, говорил о третьем и четвертом глазах, надеваемых некоторыми вазичу на собственные глаза, когда те начинают слабеть; он даже произнес слово, каким они называют эти глаза: очки.

— Что…

Паха Сапа должен спросить, что означают эти страшные головы, пусть голос его наги звучит жалко даже для его собственных ушей.