Позади него, где-то в овраге, раздался стрекот белки и веселый голос Айникки.
И тут Карху обернулся так быстро, как не смог бы ни один медведь, и уж тем более человек, и кинулся назад.
Айникки уже почти взобралась на пригорок, когда рядом с ней раздалось беличье стрекотание. Девушка остановилась и обернулась. Белка сидела на снегу совсем рядом с ней, вытянув любопытную мордочку и задрав пушистый хвост. Айникки присела на корточки и протянула белке ладонь.
— Ну здравствуй, лесная золотинка! — улыбаясь, сказала она. — Эх, угостить тебя нечем!
Белка вдруг отскочила, сделала еще прыжок и оглянулась, словно приглашая девушку последовать за ней…
«Она в самом деле хочет, чтобы я за ней пошла!» — с волнением подумала Айникки.
Когда-то давно Ильмо ей говорил: если лесному зверю что-то надо от человека, на это всегда есть важная причина. Просто так, из баловства, никогда не позовут. Айникки вспомнила, как ее кошка так же звала ее за собой, оглядываясь и мявкая, пока не привела к ямке, где лежали ее первые новорожденные котята, как будто спрашивала: «Подскажи, помоги!»
Поэтому Айникки, почти не раздумывая, съехала с холмика обратно в овраг… А белочка все скакала, озираясь — куда-то ее приманивая.
Когда взгорок скрылся за поворотом, белка остановилась и снова подскочила к ней.
— Ну что, привела? — спросила Айникки, протягивая руку.
Белочка смело вскочила на ладонь — и тут все поплыло у Айникки перед глазами. Больше не было рыжего лесного зверька — нарядная девочка лет десяти тянула ее за руку, быстро говоря взволнованным шепотом:
— Скорее! Бежим отсюда!
— Это ты! — Айникки запнулась, не зная, каким именем назвать старую знакомицу.
Она сразу узнала ее. Ту самую странную девочку, не пойми чью сестру, которая вывела ее из бани, где загубил девушек кровопийца Рауни. Еще и тогда ей стало ясно, что девочка эта — не человек. Видно, она какой-то лесной дух, который невесть почему взялся ей помогать…
— Что встала? — сердито зашептала девочка. — Давай, шевелись! Надо выбраться из оврага, здесь уж больно земля нехороша, а дальше я тебя как-нибудь выведу…
— Что случилось? — тоже шепотом спросила Айникки, послушно следуя за ней.
Но больше одного шага сделать не сумела. Позади нее раздалось угрожающее звериное ворчание.
— Не успели! — с досадой проговорила девочка, выпуская ее руку.
Айникки, дрожа, оглянулась. Лучше бы она этого не делала. Прямо за ее спиной, шагах в пяти, поднималось на дыбы чудовище — огромный хийси в облике белого медведя. Когтистые лапы нависали прямо над ней, распахнутая пасть скалилась кривыми желтыми клыками. Блекло-голубые глаза медведя были полны злобы и чего-то худшего — словно темный ледяной яд из них выплеснулся, да прямо Айникки в мозг. Едва ли нашелся бы человек, который это вынес. Колени Айникки подогнулись, она потеряла сознание и упала в снег. А девочка и медведь остались стоять над ней, меряясь взглядами, и ни один из них не отступил ни на шаг. Темный яд, бурлящий в глазах Карху, разбивался о стену ровного ясного огня. Потом медведь словно сморщился, уменьшился ростом и обратился в человека. Человека с медвежьей тенью.
— Поздно спохватилась, богиня, — сказал Карху. — Тут уже не твоя земля.
— Непросто найти того, кого сама земля прячет, — довольно миролюбиво сказала Ильматар. — Отдай мне девушку, поищи себе другую пищу.
— А зачем она тебе?
— Это мое дело. Отдай, внакладе не останешься.
Карху на миг задумался.
— Нет уж, теперь точно не отдам, — ответил он. — Сдается мне, не случайно эта девица подвернулась на моем пути. Раз ее сама богиня охраняет… Лучше разберусь сам!
— Ты силен на своей земле, Карху, — покачав головой, произнесла Ильматар, — но не забывай, что ты еще не бог. И не станешь им, я это тебе обещаю. От своего имени… и от имени прочих.
— А какое мне до вас дело? — пожал плечами Карху. — Разве теперь, чтобы стать богом, нужно получить грамоту с печатью Голубых полей?
Ильматар не ответила, наклонилась, чтобы поднять Айникки. Но… не смогла оторвать ее от земли. То ли девушка стала такой тяжелой, не по силам даже богине — то ли земля держала ее снизу. Карху смотрел на усилия Ильматар и посмеивался.
— Забери ее, если сможешь, — ухмыляясь, сказал он. — Видишь, я даже не препятствую.
Девочка-Ильматар покраснела от гнева.
— Тебе это еще аукнется, Когтистый Старец! — посулила она. — И гораздо скорее, чем ты думаешь!
Карху глянул на нее насмешливо, одной рукой поднял Айникки, забросил к себе на плечо и, не поворачиваясь, ушел в сторону границы Похъёлы.
Когда Айникки пришла в себя, вокруг снова был заснеженный лес. Она полулежала рядом с Карху, уже привычно укрытая полой его дохи с ног до самых глаз, а он сидел, привалившись к дереву, и задумчиво глядел на небольшой догорающий костерок.
— Где медведь? — дернулась она, вспомнив свое последнее видение.
— Какой? — равнодушно спросил Карху. — А, тот… Он ушел.
— Ты прогнал его?
Карху кивнул. Айникки высвободилась из-под его дохи и села рядом.
— А где девочка?
На этот раз Карху вовсе не ответил, а вместо этого устремил на девушку особый взгляд, от которого Айникки снова замутило. Она знала, что так смотрят колдуны… знала и зачем они так смотрят. Ей вдруг показалось, что Карху изменился, что он совсем не такой, каким она уже успела его узнать, — и даже контуры тела у него нечеткие, все равно как в тот миг, когда белка превращалась в лесного духа… А позади него лежала тень — огромная, нечеловеческая!
— Почему тебя защищает богиня? — спросил Карху, не сводя с нее тяжелого взгляда.
— Я не знаю… — ответила Айникки, борясь с дурнотой.
Ей казалось, что он читает ее мысли, видит ее насквозь. Ей стало страшно — почти так же страшно, как в тот миг, когда она увидела чудовище у себя за спиной. Все ее чувства вдруг закричали: «Надо спрятать ребенка!» Айникки испуганно прижала обе руки к животу и отшатнулась от чародея.
Внезапно Карху расхохотался. Она себя выдала.
Глава 23
Воздушная тюрьма
Путь в Туонелу почти не запомнился Ильмо. Внизу мелькали скалы, гряда за грядой, наверху сияло солнце, и каждый раз, как его луч бил Ильмо в глаза, ему казалось, что у него расколется от боли голова. Кровь заливала ему глаза, склеивала ресницы. Ледяной воздух бил в лицо, выстуживая из тела последнее тепло. В одежду, больно прищемив кожу, впивались когти туна, словно железные крючья, пронзающие тело. Когда тун уставал, он поднимался повыше, разжимал когти, и Ильмо, кувыркаясь, летел вниз — а возле самых скал его подхватывал другой тун — и всё начиналось сначала. Туны развлекались таким манером почти всю дорогу и унялись, только когда поняли, что полумертвый Ильмо все равно не осознаёт, что с ним творится.