Уровни жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джулиан Барнс cтр.№ 5

Халат ее — bleu de ciel, цвета неба, куда они больше не поднимались. Оба теперь оказались привязаны к земле. В 1909 году, после пятидесяти пяти лет замужества, Эрнестина умерла. В тот же год Луи Блерио совершил перелет через Ла-Манш, окончательно подтвердив веру Надара в летательные аппараты тяжелее воздуха; воздухоплаватель телеграммой поздравил летчика. Блерио поднимался в воздух, а Эрнестину в это время опускали в землю. Блерио был в полете, а Надар в это время остался без руля и без ветрил. Эрнестину он пережил совсем не намного: в марте 1910 года Надар скончался в окружении своих кошек и собак.

К этому времени мало кто вспоминал его достижение в Пти-Бисетре осенью 1858 года. Сохранившиеся аэростатические фотографии лишь с большой натяжкой можно назвать удовлетворительными: требуется немалое усилие, чтобы вообразить восторг, с каким они были встречены. Но снимки эти знаменуют переломный этап взросления мира. Впрочем, весьма вероятно, что это звучит слишком напыщенно и выдает желаемое за действительное. Весьма вероятно, что мир развивается не за счет продвижения к зрелости, а за счет поддержания вечного отрочества, способного к восторженным открытиям. И все же это был переломный этап процесса познания. Условное наскальное изображение человека, первое зеркало, развитие портретной живописи, наука фотографии — каждый из этих шагов позволял людям отчетливее и беспристрастнее разглядеть самих себя.

Если даже мир по большей части пребывал в неведении относительно событий в Пти-Бисетре, события уже не могли повернуть вспять, перемены уже не имели обратной силы. И грех высоты был смыт.

Прежде крестьянин, устремлявший взор в небеса, к обители Бога, страшился грома, града и Божьего гнева, возлагая надежды на солнце, радугу и Божье благоволение. Теперь настали времена, когда крестьянин, устремляя взор в небеса, видел вместо всего перечисленного не столь уж страшное явление полковника Фреда Бёрнаби с сигарой в одном кармане и мелочью на полсоверена в другом; явление Сары Бернар и ее автобиографического кресла; явление Феликса Турнашона в настоящем плетеном домике с буфетной, латриной и фотостудией.

Единственные дошедшие до нас аэростатические фотографии Надара датированы 1868 годом. Ровно век спустя, в декабре 1968-го, на Луну стартовала миссия «Аполлон-8». Накануне Рождества космический корабль облетел обратную сторону Луны и вышел на лунную орбиту. Астронавты первыми из представителей рода человеческого наблюдали явление, для которого потребовался новый термин: «восход Земли». Пилот лунного модуля Уильям Андерс с помощью специально адаптированной для этой цели фотокамеры «Хассельблад» сделал снимки двух третей земной поверхности на фоне ночного неба. На его фотографиях Земля с вуалью из перистых облаков, спиралями штормовых вихрей, ярко-синими морями и будто заржавленными континентами. Впоследствии генерал-майор Андерс размышлял: «Мне кажется, этот восход Земли был для каждого из нас как удар в солнечное сплетение… Мы оглядывались на свою планету, на то место, откуда мы произошли. Наша Земля казалась красочной, притягательной и хрупкой в сравнении с весьма грубой, изрезанной, разбитой, даже унылой лунной поверхностью. Думаю, всех поразило, что мы преодолели двести сорок тысяч миль, чтобы увидеть Луну, а смотреть хотелось только на Землю».

В свое время снимки Андерса воспринимались столь же тревожными, сколь и прекрасными; таковыми они остаются по сей день. Посмотреть на нас самих издалека, внезапно сделать субъективное объективным — от этого недолго испытать психологический шок. Но эти две сущности первым соединил — пусть с высоты всего пары сотен метров, пусть в черно-белом изображении, пусть всего нескольких видов Парижа — не кто иной, как огнегривый Феликс Турнашон.

Соединить две сущности, которые никто прежде не соединял: когда сработает, а когда и нет. Пилатр де Розье, первый человек, совершивший полет на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, рассчитывал также первым перелететь через Ла-Манш — из Франции в Англию. С этой целью он сконструировал аэростат с двумя баллонами: верхний наполнялся водородом для ускорения подъема, а нижний — для лучшей маневренности — горячим воздухом. Соединив эти две сущности, он дождался благоприятного ветра и 15 июня 1785 года стартовал из Па-де-Кале. Прекрасный новый аппарат быстро набрал высоту, но не дотянул даже до береговой линии, потому что в верхней части водородного баллона возникло пламя, и весь аэростат, на который возлагались такие надежды, вспыхнул, по словам одного очевидца, как небесный газовый фонарь, а потом рухнул на землю, погубив пилота и его помощника.

Соединить двух человек, которых никто прежде не соединял, — и мир, возможно, изменится, а возможно, и нет. Они могут рухнуть и загореться или загореться и рухнуть. Но порой — порой возникает нечто качественно новое, и тогда мир меняется. Вместе, при первом подъеме, давая первое оглушительное чувство подъема, они составляют нечто большее, чем по отдельности. Вместе они видят и дальше, и отчетливей. Естественно, любовь порой распределяется неравномерно; иное, по-видимому, случается редко. Проще говоря, как осажденные парижане в 1870–1871 годах получали ответы на свои письма? Можно запустить воздушный шар с площади Сен-Пьер и уповать, что он приземлится в каком-нибудь подходящем месте; однако никак нельзя уповать на то, что ветры, даже самые патриотичные, принесут его обратным рейсом на Монмартр. Какие только уловки для этого не предпринимались: например, ответную корреспонденцию помещали в большие металлические сферы и сплавляли вниз по течению в сторону города, чтобы там выловить их сетями. Более очевидное решение представляла собой голубиная почта; некий энтузиаст из Батиньоля предоставил в распоряжение властей свою голубятню: с каждым рейсом осадного стратостата можно было отправлять корзину с голубями, и птицы возвращались бы с письмами. Но, сравнив грузоподъемность аэростата и одного голубя, вы легко представите себе, сколько весит разочарование.

По свидетельству Надара, решение предложил инженер, служивший на сахаро-рафинадном заводе. Письма, адресованные в Париж, надлежало писать разборчивым почерком, на одной стороне листа, а сверху указывать адрес получателя. Затем на почтамте сотни писем укладывали рядами на большом экране и фотографировали. Полученное изображение подвергали микрографии, отправляли с почтовым голубем в Париж и там увеличивали до приемлемого размера. После этого письма раскладывали по конвертам и доставляли по указанным адресам. За неимением лучшего годился и такой способ; вообще говоря, это был триумф техники. Но вообразите влюбленную пару, где сторона способна пространно писать о личном на обеих сторонах листа и прятать в конверт, тогда как другая скована требованиями краткости и пониманием, что их чувства станут достоянием фотографа и почтовых служащих. Хотя… не так ли порой чувствует и ведет себя любовь?

Сару Бернар на протяжении всей ее жизни фотографировали Надары — сначала отец, потом сын. Во время первой фотосессии ей было около двадцати лет; в ту пору Феликс Турнашон занимался также другим, столь же пафосным, хотя и не столь долговечным предприятием: своим «Гигантом». Сара пока еще не стала «Божественной»: она безвестна, честолюбива, однако на фотопортретах уже выглядит звездой. Снимается она в незатейливых позах, завернувшись в бархатную накидку или необъятную шаль. Плечи оголены; из драгоценностей — только маленькие сережки с камеями; в волосах — ничего. На теле — тоже: по всем красноречивым признакам, под накидкой, под шалью ничего нет. Лицо скрытное и оттого привлекательное. Разумеется, актриса необыкновенно хороша, причем скорее на сегодняшний вкус, нежели по меркам того времени. Выглядит она воплощением правдивости, театральности и тайны, совмещая в себе все эти абстракции. Надар оставил и фотографию обнаженной натуры, в которой многие признают все ту же Сару. На этом снимке изображена оголенная до пояса женщина, одним глазком выглядывающая из-за раскрытого веера. Во всяком случае, портреты Сары, кутающейся в накидку и шаль, куда более эротичны.